Она оделась, подкрасилась, прошла на кухню и села у стола, тупо уставясь в окно.
За окном гомонили птицы, бессменные старушки сидели на лавочке, сосед в замасленной робе который год проводил лежа ничком под машиной – она вечно ломалась. Девчонки играли с мячом в «вышибалы», соседка с первого этажа возвращалась из магазина с неподъемными сумками – жизнь продолжалась…
А ее, Верина, жизнь замерла в мертвой точке. Похоже, она попросту кончилась!
Алешка! Как он, где он, что он испытывает сейчас после вчерашних кошмаров – его нервного срыва и патологически-неестественного ужина, накрытого на троих, который прервался так же неожиданно, как начинался.
Ольга! Ее ранимая, мятущаяся душа… Как объяснить, что она – соперница – стала для Веры близким и родным человеком! И всего за каких-то несколько часов…
Вере было плохо сейчас, очень плохо. Ее мучило похмелье – и физическое, и душевное. Она понимала, что прежнего безмятежного счастья у нее никогда уж не будет. Ее хрупкий воздушный замок в одну ночь растаял в дождливой мгле… Обида? Нет, на Алешу она не была в обиде – он и сам с появлением Ольги был выбит из колеи. Его срыв с топтанием помидоров? Сейчас ей это уже казалось смешным – после всего пережитого за ночь. С Алешей что-то произошло, быть может, он, как и сама Вера, предчувствовал беду, неумолимое приближение событий, способных разметать в клочки их любовь, их счастье… Да, скорее всего, это было именно так. В нем нарастала тревога. И портрет двух женщин, слитых в одну, женщин, которые были для него дороги, был лучшим тому подтверждением. Кроме того, пока она была у Москвареки, Алеша явно получил какое-то дурное известие, касавшееся его творческих планов. Его работы. Интересно, знает ли он о том, что его картины выкинули с осенней выставки?..
Вера тряхнула распущенными по плечам волосами, отгоняя назойливые мысли. Да, ушедшего счастья уже не вернешь… Но по крайней мере оно у нее было! И кто сказал, что они с Алексеем должны расстаться? Они сумеют справиться с собой и все это пережить…
На этот вопрос – кто сказал? – Вера сама себе и ответила с горькой улыбкой: «Я сама это сказала! Я не смогу отнимать у Ольги – женщины, доверившейся, открывшейся мне, – мужчину, который принадлежит ей по праву. Ее мужа… Значит, я должна отступить – ведь так я вчера и решила». И перерешать нечего! Назвалась груздем – полезай в кузов! Жить надо по-человечески, а это значит – по Божьему закону. А никакого иного Вера не признавала…
Она поднялась, пошарила в кухонном навесном шкафчике и нашла в одной из баночек остатки растворимого кофе. Высыпала все, что было в чашку, налила кипятку – получился напиток такой крепости, что у нее сразу бешено застучало сердце.
– Вот и хорошо, – объявила она самой себе, – с добрым утром!
Теперь она знала, что нужно делать. Сначала – закончить роман, развязать себе руки и потом начать разбираться со всей этой ситуацией. Сначала – Алешка, потом – Ольга. Она не бросит ее в беде! А в том, что с Ольгой случилась беда, что та – на краю пропасти, Вера ни секунды не сомневалась.
Она села за машинку – слава Богу, что ее старая пишущая машинка осталась в Трехпрудном… Слава Богу, что у нее вообще был свой дом! И одним махом, на едином дыхании она закончила роман – семь страниц эпилога. Это была сцена венчания героев, сцена, которая никак не давалась ей на даче, когда она пребывала в блаженном состоянии духа… А тут, когда все пошло прахом, строки, ложащиеся на бумагу, вдруг наполнились дыханием жизни, они возникали словно бы без ее участия, сами собой… И тайна рождения этого текста – сцены венчания, которого у нее самой, похоже, никогда уж не будет, – потрясла Веру. Когда душа ее была исполнена безмятежности, творящая сила словно бы на какое-то время угасла в ней, притаилась и замерла… И вот теперь, когда ее изболевшаяся душа исстрадалась от муки, она снова обретала силу и власть в творчестве!
Да будут благословенны легкие летучие строки – ее надежда и опора. Единственное, что ей могло помочь в жизни… Встать на ноги. Вновь поверить в себя. Больше Вере было не на кого и не на что опереться…
Закончив, она перечитала роман, внесла кое-какие поправки и размашисто подписала рукопись. Порывшись в сумочке, нашла записную книжку и раскрыла ее на букве «и» – издательства. Вера заблаговременно выписала телефоны нескольких издательств, которых, на ее взгляд, могла заинтересовать рукопись, написанная в жанре любовно-исторического романа. Ведь действие его относилось к началу века, а прототипами героев были люди вполне реальные, жившие в те времена… По сути дела, Вера ничего не придумывала – она только пыталась высветить и обобщить ту драму, которая тогда делала схожими судьбы многих и многих рассеянных по всему свету – драму исхода, бегства, разлуки… Впрочем, герои ее романа, пройдя сквозь ад и пламень, все же в конце концов обретали друг друга. Она не в силах была их разлучить навек! Она полюбила их. И старалась вправить суставы их изломанной, вывихнутой судьбы с заботливостью ангела-хранителя. Она вообще считала, что дело литературы – хранить людей. И тех, кто раскроет книгу, и самого творца. Помогая героям преодолеть все горести и преграды, оберегая их и воссоединяя друг с другом, она втайне надеялась, что написанное каким-то таинственным образом скажется и на ее судьбе! Недаром говаривал ее отец, старик Даровацкий: творчество – это пространство магическое! Слово неизменно воздействует на своего творца…
Вера выбрала наугад из длинного списка издательств название, которое ей приглянулось, и набрала номер. На ее удивление, приятный женский голос ответил ей, что рукопись готовы прочесть и ждут в любое удобное для нее время с двенадцати до шести вечера. Она подтвердила, что отправляется тотчас же, благо ехать недалеко – на Новослободскую. Собралась, перекрестилась и двинулась в путь.
Однако редактора, занимавшегося рукописями ее жанра, не оказалось на месте – он срочно выехал в типографию из-за какой-то очередной накладки. Его коллега, та самая милая женщина преклонных лет, с которой Вера разговаривала по телефону, предложила ей, не дожидаясь отсутствующего Ильи Константиновича, оставить рукопись у него на столе – она ему все передаст. Так Вера и поступила. Мысленно попрощалась со своим «ребенком», запеленутым в картонную папку с зелеными тесемками, и пожелала ему удачи. Пометила в записной книжке: «Редактор Илья Константинович», поблагодарила доброжелательную женщину и снова пустилась в путь. Теперь он лежал на Арбат. В Хлебный переулок.
По дороге Вера постаралась взять себя в руки и дверь отпирала уже без внутренней дрожи. Ей нельзя было теперь быть слабой, потому что про себя она уже решила, что остается одна… Но прежде нужно было поговорить с Алексеем, а этот разговор требовал от нее мужества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
За окном гомонили птицы, бессменные старушки сидели на лавочке, сосед в замасленной робе который год проводил лежа ничком под машиной – она вечно ломалась. Девчонки играли с мячом в «вышибалы», соседка с первого этажа возвращалась из магазина с неподъемными сумками – жизнь продолжалась…
А ее, Верина, жизнь замерла в мертвой точке. Похоже, она попросту кончилась!
Алешка! Как он, где он, что он испытывает сейчас после вчерашних кошмаров – его нервного срыва и патологически-неестественного ужина, накрытого на троих, который прервался так же неожиданно, как начинался.
Ольга! Ее ранимая, мятущаяся душа… Как объяснить, что она – соперница – стала для Веры близким и родным человеком! И всего за каких-то несколько часов…
Вере было плохо сейчас, очень плохо. Ее мучило похмелье – и физическое, и душевное. Она понимала, что прежнего безмятежного счастья у нее никогда уж не будет. Ее хрупкий воздушный замок в одну ночь растаял в дождливой мгле… Обида? Нет, на Алешу она не была в обиде – он и сам с появлением Ольги был выбит из колеи. Его срыв с топтанием помидоров? Сейчас ей это уже казалось смешным – после всего пережитого за ночь. С Алешей что-то произошло, быть может, он, как и сама Вера, предчувствовал беду, неумолимое приближение событий, способных разметать в клочки их любовь, их счастье… Да, скорее всего, это было именно так. В нем нарастала тревога. И портрет двух женщин, слитых в одну, женщин, которые были для него дороги, был лучшим тому подтверждением. Кроме того, пока она была у Москвареки, Алеша явно получил какое-то дурное известие, касавшееся его творческих планов. Его работы. Интересно, знает ли он о том, что его картины выкинули с осенней выставки?..
Вера тряхнула распущенными по плечам волосами, отгоняя назойливые мысли. Да, ушедшего счастья уже не вернешь… Но по крайней мере оно у нее было! И кто сказал, что они с Алексеем должны расстаться? Они сумеют справиться с собой и все это пережить…
На этот вопрос – кто сказал? – Вера сама себе и ответила с горькой улыбкой: «Я сама это сказала! Я не смогу отнимать у Ольги – женщины, доверившейся, открывшейся мне, – мужчину, который принадлежит ей по праву. Ее мужа… Значит, я должна отступить – ведь так я вчера и решила». И перерешать нечего! Назвалась груздем – полезай в кузов! Жить надо по-человечески, а это значит – по Божьему закону. А никакого иного Вера не признавала…
Она поднялась, пошарила в кухонном навесном шкафчике и нашла в одной из баночек остатки растворимого кофе. Высыпала все, что было в чашку, налила кипятку – получился напиток такой крепости, что у нее сразу бешено застучало сердце.
– Вот и хорошо, – объявила она самой себе, – с добрым утром!
Теперь она знала, что нужно делать. Сначала – закончить роман, развязать себе руки и потом начать разбираться со всей этой ситуацией. Сначала – Алешка, потом – Ольга. Она не бросит ее в беде! А в том, что с Ольгой случилась беда, что та – на краю пропасти, Вера ни секунды не сомневалась.
Она села за машинку – слава Богу, что ее старая пишущая машинка осталась в Трехпрудном… Слава Богу, что у нее вообще был свой дом! И одним махом, на едином дыхании она закончила роман – семь страниц эпилога. Это была сцена венчания героев, сцена, которая никак не давалась ей на даче, когда она пребывала в блаженном состоянии духа… А тут, когда все пошло прахом, строки, ложащиеся на бумагу, вдруг наполнились дыханием жизни, они возникали словно бы без ее участия, сами собой… И тайна рождения этого текста – сцены венчания, которого у нее самой, похоже, никогда уж не будет, – потрясла Веру. Когда душа ее была исполнена безмятежности, творящая сила словно бы на какое-то время угасла в ней, притаилась и замерла… И вот теперь, когда ее изболевшаяся душа исстрадалась от муки, она снова обретала силу и власть в творчестве!
Да будут благословенны легкие летучие строки – ее надежда и опора. Единственное, что ей могло помочь в жизни… Встать на ноги. Вновь поверить в себя. Больше Вере было не на кого и не на что опереться…
Закончив, она перечитала роман, внесла кое-какие поправки и размашисто подписала рукопись. Порывшись в сумочке, нашла записную книжку и раскрыла ее на букве «и» – издательства. Вера заблаговременно выписала телефоны нескольких издательств, которых, на ее взгляд, могла заинтересовать рукопись, написанная в жанре любовно-исторического романа. Ведь действие его относилось к началу века, а прототипами героев были люди вполне реальные, жившие в те времена… По сути дела, Вера ничего не придумывала – она только пыталась высветить и обобщить ту драму, которая тогда делала схожими судьбы многих и многих рассеянных по всему свету – драму исхода, бегства, разлуки… Впрочем, герои ее романа, пройдя сквозь ад и пламень, все же в конце концов обретали друг друга. Она не в силах была их разлучить навек! Она полюбила их. И старалась вправить суставы их изломанной, вывихнутой судьбы с заботливостью ангела-хранителя. Она вообще считала, что дело литературы – хранить людей. И тех, кто раскроет книгу, и самого творца. Помогая героям преодолеть все горести и преграды, оберегая их и воссоединяя друг с другом, она втайне надеялась, что написанное каким-то таинственным образом скажется и на ее судьбе! Недаром говаривал ее отец, старик Даровацкий: творчество – это пространство магическое! Слово неизменно воздействует на своего творца…
Вера выбрала наугад из длинного списка издательств название, которое ей приглянулось, и набрала номер. На ее удивление, приятный женский голос ответил ей, что рукопись готовы прочесть и ждут в любое удобное для нее время с двенадцати до шести вечера. Она подтвердила, что отправляется тотчас же, благо ехать недалеко – на Новослободскую. Собралась, перекрестилась и двинулась в путь.
Однако редактора, занимавшегося рукописями ее жанра, не оказалось на месте – он срочно выехал в типографию из-за какой-то очередной накладки. Его коллега, та самая милая женщина преклонных лет, с которой Вера разговаривала по телефону, предложила ей, не дожидаясь отсутствующего Ильи Константиновича, оставить рукопись у него на столе – она ему все передаст. Так Вера и поступила. Мысленно попрощалась со своим «ребенком», запеленутым в картонную папку с зелеными тесемками, и пожелала ему удачи. Пометила в записной книжке: «Редактор Илья Константинович», поблагодарила доброжелательную женщину и снова пустилась в путь. Теперь он лежал на Арбат. В Хлебный переулок.
По дороге Вера постаралась взять себя в руки и дверь отпирала уже без внутренней дрожи. Ей нельзя было теперь быть слабой, потому что про себя она уже решила, что остается одна… Но прежде нужно было поговорить с Алексеем, а этот разговор требовал от нее мужества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47