Женщиной. Йа ходила в школу. Йа была лучшей маленькой гимнасткой в нашем классе, могла делать двойной кульбит и крутиться на брусьях, как никто другой из мойих знакомых. У меня были куклы Барби. Йа беспокоилась о свойем первом поцелуйе. Йа всегда любила сыруйу рыбу, даже когда другийе дети мечтали о «Макдоналдсе». Йа была человеческим существом несколько относительно счастливых лет. И как же йа превратилась… во что? Во что йа превратилась? Йа уже не была человеком, это точно… А чем? Просто страдайущим набором конечностей и органов, просто шматом кричащего мяса. Йа должна сказать, что с тех пор йа пришла к выводу, что не геройин довел меня до жалкого состоянийа, в котором йа находилась, хотя йа не умаляйу своей вины и больше в жизни не притронусь к этой дряни, даже йесли ейе будут раздавать на заправках. И все же теперь йа знайу, что меня чуть не прикончил чертов закон. Закон, который не только вышвырнул меня за рамки нормального общества, но также создал криминальнуйу среду, которайа страсть как хотела прибрать меня к рукам.
Забавно, но йа думайу, что на самом деле сослужила службу нормальному сообществу, вход в которойе мне был запрещен. О да, по свойему убежденийу йа была государственным служащим. В смысле, посудите сами, десяток парней за ночь, которым йа не давала избивать своих жен, и они все платили налоги в реальном мире, но йа не была частью этого мира. Меня каким-то образом вышвырнули вместе с Голди и Франсуа. И беднайа, беднайа Марийа, погребеннайа вместе со своим именем где-то на улице, в реке или канаве. Брошеннайа на улице провалившимся законом. Знайете, говорят, что правосудийе слепо, так вот, это, мать ейе, правда.
Ресторан «Фифе Фло», Харви-Николз
– Слушай, Эм, даже если Томми Хансен вышвырнул тебя из машины в Брикстоне и ты встретила черного парня, который назвал тебя обдолбанной шлюхой, это не дает тебе права читать мне мораль о моей жизни. Ты пригласила меня на обед, чтобы мне лекцию читать? – Лизи отодвинула тарелку с недоеденным салатом и прикурила сигарету. Она была высокая, красивая и известная. Представительница элитной породы вешалок, известных под названием «супермодель». Она ходила туда-сюда, чтобы заработать на жизнь, и ей это отлично удавалось. Эмили, съев весь свой салат, теперь считала себя обязанной помочь Лизи. В конце концов, она-то теперь здорова.
– Я не читаю тебе лекции.
– Читаешь. Ты превратилась в проповедницу из общества анонимных наркоманов.
– Я просто хочу сказать, что быть чистой – это здорово.
– Милая, тебе хорошо оттого, что ты чистая, потому что ты на наркотиках скатилась дальше некуда. Ты не могла ими управлять. Одна щепотка, и у тебя уже трусы на голове. Просто позор, господи. Для тебя быть чистой означает, что ты не тусуешься в клубе и не выставляешь себя полной дурой к восторгу падкого на жареное быдла. В моем же случае проблемы нет. Мне хорошо от наркотиков. Мне они нравятся.
– Никому не бывает хорошо от наркотиков, Лизи. Людям просто кажется, что им хорошо. Наркотики не дают тебе увидеть твои проблемы.
– Господи, если стать чистой означает, что начнешь говорить фразами из утреннего телешоу, то благодарю Бога, что я женщина богемная.
– Что ты сегодня принимала?
– Что хотела, то и принимала. Слушай, я на кокаине много лет. Немного герондота иногда, таблетки, экстази, всё такое, и мне это нравится, ясно? Более того, за все это время, что я нарушала половину законов этой страны, я поднялась на вершину своей профессии, сколотила состояние – побольше нескольких миллионов фунтов! – выступила несколько раз перед членами королевской семьи, открыла центр борьбы против рака груди вместе с женой премьер-министра и была награждена Орденом Британской империи. Неплохо для закоренелой преступницы? Более того, не подумай, что моя жизнь окутана тайной. Меня не один раз протащили в «Миррор». По справедливости, копы могли бы бросить меня в тюрягу много лет назад, но всем наплевать. В наркотиках нет ничего страшного, пока можешь позволить себе нормальную дурь и пока не засрешься и не начнешь ломать настоящие законы, те, которые считаются. Даже героин – это здорово…
– Ты сильно заблуждаешься, Лиз. Ты противоречишь самой себе.
– Даже героин, мать его. Убивает не герыч, убивает плохая дурь и то, что людям приходится делать, чтобы за нее заплатить. Единственное, что мне приходится делать, чтобы заплатить за мою дурь – и более того, за самую лучшую дурь – это ходить туда-сюда в крошечном кусочке шелка и хмуриться.
– Зависимость от героина – это не шутка, Лизи! Я видела, что люди до того скатываются…
– Вот именно, и, когда увидишь, что я совершаю кражи со взломом или торгую собой, чтобы забалдеть, похлопай меня по плечу и прочитай мне свою офигительно полезную лекцию. А пока не стоит беспокоиться. Посмотри на Эрика Клэптона: он был на этой дури много лет, написал за это время свои лучшие песни – не понимаю, зачем он вообще соскочил. А этот писатель – как его там? – Уилл Селф, он вмазывался герычем в самолете Джона Мейджора! Потрясающе, его даже не арестовали, всем насрать.
А сейчас он ведет юмористические викторины. Никто уже не обращает внимания на наркотики.
– Я полагаю, Клэптон соскочил, потому что ему была противна его зависимость.
– Отлично. Если тебе противна твоя зависимость, соскакивай. Лично мне моя не противна.
– Хорошо, хорошо. Я просто говорю, что ты не такая уж здоровая, как выглядишь.
– Я никогда и не говорила, что я здоровая.
– Ты чересчур худая, серьезно.
– Что? Чересчур худая, чтобы зарабатывать миллионы за год? Сделай одолжение. Слушай, Эм, я не говорю, что я не просираю свою жизнь. Еще как просираю. Я добавляю кучу кокса и таблеток в рисовые хлопья. Большинство наших девчонок так делают. Я просто хочу сказать, что это меня не убивает – более того, я выгляжу все еще потрясающе. Я тебе скажу, что меня убивает: сорок сигарет «Мальборо ред» в день – вот что меня убивает, а они легальные… Кстати, я заметила, что ты, милочка, вернулась к самым крепким со времени своего волшебного излечения.
Палата общин, Вестминстер
Питер знал, что его жизнь изменилась, и медицинские анализы тут ни при чем. Полицейские у двери приветствовали его. Девушка-гардеробщица, казалось, смотрит на него туманным взором. Едва знакомые коллеги и представители оппозиции подходили к нему и жали ему руку. Он вдруг очутился в окружении дружеских лиц. Однако он не был готов к приему, с которым столкнулся, войдя в зал впервые после своего несчастного случая.
Все встали как один и зааплодировали.
Он просто не мог в это поверить. Равно как и в то, что, когда он занял свое место на министерской скамье, министр внутренних дел, министр внутренних дел, ни больше ни меньше, повернулся и показал ему два поднятых больших пальца, перед тем как направиться к чемоданчику для секретных правительственных документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Забавно, но йа думайу, что на самом деле сослужила службу нормальному сообществу, вход в которойе мне был запрещен. О да, по свойему убежденийу йа была государственным служащим. В смысле, посудите сами, десяток парней за ночь, которым йа не давала избивать своих жен, и они все платили налоги в реальном мире, но йа не была частью этого мира. Меня каким-то образом вышвырнули вместе с Голди и Франсуа. И беднайа, беднайа Марийа, погребеннайа вместе со своим именем где-то на улице, в реке или канаве. Брошеннайа на улице провалившимся законом. Знайете, говорят, что правосудийе слепо, так вот, это, мать ейе, правда.
Ресторан «Фифе Фло», Харви-Николз
– Слушай, Эм, даже если Томми Хансен вышвырнул тебя из машины в Брикстоне и ты встретила черного парня, который назвал тебя обдолбанной шлюхой, это не дает тебе права читать мне мораль о моей жизни. Ты пригласила меня на обед, чтобы мне лекцию читать? – Лизи отодвинула тарелку с недоеденным салатом и прикурила сигарету. Она была высокая, красивая и известная. Представительница элитной породы вешалок, известных под названием «супермодель». Она ходила туда-сюда, чтобы заработать на жизнь, и ей это отлично удавалось. Эмили, съев весь свой салат, теперь считала себя обязанной помочь Лизи. В конце концов, она-то теперь здорова.
– Я не читаю тебе лекции.
– Читаешь. Ты превратилась в проповедницу из общества анонимных наркоманов.
– Я просто хочу сказать, что быть чистой – это здорово.
– Милая, тебе хорошо оттого, что ты чистая, потому что ты на наркотиках скатилась дальше некуда. Ты не могла ими управлять. Одна щепотка, и у тебя уже трусы на голове. Просто позор, господи. Для тебя быть чистой означает, что ты не тусуешься в клубе и не выставляешь себя полной дурой к восторгу падкого на жареное быдла. В моем же случае проблемы нет. Мне хорошо от наркотиков. Мне они нравятся.
– Никому не бывает хорошо от наркотиков, Лизи. Людям просто кажется, что им хорошо. Наркотики не дают тебе увидеть твои проблемы.
– Господи, если стать чистой означает, что начнешь говорить фразами из утреннего телешоу, то благодарю Бога, что я женщина богемная.
– Что ты сегодня принимала?
– Что хотела, то и принимала. Слушай, я на кокаине много лет. Немного герондота иногда, таблетки, экстази, всё такое, и мне это нравится, ясно? Более того, за все это время, что я нарушала половину законов этой страны, я поднялась на вершину своей профессии, сколотила состояние – побольше нескольких миллионов фунтов! – выступила несколько раз перед членами королевской семьи, открыла центр борьбы против рака груди вместе с женой премьер-министра и была награждена Орденом Британской империи. Неплохо для закоренелой преступницы? Более того, не подумай, что моя жизнь окутана тайной. Меня не один раз протащили в «Миррор». По справедливости, копы могли бы бросить меня в тюрягу много лет назад, но всем наплевать. В наркотиках нет ничего страшного, пока можешь позволить себе нормальную дурь и пока не засрешься и не начнешь ломать настоящие законы, те, которые считаются. Даже героин – это здорово…
– Ты сильно заблуждаешься, Лиз. Ты противоречишь самой себе.
– Даже героин, мать его. Убивает не герыч, убивает плохая дурь и то, что людям приходится делать, чтобы за нее заплатить. Единственное, что мне приходится делать, чтобы заплатить за мою дурь – и более того, за самую лучшую дурь – это ходить туда-сюда в крошечном кусочке шелка и хмуриться.
– Зависимость от героина – это не шутка, Лизи! Я видела, что люди до того скатываются…
– Вот именно, и, когда увидишь, что я совершаю кражи со взломом или торгую собой, чтобы забалдеть, похлопай меня по плечу и прочитай мне свою офигительно полезную лекцию. А пока не стоит беспокоиться. Посмотри на Эрика Клэптона: он был на этой дури много лет, написал за это время свои лучшие песни – не понимаю, зачем он вообще соскочил. А этот писатель – как его там? – Уилл Селф, он вмазывался герычем в самолете Джона Мейджора! Потрясающе, его даже не арестовали, всем насрать.
А сейчас он ведет юмористические викторины. Никто уже не обращает внимания на наркотики.
– Я полагаю, Клэптон соскочил, потому что ему была противна его зависимость.
– Отлично. Если тебе противна твоя зависимость, соскакивай. Лично мне моя не противна.
– Хорошо, хорошо. Я просто говорю, что ты не такая уж здоровая, как выглядишь.
– Я никогда и не говорила, что я здоровая.
– Ты чересчур худая, серьезно.
– Что? Чересчур худая, чтобы зарабатывать миллионы за год? Сделай одолжение. Слушай, Эм, я не говорю, что я не просираю свою жизнь. Еще как просираю. Я добавляю кучу кокса и таблеток в рисовые хлопья. Большинство наших девчонок так делают. Я просто хочу сказать, что это меня не убивает – более того, я выгляжу все еще потрясающе. Я тебе скажу, что меня убивает: сорок сигарет «Мальборо ред» в день – вот что меня убивает, а они легальные… Кстати, я заметила, что ты, милочка, вернулась к самым крепким со времени своего волшебного излечения.
Палата общин, Вестминстер
Питер знал, что его жизнь изменилась, и медицинские анализы тут ни при чем. Полицейские у двери приветствовали его. Девушка-гардеробщица, казалось, смотрит на него туманным взором. Едва знакомые коллеги и представители оппозиции подходили к нему и жали ему руку. Он вдруг очутился в окружении дружеских лиц. Однако он не был готов к приему, с которым столкнулся, войдя в зал впервые после своего несчастного случая.
Все встали как один и зааплодировали.
Он просто не мог в это поверить. Равно как и в то, что, когда он занял свое место на министерской скамье, министр внутренних дел, министр внутренних дел, ни больше ни меньше, повернулся и показал ему два поднятых больших пальца, перед тем как направиться к чемоданчику для секретных правительственных документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94