Пресс-секретарь кивнул и сказал, что ситуация на других фронтах не ясна – израильское командование отвечает на запросы по военной связи открытым текстом, состоящим из одних ругательств на иврите. Это несколько разрядило довольно мрачную обстановку, которая была вначале, несколько человек в зале засмеялось, и пресс-конференция закончилась.
Когда после пресс-конференции они шли в гостиницу отсыпаться, милостиво отпущенные Ярошенко «до новых распоряжений», Ариель вспомнил фразу времен «холодной войны», которую слышал от отца.
– Войны не будет, – сказал он, – но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется.
5. Ни мира, ни войны
«Где-то я уже об этом читал, – думал Кузниц, – в каком-то фантастическом рассказе, американца какого-то, Шекли что ли? Там тоже современное, а потом и вообще всякое оружие исчезло, но люди продолжали драться «на кулачках». Не верил этот американец в человечество – мол, инстинкт войны у человека в генах и нельзя его уничтожить. Но у нас, пожалуй, все по-другому – больше напоминает ситуацию на фронте во время революции. – Он вспомнил лозунг Троцкого «Ни мира, ни войны» и подумал: – Вот и у нас так, «ни мира, ни войны», хотя братания, правда, пока нет, но и желания драться «на кулачках» – тоже».
Он сидел в Верхних садах у самого парапета. За парапетом круто шла вниз отвесная крепостная стена, под ней виднелись узкие улочки и лестницы Нижнего города, а за ними открывался вид на бухту с фортами Викториоза и Бир-гу, возле мощных стен которых стояли корабли Коалиции.
В свете последних событий Кузницу показалось, что вид у кораблей какой-то растерянный и уж, во всяком случае, не боевой. Отнюдь не боевой вид был и у солдат, сидевших на скамейках и валявшихся на газонах в Саду за спиной Кузница, – вид у них был скорее потерянный: вдруг исчезла цель, не понятно было, как воевать и зачем вообще они здесь. У них неожиданно отобрали то, что их делало солдатами, – упоительное чувство безответственности: солдат не думает, за него думает командование. Теперь надо было думать самому – командование пребывало в не меньшей растерянности и приказы отдавало нелепые и невыполнимые.
Последний приказ был изучать приемы самбо и дзюдо. В Сад доносились истошные крики сержантов, отрабатывающих эти самые приемы с личным составом комендантской роты, охранявшей штаб.
«Надо будет теперь выбрать в каждой армии по богатырю, и пусть они в честном кулачном бою до первой крови решают судьбу Европы», – грустно усмехнулся Кузниц.
– Сидишь, солдатик? – Кузниц обернулся и увидел капитана Гонту – капитан был человек простой и ко всем обращался на «ты».
– Здравия желаю, товарищ капитан! – Кузниц встал и отсалютовал на английский манер, что было нарушением устава, но уж больно ему нравился этот лихой жест.
– Сиди-сиди, лейтенант. Вольно, – сказал Гонта, сел рядом и спросил: – А где же твои «бойцы невиданного фронта»? – «Невиданный фронт» надо было понимать как шутку, и Кузниц вежливо улыбнулся и ответил:
– Их полковник засадил за отчеты, а я свой уже написал.
– А кому ты отчеты пишешь, этому пижону из IAO? – спросил капитан Гонта и хитро прищурился.
«Дался им этот Эджби, – подумал Кузниц, – но мне скрывать нечего», – и ответил:
– Я ему устно докладываю.
– Вот как? – Гонта удивленно посмотрел на него.
– Ну да, – продолжил Кузниц, – докладываю, где новый бар открылся и где кофе лучше готовят – мы с ним большие любители кофе.
– Все шутишь, лейтенант, – сказал Гонта. – Ну смотри – твое дело. Но не забывай, что ты все-таки гражданин Украины, хотя и грек, или кто ты там?
– Немец, – ответил Кузниц, но Гонта уже его не слушал. Он встал и, переваливаясь на кривых ногах, пошел в сторону штаба.
На ходу он сверлил взглядом солдат, развалившихся на скамейках, явно ожидая, что они будут отдавать ему честь, но воины Ее Величества чужих офицеров, особенно из Supporting Force, не жаловали, и никто из них не обращал на него ни малейшего внимания.
У выхода из Сада Гонта вдруг остановился, и Кузниц наконец-то понял, что его насторожило во внешности капитана, насторожило сразу, как только тот повернулся спиной, но понял он это только сейчас, когда Гонта остановился, – на спине капитана, ниже левой лопатки, виднелось большое черное пятно.
«Так это ж в него попали!» – ужаснулся Кузниц. Если бы не превратилось оружие в лазерные игрушки, лежал бы уже капитан в госпитальном морге – как раз напротив сердца было пятно. «Так значит, он участвовал в контрнаступлении на остров Гоцо, – подумал Кузниц, и тут ему в голову пришла странная мысль: – А может, он уже мертвец, живой труп, зомби, так сказать; может быть, все, в кого попали лазерные лучи, тоже как-то переродились и теперь ими управляет тот, кто творит эти чудесные превращения?».
Но думать дальше было некогда, он посмотрел на часы и заторопился к выходу – до встречи с Эджби оставалось всего полчаса и надо было еще зайти в штаб, доложиться.
На встречу с Эджби Кузниц опоздал на пятнадцать минут, Ярошенко поймал его у входа в штаб, затащил к себе и заставил перевести последний приказ командующего Силами Коалиции на Мальте. Собственно, не весь приказ – остальное Ярошенко интересовало не очень, – а только то, что касалось их украинского отряда.
В приказе отряду предписывалось в трехдневный срок покинуть зону боевых действий и отбыть на родину, «согласно договоренностям, достигнутым между правительством Украины и правительствами стран коалиции».
Эти самые «договоренности» неожиданно стали причиной небольшого филологического диспута. Ярошенко прочитал перевод, ничего не сказал по поводу содержания – видимо, все уже знал, – зато заметил сварливо:
– Надо писать «согласно договоренностей», лейтенант, а еще университет закончили.
– Я университетов не кончал, – ответил Кузниц, – иняз военный всего лишь, а писать надо «согласно договоренностям».
– Кто сказал?
– В словаре так, и вообще так принято.
– В армии свой язык! – отрезал Ярошенко, завершая диспут, и добавил: – Этот приказ пока тайна, – он показал на гриф «High ranking officers eyes only», – так что, смотрите, никому ни слова.
– Конечно, – заверил его Кузниц, – я же понимаю – подписку давал. «Вот и закончилась моя война, – подумал он при этом, – Инга будет рада», – и был отпущен на два часа, до сеанса связи с Украиной.
Эджби ждал его в итальянском кафе «Джино Маргарино». Он сидел за столиком в углу, и перед ним уже стояла чашка «экспрессо», который был в этом кафе особенно крепким и ароматным. На эту кондитерскую они с Эджби набрели случайно, гуляя по улице Республики – главной улице столицы Островов, и с тех пор стали здесь встречаться. Кофе был тут особенно хорош, и военные сюда забредали редко.
– Привет, – сказал Эджби и посмотрел на свой «Роллекс», – ты, кажется, немного опоздал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Когда после пресс-конференции они шли в гостиницу отсыпаться, милостиво отпущенные Ярошенко «до новых распоряжений», Ариель вспомнил фразу времен «холодной войны», которую слышал от отца.
– Войны не будет, – сказал он, – но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется.
5. Ни мира, ни войны
«Где-то я уже об этом читал, – думал Кузниц, – в каком-то фантастическом рассказе, американца какого-то, Шекли что ли? Там тоже современное, а потом и вообще всякое оружие исчезло, но люди продолжали драться «на кулачках». Не верил этот американец в человечество – мол, инстинкт войны у человека в генах и нельзя его уничтожить. Но у нас, пожалуй, все по-другому – больше напоминает ситуацию на фронте во время революции. – Он вспомнил лозунг Троцкого «Ни мира, ни войны» и подумал: – Вот и у нас так, «ни мира, ни войны», хотя братания, правда, пока нет, но и желания драться «на кулачках» – тоже».
Он сидел в Верхних садах у самого парапета. За парапетом круто шла вниз отвесная крепостная стена, под ней виднелись узкие улочки и лестницы Нижнего города, а за ними открывался вид на бухту с фортами Викториоза и Бир-гу, возле мощных стен которых стояли корабли Коалиции.
В свете последних событий Кузницу показалось, что вид у кораблей какой-то растерянный и уж, во всяком случае, не боевой. Отнюдь не боевой вид был и у солдат, сидевших на скамейках и валявшихся на газонах в Саду за спиной Кузница, – вид у них был скорее потерянный: вдруг исчезла цель, не понятно было, как воевать и зачем вообще они здесь. У них неожиданно отобрали то, что их делало солдатами, – упоительное чувство безответственности: солдат не думает, за него думает командование. Теперь надо было думать самому – командование пребывало в не меньшей растерянности и приказы отдавало нелепые и невыполнимые.
Последний приказ был изучать приемы самбо и дзюдо. В Сад доносились истошные крики сержантов, отрабатывающих эти самые приемы с личным составом комендантской роты, охранявшей штаб.
«Надо будет теперь выбрать в каждой армии по богатырю, и пусть они в честном кулачном бою до первой крови решают судьбу Европы», – грустно усмехнулся Кузниц.
– Сидишь, солдатик? – Кузниц обернулся и увидел капитана Гонту – капитан был человек простой и ко всем обращался на «ты».
– Здравия желаю, товарищ капитан! – Кузниц встал и отсалютовал на английский манер, что было нарушением устава, но уж больно ему нравился этот лихой жест.
– Сиди-сиди, лейтенант. Вольно, – сказал Гонта, сел рядом и спросил: – А где же твои «бойцы невиданного фронта»? – «Невиданный фронт» надо было понимать как шутку, и Кузниц вежливо улыбнулся и ответил:
– Их полковник засадил за отчеты, а я свой уже написал.
– А кому ты отчеты пишешь, этому пижону из IAO? – спросил капитан Гонта и хитро прищурился.
«Дался им этот Эджби, – подумал Кузниц, – но мне скрывать нечего», – и ответил:
– Я ему устно докладываю.
– Вот как? – Гонта удивленно посмотрел на него.
– Ну да, – продолжил Кузниц, – докладываю, где новый бар открылся и где кофе лучше готовят – мы с ним большие любители кофе.
– Все шутишь, лейтенант, – сказал Гонта. – Ну смотри – твое дело. Но не забывай, что ты все-таки гражданин Украины, хотя и грек, или кто ты там?
– Немец, – ответил Кузниц, но Гонта уже его не слушал. Он встал и, переваливаясь на кривых ногах, пошел в сторону штаба.
На ходу он сверлил взглядом солдат, развалившихся на скамейках, явно ожидая, что они будут отдавать ему честь, но воины Ее Величества чужих офицеров, особенно из Supporting Force, не жаловали, и никто из них не обращал на него ни малейшего внимания.
У выхода из Сада Гонта вдруг остановился, и Кузниц наконец-то понял, что его насторожило во внешности капитана, насторожило сразу, как только тот повернулся спиной, но понял он это только сейчас, когда Гонта остановился, – на спине капитана, ниже левой лопатки, виднелось большое черное пятно.
«Так это ж в него попали!» – ужаснулся Кузниц. Если бы не превратилось оружие в лазерные игрушки, лежал бы уже капитан в госпитальном морге – как раз напротив сердца было пятно. «Так значит, он участвовал в контрнаступлении на остров Гоцо, – подумал Кузниц, и тут ему в голову пришла странная мысль: – А может, он уже мертвец, живой труп, зомби, так сказать; может быть, все, в кого попали лазерные лучи, тоже как-то переродились и теперь ими управляет тот, кто творит эти чудесные превращения?».
Но думать дальше было некогда, он посмотрел на часы и заторопился к выходу – до встречи с Эджби оставалось всего полчаса и надо было еще зайти в штаб, доложиться.
На встречу с Эджби Кузниц опоздал на пятнадцать минут, Ярошенко поймал его у входа в штаб, затащил к себе и заставил перевести последний приказ командующего Силами Коалиции на Мальте. Собственно, не весь приказ – остальное Ярошенко интересовало не очень, – а только то, что касалось их украинского отряда.
В приказе отряду предписывалось в трехдневный срок покинуть зону боевых действий и отбыть на родину, «согласно договоренностям, достигнутым между правительством Украины и правительствами стран коалиции».
Эти самые «договоренности» неожиданно стали причиной небольшого филологического диспута. Ярошенко прочитал перевод, ничего не сказал по поводу содержания – видимо, все уже знал, – зато заметил сварливо:
– Надо писать «согласно договоренностей», лейтенант, а еще университет закончили.
– Я университетов не кончал, – ответил Кузниц, – иняз военный всего лишь, а писать надо «согласно договоренностям».
– Кто сказал?
– В словаре так, и вообще так принято.
– В армии свой язык! – отрезал Ярошенко, завершая диспут, и добавил: – Этот приказ пока тайна, – он показал на гриф «High ranking officers eyes only», – так что, смотрите, никому ни слова.
– Конечно, – заверил его Кузниц, – я же понимаю – подписку давал. «Вот и закончилась моя война, – подумал он при этом, – Инга будет рада», – и был отпущен на два часа, до сеанса связи с Украиной.
Эджби ждал его в итальянском кафе «Джино Маргарино». Он сидел за столиком в углу, и перед ним уже стояла чашка «экспрессо», который был в этом кафе особенно крепким и ароматным. На эту кондитерскую они с Эджби набрели случайно, гуляя по улице Республики – главной улице столицы Островов, и с тех пор стали здесь встречаться. Кофе был тут особенно хорош, и военные сюда забредали редко.
– Привет, – сказал Эджби и посмотрел на свой «Роллекс», – ты, кажется, немного опоздал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56