Луис Гильермо Перес Монтойя, один из семерых детей Марины, сорока восьми лет, высокопоставленный представитель фирмы «Кодак» в Колумбии, как и большинство, считал это похищение местью за то, что правительство не выполнило соглашение, достигнутое Эрманом Монтойей и Подлежащими Экстрадиции. Не доверяя никому из официальных чиновников, Луис Гильермо решил добиваться освобождения матери самостоятельно – путем прямых переговоров с Пабло Эскобаром.
Без всякой подготовки, ни с кем не советуясь, он через два дня выехал в Медельин, совершенно не представляя, что там будет делать. В аэропорту Луис Гильермо взял такси и попросил водителя отвезти его в город. С реальностью он столкнулся, когда на обочине дороги увидел труп девушки лет пятнадцати, в ярком, цветастом платье. Струйка крови из огнестрельной раны уже засохла на ее сильно накрашенном лице. Не веря своим глазам, он показал пальцем:
– Там… девушка, мертвая.
– Да, – не оборачиваясь, ответил таксист. – Эти куколки развлекаются с друзьями дона Пабло.
Потрясенный Луис Гильермо разговорился, поведав шоферу, зачем приехал, и тот посоветовал, как якобы можно разыскать дочь двоюродной сестры Пабло Эскобара.
– В восемь приходи в церковь за рынком, – посоветовал таксист. – Там будет девушка по имени Росалия.
Девушка действительно ждала его, сидя на скамейке на площади. На вид она была почти девочкой, но поведением и уверенностью в своих словах производила впечатление взрослой, опытной женщины. Она потребовала, чтобы для начала он принес полмиллиона песо наличными, показала отель, где он должен будет остановиться в следующий четверг и ждать телефонного звонка в пятницу в семь утра или в семь вечера.
– Ту, которая тебе позвонит, зовут Пита, – уточнила девушка.
Луис Гильермо напрасно прождал два дня и часть третьего. Поняв, наконец, что его обвели вокруг пальца, он мысленно поблагодарил Питу за то, что она не позвонила и не забрала деньги. Проявляя благоразумие, он четыре года скрывал даже от своей жены плачевные результаты этих поездок, впервые рассказав о них только для этой книги.
Через четыре часа после похищения Марины Монтойя на одной из кривых улочек квартала Лас-Фериас, в западной части Боготы, неизвестный джип и «Рено-18» с двух сторон блокировали автомобиль Франсиско Сантоса, главного редактора «Тьемпо». Обычный на вид красный джип Франсиско на самом деле был бронирован, и нападавшие, знавшие об этом, кроме девятимиллиметровых пистолетов и «узи», запаслись специальной кувалдой для битья стекол. Ничего этого, однако, не понадобилось. Пачо_, неисправимый спорщик, поспешил открыть дверцу, желая объясниться с нападавшими. «Я очень хотел узнать, в чем дело», – рассказывал он потом. Один из похитителей приставил пистолет к его лбу, приказал опустить голову и выйти из машины. Другой открыл переднюю дверь и трижды выстрелил: одна пуля рикошетом отскочила от стекла, а две другие попали в голову шофера, тридцативосьмилетнего Оромансио Ибаньеса. Выстрелов Пачо не слышал. Лишь через несколько дней, восстанавливая в памяти детали нападения, он вспомнил о трех хлопках, похожих на выстрелы из пистолета с глушителем.
Нападение произошло настолько быстро, что, несмотря на будний день и оживленное уличное движение, никто ничего не заметил. Полицейский, обнаружив брошенный автомобиль и труп на окровавленном сиденье, поднял радиотелефон и тут же услышал незнакомый голос с другого конца галактики:
– Слушаю.
– Кто говорит? – спросил полицейский.
– Редакция «Тьемпо».
Через десять минут новость ушла в эфир. На самом деле, к похищению готовились уже четыре месяца, и оно едва не сорвалось из-за непредсказуемых поездок Пачо Сантоса. Пятнадцать лет назад по этой же причине М-19 отказалась от похищения его отца, Эрнандо Сантоса.
На этот раз предусмотрели все до мелочей. На проспекте Бойака, в районе 80-ой улицы похитители попали в автомобильную пробку, объехали ее по тротуарам и затерялись в кривых улочках бедных кварталов. Пачо Сантос сидел между двумя похитителями, на глаза ему надели очки с закрашенными лаком для ногтей стеклами, но по памяти он следил за всеми поворотами автомобиля до тех пор, пока, посигналив, машина не въехала в какой-то гараж. Маршрут и длительность поездки позволили ему приблизительно судить о том, в каком квартале он находится.
Один из похитителей взял его под руку и, как слепого, повел в дальний конец какого-то коридора. Поднявшись на второй этаж, они прошли еще шагов пять, повернули налево и попали в холодную комнату. Тут с него сняли очки. Он оказался в темной спальне с наглухо забитыми окнами и одинокой лампочкой под потолком. Из мебели здесь была только двуспальная кровать, застеленная далеко не свежим бельем, и стол, на котором стояли переносной радиоприемник и телевизор.
Пачо заметил, что торопливость похитителей объясняется не только конспирацией, но еще и тем, что им хотелось успеть к началу трансляции футбольного матча между командами Сантафе и Кальдаса. Чтобы заложник не мешал, они дали ему бутылку водки и оставили наедине с приемником, а сами спустились слушать футбол на первый этаж. За десять минут Пачо выпил полбутылки, но ничего не почувствовал кроме желания тоже послушать трансляцию матча. Фанатичный болельщик Сантафе, он так расстроился из-за ничьей, два – два, что не стал больше пить. Вдобавок, он увидел себя в вечерних теленовостях: показывали архивную запись, где его, одетого во фрак, окружали победительницы конкурса красоты. Из выпуска Пачо узнал о смерти своего шофера.
Когда закончились новости, вошел охранник в маске, заставил Пачо раздеться и надеть серый спортивный костюм, своего рода униформу для всех, кто находился в плену у Подлежащих Экстрадиции. Охранник хотел забрать аспиратор от астмы, лежавший в кармане пиджака, но Пачо убедил его, что для него это вопрос жизни и смерти. Человек в маске объяснил правила заключения: разрешается ходить в туалет по коридору, слушать радио, смотреть телевизор без ограничений, но не слишком громко. Потом он заставил пленника лечь и за лодыжку пристегнул его цепью к кровати. Бросив на пол вдоль кровати матрас, охранник через минуту захрапел, временами посвистывая. Ночь предстояла трудная. В темноте Пачо подумал, что это только первая ночь, что неизвестно, сколько их впереди и чем все это кончится. Он думал о своей жене, Марии Виктории, красивой и умной женщине с сильным характером, которую друзья называли Мариаве и которая родила ему двух сыновей: Бенхамину было двадцать месяцев, а Габриэлю семь лет. Где-то рядом прокричал петух, Пачо удивленно посмотрел на никчемные теперь часы и подумал: «Петух, который поет в десять вечера, должно быть, ненормальный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80