Попросить их об этом было нелегко: Катрин боялась натолкнуться на непонимание.
«Ну что ты за человек, Жан-Поль! – думала она. – Не мог известить меня о приезде хотя бы на денек раньше!»
Катрин и не предполагала, что в этот момент ее мать думает почти о том же. Хельга Гросманн считала неприличным то, что этот человек посмел назначить рандеву так поспешно. «Он обращается с ней, как с девкой по вызову. И она это терпит! Если бы была просто молодой, одинокой женщиной (их сейчас называют английским словом «сингл»), то подобное обращение еще можно было бы понять, да и то с трудом. А он, зная, что у нее семья, позволяет себе столь бесцеремонно и грубо вторгаться в нашу жизнь, перечеркивая все наши планы. Откуда такая наглость?»
– Данни, – неуверенно произнесла Катрин.
Даниэла подняла глаза от тарелки, сразу же почувствовав неладное. Мама называла ее этим коротким именем только в тех случаях, когда собиралась просить о чем-то необычном.
– Данни, – снова начала Катрин, – хочешь сегодня пойти с бабушкой в театр?
– А почему ты об этом спрашиваешь?
Катрин нервно перебирала вилкой овощи в своей тарелке.
– Я задала тебе совсем простой вопрос. Не можешь ли ты – я прошу тебя об этом – так же просто на него ответить?
– Сначала я хочу знать, что за этим кроется.
– Если ты сейчас возьмешь на себя мою долю обязанностей по уборке, то сможешь сегодня вечером пойти с бабушкой в Городской зал.
– Ах, вот как! Ты снова отправляешься крутить шуры-муры!
– Даниэла! – вскрикнула возмущенная Катрин.
– Какая невоспитанность! – негодовала Хельга Гросманн.
– А если это правда?! У тебя ведь что-то намечается, мамуля, разве не так?
– Надеюсь, что это не такой уж большой грех, если я раз в месяц съезжу в Дюссельдорф?
– Ты была там на прошлой неделе.
– Да, встречалась с твоим дедом. Ты ведь не захотела поехать со мной.
– А с кем ты встречаешься на этот раз?
– С хорошим другом.
– Это с тем, который все посылает тебе пестрые открытки?
– Да.
Даниэла вскочила со стула.
– Вот с кем бы я хотела познакомиться!
Катрин задумалась. Конечно, Жан-Поль будет разочарован, если она возьмет с собой Даниэлу. Тогда придется расстаться с надеждой на ночь любви. Но может быть, Даниэла вправе познакомиться с человеком, который так много значит для ее матери?
Хельга Гросманн прервала ее раздумья, упредив возможный ответ.
– Сядь, Даниэла, – строго сказала она. – Мы еще не встали из-за стола. Кроме того, маленькой девочке негоже навязываться в общество взрослых.
Даниэла снова опустилась на стул.
– Кто это навязывается?
– Ну, хватит! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Даже и не думай о том, чтобы мама взяла тебя с собой.
– Да ну, я просто пошутила.
– Ты сможешь с ним познакомиться, – заметила Катрин, – только в другой раз.
– А ты что же, воображаешь, что мне это так важно?
– Да ты ведь сама только что сказала… – начала было Катрин, но остановилась, поняв, что единственным желанием дочери было позлить ее. – Ну почему ты такая?
– Это какая же?
– Какая угодно, только не добрая.
– Хватит болтать! – прекратила их пререкания Хельга Гросманн. – Сегодня ты можешь пойти со мной в Городской зал, Даниэла. И радуйся: увидишь «Пигмалиона».
– Не знаю такого.
– Ты еще многого не знаешь.
– Сюжет тот же, что и в мюзикле «Моя прекрасная леди», – пояснила Катрин, – только без музыки.
– Я не стану тебя заставлять, – сказала бабушка, – если не хочешь, я пойду с кем-нибудь другим. Только сделаю пару телефонных звонков.
– Не надо, я пойду с тобой, так и быть.
– Только не воображай, что оказываешь мне милость!
Даниэла вдруг засветилась очаровательнейшей улыбкой, словно ее смуглое личико попало под лучи какого-то внутреннего солнца.
– Воображать? Да мне ничего подобного и не снилось, бабуленька. Я очень рада.
Катрин и Хельга, сидя за столом, переглянулись. В их глазах было уже меньше напряжения. Именно такая улыбка Даниэлы каждый раз обезоруживала их, какие бы фокусы девочка ни выкидывала, какую бы невоспитанность ни проявляла.
– Ну тогда, кажется, инцидент исчерпан ко всеобщему удовольствию, – заметила Катрин. – Можно мне встать из-за стола?
Хельга Гросманн тоже поднялась и собрала тарелки.
– Думаю, теперь каждый займется своим делом. Тебе нужно время на сборы. В лавке я справлюсь и без тебя: после обеда большого наплыва покупателей не будет.
Катрин поняла, чего хочет от нее Хельга.
– Спасибо, мама, – сказала она. – И не беспокойся за меня.
И действительно, Катрин не потребовалось особенно много времени, чтобы позаботиться о своей внешности. Ее изящные руки с аккуратно подпиленными, покрытыми розовым лаком ногтями были и так в полном порядке. Ей приходилось всегда следить за ними, ведь они постоянно попадали в поле зрения покупательниц, да и мужчин, иногда заходивших в лавку. Так же ухожены были и ее узкие ступни, а кожа под мышками и на ногах была чисто выбрита. Время требовалось только на то, чтобы подставить под душ голову с густыми длинными волосами и высушить их феном.
Причесываясь, Катрин обнаружила у себя один серебряно-белый волосок. Он был не первый, и все же ее будто кто-то кольнул: неужели и она поседеет так же рано, как мать? Катрин и не помнила ее с темными волосами.
– Я поседела за одну ночь, – говаривала Хельга Гросманн, рассказывая о том, как она узнала об измене мужа.
Все, включая Даниэлу, уже много раз слышали эту историю, так что девочка, еще совсем крошкой, считала своего дедушку предателем и злодеем. С подобным представлением об отце выросла и Катрин, а помирилась с ним уже взрослой.
Хельга Гросманн в свое время поступила сурово и решительно. Не слушая никаких извинений и клятвенных заверений, она оставила мужа, подала на развод и вернулась в родительский дом в Гильдене. Катрин в это время было всего пять лет, и она не могла понять происходящих событий. О жизни с отцом у нее и сейчас оставались только самые смутные воспоминания. Она видела себя балансирующей по верхнему краю какой-то каменной кладки – отец крепко держит ее за руку. А вот она сидит у отца на руках, обнимает его маленькими ручками за шею или скачет верхом на его широких плечах – правда, позднее эти плечи уже не казались такими широкими. Было ощущение, что тогда она жила в каком-то веселом, счастливом и ладно скроенном мире. А потом все вдруг запуталось и сместилось. Чужая квартира, общение с дедом и бабкой, которые казались ей совсем-совсем старенькими. Конфликт между взрослыми, которые хотели утаить его от Катрин, но невольно оставили его ей в наследство.
Отца она вновь увидела только после развода, встречаясь с ним в установленные судом дни посещений. В то время он искренне хотел сделать для нее все возможное. Но она уже была как бы отгорожена от него глухой стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
«Ну что ты за человек, Жан-Поль! – думала она. – Не мог известить меня о приезде хотя бы на денек раньше!»
Катрин и не предполагала, что в этот момент ее мать думает почти о том же. Хельга Гросманн считала неприличным то, что этот человек посмел назначить рандеву так поспешно. «Он обращается с ней, как с девкой по вызову. И она это терпит! Если бы была просто молодой, одинокой женщиной (их сейчас называют английским словом «сингл»), то подобное обращение еще можно было бы понять, да и то с трудом. А он, зная, что у нее семья, позволяет себе столь бесцеремонно и грубо вторгаться в нашу жизнь, перечеркивая все наши планы. Откуда такая наглость?»
– Данни, – неуверенно произнесла Катрин.
Даниэла подняла глаза от тарелки, сразу же почувствовав неладное. Мама называла ее этим коротким именем только в тех случаях, когда собиралась просить о чем-то необычном.
– Данни, – снова начала Катрин, – хочешь сегодня пойти с бабушкой в театр?
– А почему ты об этом спрашиваешь?
Катрин нервно перебирала вилкой овощи в своей тарелке.
– Я задала тебе совсем простой вопрос. Не можешь ли ты – я прошу тебя об этом – так же просто на него ответить?
– Сначала я хочу знать, что за этим кроется.
– Если ты сейчас возьмешь на себя мою долю обязанностей по уборке, то сможешь сегодня вечером пойти с бабушкой в Городской зал.
– Ах, вот как! Ты снова отправляешься крутить шуры-муры!
– Даниэла! – вскрикнула возмущенная Катрин.
– Какая невоспитанность! – негодовала Хельга Гросманн.
– А если это правда?! У тебя ведь что-то намечается, мамуля, разве не так?
– Надеюсь, что это не такой уж большой грех, если я раз в месяц съезжу в Дюссельдорф?
– Ты была там на прошлой неделе.
– Да, встречалась с твоим дедом. Ты ведь не захотела поехать со мной.
– А с кем ты встречаешься на этот раз?
– С хорошим другом.
– Это с тем, который все посылает тебе пестрые открытки?
– Да.
Даниэла вскочила со стула.
– Вот с кем бы я хотела познакомиться!
Катрин задумалась. Конечно, Жан-Поль будет разочарован, если она возьмет с собой Даниэлу. Тогда придется расстаться с надеждой на ночь любви. Но может быть, Даниэла вправе познакомиться с человеком, который так много значит для ее матери?
Хельга Гросманн прервала ее раздумья, упредив возможный ответ.
– Сядь, Даниэла, – строго сказала она. – Мы еще не встали из-за стола. Кроме того, маленькой девочке негоже навязываться в общество взрослых.
Даниэла снова опустилась на стул.
– Кто это навязывается?
– Ну, хватит! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Даже и не думай о том, чтобы мама взяла тебя с собой.
– Да ну, я просто пошутила.
– Ты сможешь с ним познакомиться, – заметила Катрин, – только в другой раз.
– А ты что же, воображаешь, что мне это так важно?
– Да ты ведь сама только что сказала… – начала было Катрин, но остановилась, поняв, что единственным желанием дочери было позлить ее. – Ну почему ты такая?
– Это какая же?
– Какая угодно, только не добрая.
– Хватит болтать! – прекратила их пререкания Хельга Гросманн. – Сегодня ты можешь пойти со мной в Городской зал, Даниэла. И радуйся: увидишь «Пигмалиона».
– Не знаю такого.
– Ты еще многого не знаешь.
– Сюжет тот же, что и в мюзикле «Моя прекрасная леди», – пояснила Катрин, – только без музыки.
– Я не стану тебя заставлять, – сказала бабушка, – если не хочешь, я пойду с кем-нибудь другим. Только сделаю пару телефонных звонков.
– Не надо, я пойду с тобой, так и быть.
– Только не воображай, что оказываешь мне милость!
Даниэла вдруг засветилась очаровательнейшей улыбкой, словно ее смуглое личико попало под лучи какого-то внутреннего солнца.
– Воображать? Да мне ничего подобного и не снилось, бабуленька. Я очень рада.
Катрин и Хельга, сидя за столом, переглянулись. В их глазах было уже меньше напряжения. Именно такая улыбка Даниэлы каждый раз обезоруживала их, какие бы фокусы девочка ни выкидывала, какую бы невоспитанность ни проявляла.
– Ну тогда, кажется, инцидент исчерпан ко всеобщему удовольствию, – заметила Катрин. – Можно мне встать из-за стола?
Хельга Гросманн тоже поднялась и собрала тарелки.
– Думаю, теперь каждый займется своим делом. Тебе нужно время на сборы. В лавке я справлюсь и без тебя: после обеда большого наплыва покупателей не будет.
Катрин поняла, чего хочет от нее Хельга.
– Спасибо, мама, – сказала она. – И не беспокойся за меня.
И действительно, Катрин не потребовалось особенно много времени, чтобы позаботиться о своей внешности. Ее изящные руки с аккуратно подпиленными, покрытыми розовым лаком ногтями были и так в полном порядке. Ей приходилось всегда следить за ними, ведь они постоянно попадали в поле зрения покупательниц, да и мужчин, иногда заходивших в лавку. Так же ухожены были и ее узкие ступни, а кожа под мышками и на ногах была чисто выбрита. Время требовалось только на то, чтобы подставить под душ голову с густыми длинными волосами и высушить их феном.
Причесываясь, Катрин обнаружила у себя один серебряно-белый волосок. Он был не первый, и все же ее будто кто-то кольнул: неужели и она поседеет так же рано, как мать? Катрин и не помнила ее с темными волосами.
– Я поседела за одну ночь, – говаривала Хельга Гросманн, рассказывая о том, как она узнала об измене мужа.
Все, включая Даниэлу, уже много раз слышали эту историю, так что девочка, еще совсем крошкой, считала своего дедушку предателем и злодеем. С подобным представлением об отце выросла и Катрин, а помирилась с ним уже взрослой.
Хельга Гросманн в свое время поступила сурово и решительно. Не слушая никаких извинений и клятвенных заверений, она оставила мужа, подала на развод и вернулась в родительский дом в Гильдене. Катрин в это время было всего пять лет, и она не могла понять происходящих событий. О жизни с отцом у нее и сейчас оставались только самые смутные воспоминания. Она видела себя балансирующей по верхнему краю какой-то каменной кладки – отец крепко держит ее за руку. А вот она сидит у отца на руках, обнимает его маленькими ручками за шею или скачет верхом на его широких плечах – правда, позднее эти плечи уже не казались такими широкими. Было ощущение, что тогда она жила в каком-то веселом, счастливом и ладно скроенном мире. А потом все вдруг запуталось и сместилось. Чужая квартира, общение с дедом и бабкой, которые казались ей совсем-совсем старенькими. Конфликт между взрослыми, которые хотели утаить его от Катрин, но невольно оставили его ей в наследство.
Отца она вновь увидела только после развода, встречаясь с ним в установленные судом дни посещений. В то время он искренне хотел сделать для нее все возможное. Но она уже была как бы отгорожена от него глухой стеной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62