Накладывать тени на веки и красить губы она не стала, но после короткого раздумья все же надела колготки и сунула ноги в белые туфли на среднем каблуке.
Эрнст Клаазен сидел в кресле за письменным столом, когда она вошла в свой расположенный под крышей кабинет. Он сразу же поднялся.
– Ты должен меня понять, – извинилась она.
– Конечно. Все понимаю.
– Дело просто в том, что мне лучше всего работается в тех случаях, когда я с утра не трачу сил и времени на такие пустяки, как косметика, одевание и уборка.
– Это ты отдаешь дань привычкам, свойственным молодежи, потому что в юности была лишена такой возможности.
– Правда? Самой бы мне до этого никогда не додуматься.
– У большинства молодых бывает в жизни такой период, когда они беспорядком и своим небрежным внешним видом протестуют против строгих правил родительского дома. А ты никогда не могла себе этого позволить.
– Да, верно, – признала она. – Как это получается, что ты так много обо мне знаешь?
– Я много думал о тебе.
– Это очень лестно.
– Ты этого заслуживаешь. – Он сел на сундук с твердой крышкой, служившей ей чем-то вроде хранилища для бумаг. – Ты, кстати, не хочешь спросить, что меня вообще к тебе привело?
Она взяла пустую чашку из-под кофе, стоявшую рядом с пишущей машинкой.
– Разреши, я хоть чуточку уберу комнату.
– Нет-нет, это совершенно ни к чему. Сядь же, наконец!
Она села к столу и пробежала глазами листок, заправленный в машинку. Он продолжал:
– Я пришел тебя поздравить. Я и Зерена (с моей стороны невежливо ставить себя на первое место, но как-никак я ведь босс!), так вот, мы прочитали три твои главы и находим их великолепными.
– Спасибо, Эрнст. Приятно это слышать. Правда, у меня самой было ощущение, что они удались, но ведь тень неуверенности всегда остается до тех пор, пока кто-нибудь не подтвердит мнение автора.
– Кто-нибудь? – переспросил он с усмешкой.
– Я, конечно, имею в виду тебя. Твое суждение мне важнее всего.
– Надеюсь, что так. Между прочим, что это ты тут начала писать на машинке?
– Ты уже подсмотрел?
– Я не хотел быть нескромным. Но когда сидишь в ожидании твоего появления перед твоей же пишущей машинкой, вряд ли можно заняться еще чем-то, кроме чтения заложенного в нее текста. Не зажмуриваться же!
– От такого джентльмена я этого не ожидала.
– Как видишь, я не джентльмен. Это письмо дочери, да?
– Я пишу ей каждую неделю. Я… – Она подыскивала слова объяснения. – Я не хочу, чтобы связывающая нас нить оборвалась.
– Надеюсь, ты оставляешь себе копии.
– Да, я пишу под копирку. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что думаю, из этого может вырасти книга под названием «Письма к дочери-капризуле».
– Кто же этим заинтересуется?
– Миллионы матерей и дочерей. Ведь у всех бывают подобные конфликты. И если не ошибаюсь, ты стремишься в письмах дать им объяснение?
– Да, это верно, – задумчиво ответила Катрин.
– Возможно, их удастся использовать и в «Либерте».
– Нет, – очень решительно отказалась Катрин, – этого я не хочу.
Он не пытался ее переубеждать, а лишь ожидал более подробного объяснения.
– Не подумай только, что наш журнал кажется мне недостаточно хорошим для такой публикации. Ты знаешь, как высоко я его ценю. Но ведь затрагиваются сугубо личные отношения – между мной и моей дочерью. Я пишу письма только для Даниэлы и не хочу при этом пытаться привлечь возможно более широкую читательскую аудиторию.
– В общем, я тебя понимаю. Но мне все же жаль. Хочу надеяться, что это не последнее твое слово.
– Верно, не последнее. Если Даниэла все же переедет ко мне и согласится затем на публикацию, я охотно перечитаю все копии вместе с тобой. Наверное, многое придется вычеркивать, ведь я, естественно, повторяюсь.
– Согласен, Катрин. Так и сделаем.
Катрин вдруг сообразила, что совсем не проявляет гостеприимства.
– Можно тебе что-нибудь предложить из напитков, Эрнст? Чай? Кофе? Сок? Или бокал вина?
– Спасибо. Я хочу пригласить тебя отобедать вместе.
– Как мило! – Она вскочила с места. – Но тогда я хоть чуточку подкрашусь.
Он засмеялся.
– Хорошо женщинам! Хочешь стать красивой, хватайся за кисточку и помаду! А что делать нам, несчастным мужчинам?
– У вас несравнимое преимущество перед нами: вам красота ни к чему, никто ее от вас и не ожидает. Красивый мужчина чаще всего даже вызывает подозрения.
– Что ж, и то утешение.
Катрин взяла пустую чашку из-под кофе и пошла к двери.
– Я буду готова через пару минут.
– Скажи, а как там дела в Гильдене?
Катрин нахмурилась.
– Боюсь, что не очень-то хорошо. Правда, моя мать в этом не признается, но у меня впечатление такое, что «Вязальня» работает без особых успехов.
– Ничего удивительного. Ты была душой предприятия.
В Гильдене дела действительно шли не лучшим образом. Хельга Гросманн раньше думала, что сможет и без участия Катрин продолжать работу в «Малой вязальне» столь же успешно, как ранее. Ведь она и только она еще в то время, когда возвратилась в родительский дом, сумела буквально на пустом месте организовать это дело. Теперь же ей даже доставляло удовольствие самой закупать материал, то есть выполнять те обязанности, от которых ее в последние годы освобождала Катрин. Хельга создала себе очень солидные запасы нити на теплое время года.
Разумеется, Тилли, которая ей периодически помогала, была далеко не так усердна, как Катрин. Понятие о рукоделии эта молодая женщина усвоила только благодаря работе в «Вязальне», и ее знаний было недостаточно, чтобы давать эффективные рекомендации клиентам. Впрочем, Хельга это учитывала. Хуже было другое – недисциплинированность Тилли, к этому Хельга никак не могла привыкнуть. Именно в тот момент, когда Хельге требовалась помощь, Тилли обязательно должна была идти к парикмахеру, а в хорошую погоду предпочитала работе прогулки с маленькой Евой.
Это возмущало Хельгу. Своей тактикой мягкого, но не терпящего сопротивления нажима она ничего не могла добиться от Тилли. Начались злые пререкания, которые ни к чему не привели, так как обе стороны чувствовали себя правыми.
Хельга стала подыскивать себе другую помощницу, но те женщины, которые были заинтересованы в получении работы, либо не подходили Хельге, либо запрашивали слишком высокую заработную плату. Хельга пришла к неприятному для себя выводу, что Катрин заслуживала более высокого жалованья.
Но и это было еще не самое скверное. Уже через пару недель выяснилось, что вторая сотрудница в лавке вообще не нужна. Хельге и одной-то делать было почти нечего.
Клиентки заходили, с удивлением узнавали, что Катрин уже нет, и любопытствовали, чем это вызвано. Иногда при этом возникала забавная болтовня, которая приносила Хельге удовольствие. Но затем даже постоянные клиентки стали одна за другой исчезать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Эрнст Клаазен сидел в кресле за письменным столом, когда она вошла в свой расположенный под крышей кабинет. Он сразу же поднялся.
– Ты должен меня понять, – извинилась она.
– Конечно. Все понимаю.
– Дело просто в том, что мне лучше всего работается в тех случаях, когда я с утра не трачу сил и времени на такие пустяки, как косметика, одевание и уборка.
– Это ты отдаешь дань привычкам, свойственным молодежи, потому что в юности была лишена такой возможности.
– Правда? Самой бы мне до этого никогда не додуматься.
– У большинства молодых бывает в жизни такой период, когда они беспорядком и своим небрежным внешним видом протестуют против строгих правил родительского дома. А ты никогда не могла себе этого позволить.
– Да, верно, – признала она. – Как это получается, что ты так много обо мне знаешь?
– Я много думал о тебе.
– Это очень лестно.
– Ты этого заслуживаешь. – Он сел на сундук с твердой крышкой, служившей ей чем-то вроде хранилища для бумаг. – Ты, кстати, не хочешь спросить, что меня вообще к тебе привело?
Она взяла пустую чашку из-под кофе, стоявшую рядом с пишущей машинкой.
– Разреши, я хоть чуточку уберу комнату.
– Нет-нет, это совершенно ни к чему. Сядь же, наконец!
Она села к столу и пробежала глазами листок, заправленный в машинку. Он продолжал:
– Я пришел тебя поздравить. Я и Зерена (с моей стороны невежливо ставить себя на первое место, но как-никак я ведь босс!), так вот, мы прочитали три твои главы и находим их великолепными.
– Спасибо, Эрнст. Приятно это слышать. Правда, у меня самой было ощущение, что они удались, но ведь тень неуверенности всегда остается до тех пор, пока кто-нибудь не подтвердит мнение автора.
– Кто-нибудь? – переспросил он с усмешкой.
– Я, конечно, имею в виду тебя. Твое суждение мне важнее всего.
– Надеюсь, что так. Между прочим, что это ты тут начала писать на машинке?
– Ты уже подсмотрел?
– Я не хотел быть нескромным. Но когда сидишь в ожидании твоего появления перед твоей же пишущей машинкой, вряд ли можно заняться еще чем-то, кроме чтения заложенного в нее текста. Не зажмуриваться же!
– От такого джентльмена я этого не ожидала.
– Как видишь, я не джентльмен. Это письмо дочери, да?
– Я пишу ей каждую неделю. Я… – Она подыскивала слова объяснения. – Я не хочу, чтобы связывающая нас нить оборвалась.
– Надеюсь, ты оставляешь себе копии.
– Да, я пишу под копирку. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что думаю, из этого может вырасти книга под названием «Письма к дочери-капризуле».
– Кто же этим заинтересуется?
– Миллионы матерей и дочерей. Ведь у всех бывают подобные конфликты. И если не ошибаюсь, ты стремишься в письмах дать им объяснение?
– Да, это верно, – задумчиво ответила Катрин.
– Возможно, их удастся использовать и в «Либерте».
– Нет, – очень решительно отказалась Катрин, – этого я не хочу.
Он не пытался ее переубеждать, а лишь ожидал более подробного объяснения.
– Не подумай только, что наш журнал кажется мне недостаточно хорошим для такой публикации. Ты знаешь, как высоко я его ценю. Но ведь затрагиваются сугубо личные отношения – между мной и моей дочерью. Я пишу письма только для Даниэлы и не хочу при этом пытаться привлечь возможно более широкую читательскую аудиторию.
– В общем, я тебя понимаю. Но мне все же жаль. Хочу надеяться, что это не последнее твое слово.
– Верно, не последнее. Если Даниэла все же переедет ко мне и согласится затем на публикацию, я охотно перечитаю все копии вместе с тобой. Наверное, многое придется вычеркивать, ведь я, естественно, повторяюсь.
– Согласен, Катрин. Так и сделаем.
Катрин вдруг сообразила, что совсем не проявляет гостеприимства.
– Можно тебе что-нибудь предложить из напитков, Эрнст? Чай? Кофе? Сок? Или бокал вина?
– Спасибо. Я хочу пригласить тебя отобедать вместе.
– Как мило! – Она вскочила с места. – Но тогда я хоть чуточку подкрашусь.
Он засмеялся.
– Хорошо женщинам! Хочешь стать красивой, хватайся за кисточку и помаду! А что делать нам, несчастным мужчинам?
– У вас несравнимое преимущество перед нами: вам красота ни к чему, никто ее от вас и не ожидает. Красивый мужчина чаще всего даже вызывает подозрения.
– Что ж, и то утешение.
Катрин взяла пустую чашку из-под кофе и пошла к двери.
– Я буду готова через пару минут.
– Скажи, а как там дела в Гильдене?
Катрин нахмурилась.
– Боюсь, что не очень-то хорошо. Правда, моя мать в этом не признается, но у меня впечатление такое, что «Вязальня» работает без особых успехов.
– Ничего удивительного. Ты была душой предприятия.
В Гильдене дела действительно шли не лучшим образом. Хельга Гросманн раньше думала, что сможет и без участия Катрин продолжать работу в «Малой вязальне» столь же успешно, как ранее. Ведь она и только она еще в то время, когда возвратилась в родительский дом, сумела буквально на пустом месте организовать это дело. Теперь же ей даже доставляло удовольствие самой закупать материал, то есть выполнять те обязанности, от которых ее в последние годы освобождала Катрин. Хельга создала себе очень солидные запасы нити на теплое время года.
Разумеется, Тилли, которая ей периодически помогала, была далеко не так усердна, как Катрин. Понятие о рукоделии эта молодая женщина усвоила только благодаря работе в «Вязальне», и ее знаний было недостаточно, чтобы давать эффективные рекомендации клиентам. Впрочем, Хельга это учитывала. Хуже было другое – недисциплинированность Тилли, к этому Хельга никак не могла привыкнуть. Именно в тот момент, когда Хельге требовалась помощь, Тилли обязательно должна была идти к парикмахеру, а в хорошую погоду предпочитала работе прогулки с маленькой Евой.
Это возмущало Хельгу. Своей тактикой мягкого, но не терпящего сопротивления нажима она ничего не могла добиться от Тилли. Начались злые пререкания, которые ни к чему не привели, так как обе стороны чувствовали себя правыми.
Хельга стала подыскивать себе другую помощницу, но те женщины, которые были заинтересованы в получении работы, либо не подходили Хельге, либо запрашивали слишком высокую заработную плату. Хельга пришла к неприятному для себя выводу, что Катрин заслуживала более высокого жалованья.
Но и это было еще не самое скверное. Уже через пару недель выяснилось, что вторая сотрудница в лавке вообще не нужна. Хельге и одной-то делать было почти нечего.
Клиентки заходили, с удивлением узнавали, что Катрин уже нет, и любопытствовали, чем это вызвано. Иногда при этом возникала забавная болтовня, которая приносила Хельге удовольствие. Но затем даже постоянные клиентки стали одна за другой исчезать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62