Сын его Камбиз покорял Египет и старался сохранить империю отца – ему тоже некогда было достраивать Пасаргады. Добившись власти, Дарий сначала обратил внимание на Пасаргады и начал строительство там, но, построив временный дворец из сырцового кирпича, забросил работы.
Прошло несколько лет, прежде чем Дарий отыскал другое место для дворца: величественные террасы, спускающиеся от горы Рахмед к реке Пульвар, в пятидесяти километрах от нынешнего Шираза.
Там был храм и, возможно, небольшой город, основанный Киром. Имя «Персеполь» – «город персов» – дано новой столице греками, и известно оно нам из записок Клитарха, историка Александра Македонского. Персы, очевидно, называли его Парсой.
Древний персидский обычай возводить святилища на холмах соблюден и в Персеполе. Террасы, на которых расположен город-дворец, город-святилище живого бога – царя царей, укреплены громадными каменными глыбами, выровнены, замощены и соединены широкими мраморными полированными лестницами, обрамленными барельефами – однообразными, скучными, но величественными. Все здесь подчинено одной цели – подавить зрителя не только богатством и могуществом царя царей, но и организованностью, порядком этого государства, где все подчинено единому плану, единой воле.
В ахеменидской Персии трудилось множество художников и ремесленников, свезенных со всех концов мира. Когда Александр Великий подошел к Персеполю, он увидел у дороги громадную толпу изувеченных людей – это были попавшие в плен к персам греческие художники, скульпторы, резчики. Чтобы они не убежали, их жестоко калечили: лишали части тела или лица, ненужной при работе. У одних художников были отрублены левые руки, у других – ступни ног, носы, уши. Изуродованных греческих мастеров в Персеполе оказалось более восьмисот. А ведь кроме них на строительстве дворца работали египтяне, мидийцы, вавилоняне, иудеи, набатейцы, армяне – все те племена и народы, чья судьба была сломлена персидским завоеванием. Но вряд ли найдется другой дворец в мире, в котором столь четко и последовательно проводилась бы центральная идея – идея персидского могущества. Здесь воля иноземных художников была начисто подавлена главной задачей, и нетрудно представить себе, что помимо мук физических изуродованные художники испытывали муки моральные: заказчику и хозяину нужны были лишь их техническое умение и ремесло, но никак не творческое начало. Следствие этого – пилоны и стены лестниц, украшенные бесконечными, мастерски и точно выполненными, но однообразными барельефами, которые повторяют в основном один и тот же мотив: царь царей на троне и вереница одинаковых воинов, одинаковых данников, одинаковых подданных. Даже по тому, что сохранилось от Персеполя, очевидно полное торжество ранжира, порядка и солдатского строя.
Последовательность идеи более всего проявляется в главных зданиях сооружений Персеполя – зале приемов – ападане – и тронном зале.
Ападана – квадратный зал, настолько громадный, что во время торжественных аудиенций в нем размещалось десять тысяч человек. Кровля зала, находившаяся на недосягаемой высоте семиэтажного дома, поддерживалась семьюдесятью двумя колоннами. Колонны персепольского дворца были изобретением ахеменидских архитекторов – Египет или Эллада подобных им не знают. Это прямые каменные столбы, вырастающие из высоких мягко скругленных баз и заканчивающиеся в высоте импостами – капителями в виде львиных или бычьих фигур, соединенных спинами. Колонны не отступали к сторонам, как принято, чтобы открыть перспективу пространственного объема. Они стояли равномерно по всему залу, подобно лесу, отчего терялась перспектива и получался застывший, окаменевший лес, который придавал дополнительную статичность дворцу, где время должно было послушно остановиться у ног владыки мира.
Неудивительно, что археологи не могут до сих пор найти ответа на, казалось бы, элементарный вопрос: а где же в этом зале место царского трона? Зал одинаков со всех сторон, он сам по себе мир без конца и начала, трон мог стоять везде и нигде. Высказывались даже предположения, что залы Персеполя – сокровищницы, как бы музеи награбленного и свезенного со всего мира добра.
Дарий не достроил персепольский дворец. Строительство продолжалось Ксерксом и Артаксерксом, о чем эти цари оставили соответствующие надписи. Строительство заняло несколько десятилетий. Не удовлетворившись залом Дария, Ксеркс и Артаксеркс пристраивают к нему второй. Но, за исключением большего размера зала и несколько иных барельефов, ничего не изменилось. Идея торжествовала.
В то время, когда разноплеменные мастера обтесывали бесчисленные однообразные стволы колонн для мертвого леса и вырезали одинаковые барельефы, повелитель персидской державы Ксеркс, пытаясь завоевать Элладу и осчастливить ее принадлежностью к миру порядка, сжег Афины. Это случилось в 480 году до нашей эры. Грецию покорить не удалось: персидский флот погиб при Саламине, и Ксеркс отступил, но гибель Афин оказалась настолько живучей в памяти греков, что гибель Персеполя почти всеми без исключения античными авторами связывается именно с этим событием.
У эллинов противоборство с Персией Ахеменидов приняло характер принципиального конфликта. Это была не просто война, каких немало выпало на долю Греции, это был смертельный конфликт двух миров. Память о пожаре Афин жила и спустя полтора столетия, когда Александр Македонский переправлялся на азиатский берег для того, чтобы уничтожить армии очередного Дария, очередного царя царей застывшей, каменной, но одряхлевшей и уже нежизнеспособной ахеменидской державы. Возможно, конфликт, описания которого дошли до нас через призму греческого восприятия, идеализируется нами, но когда Диодор Сицилийский пишет о том, что Александр решил совершенно уничтожить Персеполь, то это намерение македонца в нашем воображении связано с драматической сценой встречи Александра с восемьюстами клеймеными художниками; Александр искренне отказывал в праве на существование городу казарменных барельефов, который калечит художников.
Мне не верится в случайность пожара и гибели Персеполя, хотя многие авторы, должно быть оберегая репутацию великого человека, подчеркивают случайность в рассказах о последнем дне ахеменидской столицы.
Версия о буйном пире в Персеполе, где возлюбленная Птолемея, афинянка Фаида, хватает факел и требует уничтожить Персеполь в отместку за гибель Афин и Александр, подчиняясь общему настроению, первым бросает факел в каменный лес тронного зала, кажется драматическим апокрифом. Александр расчетлив и трезв. Все, что он делает до дня пожара, говорит о том, что прав Диодор Сицилийский, уверяющий в заблаговременности решения Александра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90