Одна из девчонок жестко, до боли, надавила мне на скулы, другая поднесла бутыль, я открыл рот. Девчонки прильнули ко мне, я ощутил их мягкие груди; откинувшись словно грудничок с пустышкой, я сосал и пил, пил и сосал из бутылки, как из острой мамкиной сиськи.
Пиво имело вкус сена. Оно лезло в горло, пенилось и шипело. Я полулежал, глядя в красивые подведенные глаза девицы, синие, как река, девице было не меньше четырнадцати, она с нежностью и умилением смотрела на меня. Я хотел забыться, заснуть у нее на руках, на глазах у меня выступили жгучие слезы. Заметив это, она осторожно убрала бутылку. Я успел всосать полбутылки, а девица вдруг приникла ко мне крашеными губами и поцеловала.
Остальные радостно захлопали. А сеструха вдруг одарила меня ласковым, почти влюбленным взглядом. Голова у меня пошла кругом, я сел, прислонившись к стене. Ниилу заставили опорожнить остаток, и, хотя он долго упирался, в конце концов тоже получил свою порцию аплодисментов. Отфыркиваясь, он расстегнул рубашку и вынул пластинку. Потом плюхнулся рядом со мной, сеструха тем временем завела проигрыватель.
Тут девки словно с ума посходили.
Пластинку прокрутили раз двадцать, точно.
Я сидел бок о бок с Ниилой и чувствовал, как меня распирает от счастья.
.
Потом мы стояли на дворе, зябко поеживаясь. С прозрачного неба опустилась на землю вечерняя прохлада; ночь будет студеной. Ниила все не уходил, видно, хотел спросить о чем-то, да все мялся. Наконец, затащил меня в гараж. Бесшумно, как всегда, прикрыл дверь, припал к моему уху.
– Как она делала? - спросил он шепотом.
Я обнял его за плечи.
– Высунь язык, - приказал я. - Не так, весь не надо.
Он засунул язык обратно, оставив торчать только розовый кончик - круглую, мокрую колбаску. Я высунул свой. С минуту мы так и стояли, не шевелясь. Потом я придвинулся и поцеловал его в соленый мальчишечий рот.
ГЛАВА 8
О том, как я смастерил "бревно", как открылся рот и как мы впервые взошли на сцену
.
Шестидесятые шли к концу, в мир с шумом ворвалась поп-музыка. Битлы съездили в Индию, научились там играть на ситаре, Калифорнию наводнили Дети цветов и психоделический рок, Англия кишела командами типа "The Kinks", "Procul Harum", "The Who", "Small Faces" и "The Hollies".
Но вся эта кутерьма почти не касалась Паялы. Сеструха из кожи вон лезла, пыталась следить за новинками, кинула даже медную проволоку на сосны у нашего дома вместо антенны, чтобы принимать средние волны, и ловила "Радио Люксембург" на наш допотопный ламповый радиоприемник. Иногда она уезжала в Кируну или Лулео на концерты - то на "Зе Шейнс" из Туоллуваары (в шестьдесят шестом эта группа выступала с Битлами), то на шведскую группу "Хеп Старз" [note 2], когда они случались проездом, - правда, перед такими поездками мать запиралась с сеструхой в комнате и часами читала ей нотации.
Да, велико расстояние между Паялой и внешним миром. Когда шведское телевидение в кои-то веки сподобилось показать нам эстрадный концерт, мы увидели запись Элвиса Пресли, сделанную много лет назад. Делать нечего, выбирать не приходилось. Помню, как я ерзал от нетерпения. Сеструха сняла защитную фанеру с линзы, загодя включила ток, чтобы экран успел прогреться; грелся он долго, как хлеб в печи - наконец, засветился. Какнесская телебашня в Стокгольме передала электросигналы, и они пустились в свой извилистый путь по стране. Ретрансляторы принимали сигналы, посылали их дальше и дальше, сигналы шли, как длиннющий товарняк, лязгающий вагонами, и вот, наконец, дотащились до Паяльской телемачты на гору Юпукка - сигналы преобразовались и горохом посыпались в наш черно-белый ящик.
И вот перед нами стоит он. Элвис. Еще до Германии, куда был отправлен тянуть солдатскую лямку, стоит на вершине своей славы, стройный, мужественный юноша, стоит и криво ухмыляется - черный лоснящийся чуб, ноги гибкие, как ершик для курительной трубки. Батя фыркнул и демонстративно ушел в гараж. Мать сделала вид, что вяжет - сама же глаз не могла оторвать от этого взмыленного самца в черной кожанке. Сеструха сгрызла все ногти и весь вечер потом прорыдала в подушку. А я стал мечтать о собственной гитаре.
На следующий день, вернувшись из школы, я спустился в подвал, где стоял верстак, и выпилил себе из деревоплиты что-то отдаленно напоминающее кузов гитары. Гвоздем прибил к нему доску. Натянул резинки вместо струн. Прикрепил шнурок так, чтобы можно было повесить это чудо-юдо на плечо.
Единственным укромным местом был гараж. Туда-то я и забрался, когда никто не видел, и, широко расставив ноги на цементном полу, окинул взором океан зрителей. Мне чудились крики, тысячи поклонниц бушевали у края сцены. Я решил исполнить" Jailhouse Rock " , эту песню я выучил наизусть с сеструхиной пластинки. Попробовал повертеть задом. Почувствовал, как музыка переполняет меня изнутри, захлестывает сильной и соленой волной. Схватил рулон туалетной бумаги, изображавший микрофон, и открыл рот. Запел. То была песня без слов - губы беззвучно двигались, как на школьном уроке пения. Я пел про себя, отстукивал такт, прыгал и рвал резинки с такой силой, что те шлепали по деревяшке.
Вдруг раздался щелчок, и я застыл от ужаса. На секунду мне показалось, что рев публики донесся аж до самой церкви. Но нет, я был один в гараже и скоро снова погрузился в свой воображаемый фильм. Я тонул в овациях, свете и гомоне. Ноги мои дрожали, сцена подо мной тряслась, я прогнулся назад, изобразив неимоверную дугу.
Тут я увидел Ниилу. Он, оказывается, прокрался в гараж и тихонько наблюдал за мной, бог знает, сколько времени. Я покраснел от стыда. Думал, он сейчас начнет издеваться, размажет меня как муху по стенке.
Лишь однажды мне довелось пережить подобный стыд. Дело было в туалете поезда. Я только что облегчился и стоял со спущенными штанами, вытирая задницу, как вдруг дверь открыли снаружи - проводница потребовала предъявить билет. Потом она говорила, что сначала постучалась. Черта с два!
Ниила присел на перевернутое ведро и задумчиво принялся расчесывать ссадину. Наконец, тихо спросил, чего это я поделываю.
– Играю, - промямлил я, абсолютно раздавленный.
Он долго молчал, рассматривая мою корявую самоделку.
– А можно попробовать? - выдавил он наконец.
Я решил, что он смеется надо мной. Но, к своему изумлению, понял, что он говорит всерьез. У меня будто камень с души свалился, я всучил Нииле гитару и показал ему, как держать. Он начал вторить мне, как я только что повторял за Элвисом, стал качаться взад-вперед.
– Ты ногами-то тоже вихляй, - наставлял я Ниилу.
– Зачем это?
– А девкам нравится!
Он смутился.
– Тогда ты пой.
Я небрежно схватил рулон, поднес его к губам, начал корчить рожи и разевать рот. Ниила неодобрительно скривился.
– Не, ты по-настоящему пой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Пиво имело вкус сена. Оно лезло в горло, пенилось и шипело. Я полулежал, глядя в красивые подведенные глаза девицы, синие, как река, девице было не меньше четырнадцати, она с нежностью и умилением смотрела на меня. Я хотел забыться, заснуть у нее на руках, на глазах у меня выступили жгучие слезы. Заметив это, она осторожно убрала бутылку. Я успел всосать полбутылки, а девица вдруг приникла ко мне крашеными губами и поцеловала.
Остальные радостно захлопали. А сеструха вдруг одарила меня ласковым, почти влюбленным взглядом. Голова у меня пошла кругом, я сел, прислонившись к стене. Ниилу заставили опорожнить остаток, и, хотя он долго упирался, в конце концов тоже получил свою порцию аплодисментов. Отфыркиваясь, он расстегнул рубашку и вынул пластинку. Потом плюхнулся рядом со мной, сеструха тем временем завела проигрыватель.
Тут девки словно с ума посходили.
Пластинку прокрутили раз двадцать, точно.
Я сидел бок о бок с Ниилой и чувствовал, как меня распирает от счастья.
.
Потом мы стояли на дворе, зябко поеживаясь. С прозрачного неба опустилась на землю вечерняя прохлада; ночь будет студеной. Ниила все не уходил, видно, хотел спросить о чем-то, да все мялся. Наконец, затащил меня в гараж. Бесшумно, как всегда, прикрыл дверь, припал к моему уху.
– Как она делала? - спросил он шепотом.
Я обнял его за плечи.
– Высунь язык, - приказал я. - Не так, весь не надо.
Он засунул язык обратно, оставив торчать только розовый кончик - круглую, мокрую колбаску. Я высунул свой. С минуту мы так и стояли, не шевелясь. Потом я придвинулся и поцеловал его в соленый мальчишечий рот.
ГЛАВА 8
О том, как я смастерил "бревно", как открылся рот и как мы впервые взошли на сцену
.
Шестидесятые шли к концу, в мир с шумом ворвалась поп-музыка. Битлы съездили в Индию, научились там играть на ситаре, Калифорнию наводнили Дети цветов и психоделический рок, Англия кишела командами типа "The Kinks", "Procul Harum", "The Who", "Small Faces" и "The Hollies".
Но вся эта кутерьма почти не касалась Паялы. Сеструха из кожи вон лезла, пыталась следить за новинками, кинула даже медную проволоку на сосны у нашего дома вместо антенны, чтобы принимать средние волны, и ловила "Радио Люксембург" на наш допотопный ламповый радиоприемник. Иногда она уезжала в Кируну или Лулео на концерты - то на "Зе Шейнс" из Туоллуваары (в шестьдесят шестом эта группа выступала с Битлами), то на шведскую группу "Хеп Старз" [note 2], когда они случались проездом, - правда, перед такими поездками мать запиралась с сеструхой в комнате и часами читала ей нотации.
Да, велико расстояние между Паялой и внешним миром. Когда шведское телевидение в кои-то веки сподобилось показать нам эстрадный концерт, мы увидели запись Элвиса Пресли, сделанную много лет назад. Делать нечего, выбирать не приходилось. Помню, как я ерзал от нетерпения. Сеструха сняла защитную фанеру с линзы, загодя включила ток, чтобы экран успел прогреться; грелся он долго, как хлеб в печи - наконец, засветился. Какнесская телебашня в Стокгольме передала электросигналы, и они пустились в свой извилистый путь по стране. Ретрансляторы принимали сигналы, посылали их дальше и дальше, сигналы шли, как длиннющий товарняк, лязгающий вагонами, и вот, наконец, дотащились до Паяльской телемачты на гору Юпукка - сигналы преобразовались и горохом посыпались в наш черно-белый ящик.
И вот перед нами стоит он. Элвис. Еще до Германии, куда был отправлен тянуть солдатскую лямку, стоит на вершине своей славы, стройный, мужественный юноша, стоит и криво ухмыляется - черный лоснящийся чуб, ноги гибкие, как ершик для курительной трубки. Батя фыркнул и демонстративно ушел в гараж. Мать сделала вид, что вяжет - сама же глаз не могла оторвать от этого взмыленного самца в черной кожанке. Сеструха сгрызла все ногти и весь вечер потом прорыдала в подушку. А я стал мечтать о собственной гитаре.
На следующий день, вернувшись из школы, я спустился в подвал, где стоял верстак, и выпилил себе из деревоплиты что-то отдаленно напоминающее кузов гитары. Гвоздем прибил к нему доску. Натянул резинки вместо струн. Прикрепил шнурок так, чтобы можно было повесить это чудо-юдо на плечо.
Единственным укромным местом был гараж. Туда-то я и забрался, когда никто не видел, и, широко расставив ноги на цементном полу, окинул взором океан зрителей. Мне чудились крики, тысячи поклонниц бушевали у края сцены. Я решил исполнить" Jailhouse Rock " , эту песню я выучил наизусть с сеструхиной пластинки. Попробовал повертеть задом. Почувствовал, как музыка переполняет меня изнутри, захлестывает сильной и соленой волной. Схватил рулон туалетной бумаги, изображавший микрофон, и открыл рот. Запел. То была песня без слов - губы беззвучно двигались, как на школьном уроке пения. Я пел про себя, отстукивал такт, прыгал и рвал резинки с такой силой, что те шлепали по деревяшке.
Вдруг раздался щелчок, и я застыл от ужаса. На секунду мне показалось, что рев публики донесся аж до самой церкви. Но нет, я был один в гараже и скоро снова погрузился в свой воображаемый фильм. Я тонул в овациях, свете и гомоне. Ноги мои дрожали, сцена подо мной тряслась, я прогнулся назад, изобразив неимоверную дугу.
Тут я увидел Ниилу. Он, оказывается, прокрался в гараж и тихонько наблюдал за мной, бог знает, сколько времени. Я покраснел от стыда. Думал, он сейчас начнет издеваться, размажет меня как муху по стенке.
Лишь однажды мне довелось пережить подобный стыд. Дело было в туалете поезда. Я только что облегчился и стоял со спущенными штанами, вытирая задницу, как вдруг дверь открыли снаружи - проводница потребовала предъявить билет. Потом она говорила, что сначала постучалась. Черта с два!
Ниила присел на перевернутое ведро и задумчиво принялся расчесывать ссадину. Наконец, тихо спросил, чего это я поделываю.
– Играю, - промямлил я, абсолютно раздавленный.
Он долго молчал, рассматривая мою корявую самоделку.
– А можно попробовать? - выдавил он наконец.
Я решил, что он смеется надо мной. Но, к своему изумлению, понял, что он говорит всерьез. У меня будто камень с души свалился, я всучил Нииле гитару и показал ему, как держать. Он начал вторить мне, как я только что повторял за Элвисом, стал качаться взад-вперед.
– Ты ногами-то тоже вихляй, - наставлял я Ниилу.
– Зачем это?
– А девкам нравится!
Он смутился.
– Тогда ты пой.
Я небрежно схватил рулон, поднес его к губам, начал корчить рожи и разевать рот. Ниила неодобрительно скривился.
– Не, ты по-настоящему пой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57