– БАМ-БАМ… БАМ-БАМ…
Ага, нет, играет! Тяжелые аккорды. И заводной голос Элвиса.
Я стоял как вкопанный, забывая сглатывать слюну, которая струйкой текла с губы. Чувствовал, как кружится голова, как сперло дыхание.
Вот оно будущее. Вот как оно звучит. Музыка, похожая на гудки асфальтоукладчиков, на их нескончаемый грохот, на вой сирены, зовущий к багряному небосклону, окрашенному лучами рассвета.
Я нагнулся и выглянул в окошко. Из выхлопной трубы грузовика шел дым, я понял, что укладка началась. Но это был не черный, лоснящийся асфальт. Это был асфальтобетон. Грязно-серый, узловатый, уродливый асфальтобетон.
Вот по чему мы, паяльцы, покатим в будущее.
.
Когда машины, наконец, убрались восвояси, я начал потихонечку обследовать окрестности. Мир перед глазами рос с каждым шагом. Новая асфальтированная дорога соединялась с другими новыми дорогами, мимо тянулись пустынные тенистые парки, громадные псы облаивали меня, беснуясь на звенящей цепи. Чем дальше я шел, тем больше картин открывалось мне. Мир был бесконечен, он все время рос и, когда я понял, что могу идти вот так сколь-угодно долго, я почувствовал головокружение, почти до тошноты. Набравшись храбрости, я спросил отца, который намывал свой новенький "вольво":
– А земля большая?
– Ужасно большая, - ответил отец.
– Но у нее же есть край?
– Есть. В Китае.
От такого прямого ответа мне стало немного легче на душе. Значит, если долго идти, то рано или поздно дойдешь до края. И край этот - в царстве мяукающих узкоглазых людей на другой стороне земли.
Стояло лето, жара была невыносимой. Я лизал ледяное мороженое, оно капало и намочило мне рубашку. Вышел со двора, покинул свою крепость. Изредка оглядывался назад, чтобы увериться, что не заблудился.
Пошел на детскую площадку (на самом деле это был старый выгон, который затесался посреди поселка). Поселковые власти поставили здесь качели, и вот я плюхнулся на узкое сиденье. Начал энергично раскачивать цепи, чтобы набрать скорость.
Внезапно я почувствовал, что за мной наблюдают. На горке сидел какой-то пацан. Он расположился на самой верхушке, будто собираясь скатиться. Но вместо этого, словно гриф, застыл в выжидательной позе и смотрел на меня во все глаза.
Я насторожился. Что-то с этим парнем не так. Не было его там, когда я пришел, он точно с неба свалился. Я притворился, что не заметил его, и принялся раскачиваться: качели взлетали так высоко, что цепи обмякали в моих руках. Зажмурился, слушая, как замирает в желудке, когда качели ускоряют свой бег к земле и, поравнявшись с ней, стреляют ввысь.
Когда я открыл глаза, он уже сидел в песочнице. Он, что, туда на крыльях перелетел? Я не слышал ни звука. Мальчик, по-прежнему, пристально разглядывал меня, сидя ко мне боком.
Я замер, качели замедлили ход. Тут я подпрыгнул, кувыркнулся через голову и плюхнулся на траву. Стал разглядывать небо. Белые облака бежали над рекой. Они напоминали больших пушистых барашков, спящих на ветру. Когда я закрыл глаза, то увидел, как по внутренней стороне век бегают какие-то букашки. Маленькие черные точки, ползающие по красной пелене. Я зажмурился крепче и обнаружил, что в животе у меня бегают фиолетовые лилипуты. Они карабкались друг на дружку, образуя узоры. Еще там были разные звери, там открывался целый мир. Меня вдруг поразила мысль - мир состоит из множества кулечков, повязанных один поверх другого. Сколько ни развязывай - внутри всегда будет новый.
Я открыл глаза и вздрогнул от неожиданности. Рядом со мной лежал тот мальчик. Он растянулся на спине почти вплотную ко мне, так что я чувствовал его тепло. Лицо у него было удивительно маленькое. Сама голова была нормальная, но вот черты лица сбились в кучу на крошечном участке. Словом, лицо как у куклы, прилепленное на большой коричневый мяч. Коротко остриженные волосы с выхваченными кусками, на лбу засохшая корка ссадины, уже отваливающаяся. Он сощурил один глаз, верхний, в который попадало солнце. Нижний прятался в траве и был широко открыт, в огромном зрачке я видел свое отражение.
– Как тебя зовут? - поинтересовался я.
Он не ответил. Не шелохнулся.
– Микас синун ними он? - повторил я вопрос по-фински.
Тут он открыл рот. Улыбкой это назвать нельзя, но можно было разглядеть зубы. Они были желтые, давно не чищенные. Мальчик поковырял мизинцем в ноздре - остальные пальцы были слишком велики для этой тонкой работы. Я сделал то же самое. Извлекли каждый свою козявку. Он сунул свою в рот и проглотил. Я замялся. Тогда он выхватил и мою козявку и быстро отправил вслед за первой.
Так я понял, что он хочет подружиться со мной.
Мы сели в траве, и мне захотелось тоже произвести впечатление на моего нового приятеля.
– Можно поехать, куда захочешь!
Мальчик жадно слушал мои слова, но я не был уверен, что он понимает.
– Даже в Китай, - продолжил я.
Чтобы доказать серьезность моих слов, я поднялся и направился к дороге. Вальяжно, напустив на себя помпезную самоуверенность, чтобы не выдать волнение. Он увязался за мной. Мы дошли до церковной сторожки, выкрашенной в желтый цвет. У дороги стоял автобус: на нем явно приехали туристы, чтобы поглазеть на лестадианскую избу. Автобус стоял с открытой дверью для проветривания, водителя поблизости не было видно. Я вошел, втянув за собой приятеля. На немного отсыревших сиденьях разбросаны куртки и сумки. Мы спрятались сзади за спинкой последнего кресла. Вскоре в автобус, пыхтя и потея, начали карабкаться пожилые тетки, расселись по местам. Они говорили на каком-то гавкающем языке и большими глотками отхлебывали из бутылок с лимонадом. Потом к ним присоединились еще несколько пенсионеров. Подошел шофер, положил под губу заряд табака. И мы отправились в путь.
Молча, с округленными глазами мы смотрели на проплывающие картины. Вскоре мы оставили Паялу - крайние дома скрылись из виду - и поехали лесами. Я в жизни не видел столько деревьев, они тянулись бесконечно. Вдоль дороги стояли старые телеграфные столбы с фарфоровыми чашками, а между ними, в духоте, унылой дугой провисли тяжелые провода.
Нас заметили только, когда мы проехали много километров. Я случайно стукнулся в спинку сиденья, и сидевшая на нем тетенька с ноздреватыми щеками обернулась ко мне. Я предупредительно улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, порылась в сумочке и угостила нас диковинным мешочком с конфетами. Она что-то сказала, но я не понял что. Тогда она показала на шофера и спросила:
– Папа?
Я кивнул, натужно улыбаясь.
– Хабт ир хунгер? - снова спросила она.
Не успели мы сообразить, как она вручила нам по бутерброду с сыром.
После долгой тряски мы, наконец, затормозили на большой стоянке. Пассажиры высыпали наружу, я и мой приятель - с ними. Нашему взору открылось низкое широкое здание из бетона с плоской кровлей, из которой щетиной торчали высокие стальные антенны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57