Опунции в горшочках поникли и начали быстро закапываться в грунт. Тут Хемингуэй внутри старушки все-таки победил осторожную мисс Марпл – и опунции были бережно вынесены из трамвая-призрака.
Старушка, спотыкаясь на скользкой дороге, подбежала к лобовому стеклу, опасаясь самого худшего… Юный водитель, вопреки всем техникам безопасности, сидящий в наушниках, автоматически нажимал на трамвайные кнопки, дергал за рычажки и что-то пел рельсам впереди.
Трамвай с синими стеклами и песнями покатился к рынку, а опунции со старушкой пошли обратно. И как-то совсем не страшно было сказать на сегодня – прощай, хлебушек!
Бабушка во хне
Моя бабушка, которая по совместительству приходилась еще и мамой моему папе, в свое время была «жгучей брунеткой с толстой косой». Так она рассказывала родственникам, детям и внукам, которые застали только ее абсолютно седые волосы, закрученные лихим узлом около левого уха. Бабушка была стремительной и деловой, прическе времени уделяла мало, по привычке закалывая остатки волос на макушке отработанными движениями. Но те волосы остались только в воспоминаниях, а теперь шпильки из жидкого пучка выскальзывали, и он съезжал на ухо.
Однажды бабуля влюбилась. Нет, не так. Она вдруг обиделась на судьбу, лишившую ее мужа в расцвете пятидесяти лет, и решила найти еще одного камикадзе. К тому времени бабушке по паспорту было немного за шестьдесят, но уморить крепкого мужчину она вполне могла. Всю свою жизнь бабушка работала на вредном производстве: заведовала раздачей молока рабочим нефтеперерабатывающего завода. Поэтому молока было дома – залейся. В треугольных синих пакетах, в «люминиевых» флягах, вывезенных с завода, в виде сливок, творога и сметаны. Бабушка, высоко ценившая свою внешность, даже умывалась молоком. И в свои шестьдесят выглядела на все пятьдесят пять, если не пятьдесят четыре. Могла бы и моложе, но бурные многолетние романы немного состарили кожу. Да и с шевелюрой у бабули вышла промашка. Она и сама не заметила, когда волосы поредели и выцвели под белой крахмальной косынкой.
Меры перед обновлением личной жизни были приняты решительные. Бабушка постриглась и решила покраситься в насыщенно-каштановый цвет. Пристрастие к народным рецептам и здоровому молочному образу жизни не позволяло использовать никакую другую краску, кроме хны. Чтоб вы знали – на седые волосы хна без басмы дает изумительный оранжевый цвет… В итоге бабушка, сняв полотенце и прорыдав минут десять, побежала в магазин за басмой. В магазине ей ответили, как в Одессе: «Шо вы себе думаете – если есть хна, то должна быть и басма?!» Напрасно, на радость продавцам, бабуля билась в истерике по поводу загубленной личной и рабочей жизни. Они дружно посоветовали ей выйти наконец-то на пенсию и успокоиться, чем вызывали новый приступ морковной ярости.
Но не такая у меня была бабушка, чтобы сдаваться! К утру выход был найден. Огненная фурия пошла в парфюмерный отдел, купила себе радикально-оранжевую помаду, накрасила губы, надела белый выходной костюм и в таком виде явилась на работу. Напоминаю – на проходную нефтеперерабатывающего завода! Она шла мимо хрестоматийных рабочих и их заводских подруг в спецовках, убивая всех запахом «Красной Москвы» на 0,3 км вокруг. Проходная молчала, пока она шла…
Фурор был полный. Через неделю вместо пенсии у нее было два любовника, один из которых приезжал на ЗИЛе к подъезду и возил нас весной за ландышами. Второй ухаживал за ее дачей и поставлял бесплатно свежий навоз для урожая. Оба умерли раньше бабушки, виной чему, по словам соседок, была невероятная сексуальная активность моей рыжеволосой родственницы.
До самой смерти бабушка красилась только в этот радикальный цвет, и удивленно подводила брови поверх настоящих (последним она напоминала мне Лилю Брик). При болезни покраска откладывалась, и вокруг головы образовывался морковный нимб: совершенно невидимые седые корни и висящее оранжевое облако над ними. В солнечный день рубец на сердце от неожиданного зрелища вам был обеспечен.
Существует много народных рецептов для укрепления волос, но наша старушка выбирала самые неожиданные. Луковая кашица с молоком, которую нужно носить на себе три часа в теплом виде (от запаха выворачивало даже вечно беременную бабушкину кошку). Теплый же компресс из мочи, после которого (на этот раз про запах молчу) волосы становятся очень интересного золотистого оттенка, а кожа головы полностью избавляется не только от мертвых, но и от живых клеток. Горячее репейное или касторовое масло, тщательно сохраняемое на голове целую ночь шуршащим пакетом и теплой шапкой.
Но – самое смешное – у бабушки-таки начали расти новые волосы! Спустя года три после еженедельных процедур среди тонких рыжих волосинок появился жесткий густой подшерсток темного цвета. Бабушка ликовала и предвкушала вторую молодость. Соседки скрипели зубными протезами и тоннами закупали репейное масло. И вдруг бабушка умерла от инсульта, предварительно погуляв у подруги на поминках и сделав наметку на роман с безутешным вдовцом.
Когда бабулю хоронили, соседки плакали от разочарования, родственники – по привычке, а незнакомые люди – шарахались от гроба, потому что им казалось, что вокруг головы у старушки был яркий солнечный нимб. Вот она – сила красоты.
Старушка одинокая
Моя бабушка говорила, что никакой нужды выходить рано замуж нет – нечего себе зазря молодость укорачивать. Муж нужен по-настоящему после пятидесяти. Чтобы было с кем поговорить о своих болячках и вспомнить эту самую молодость, в которой чего только не было. Когда нет сил вставать по утрам, но ты встаешь и делаешь завтрак, потому что тебе есть ради кого вставать.
А если нет сил, а ты совсем один – заведи кого-нибудь.
В нашем подъезде жила старушка, у которой никого не было. А животное она не могла завести, потому что в любом случае планировала умереть раньше. И с ужасом рассказывала подруге по телефону дрожащим голосом: «А если я умру во сне, а оно не поймет? Не поверит? И будет ждать, пока я встану и покормлю его. А я не смогу оправдать его ожиданий! Вот что страшно… Я буду лежать глупо и эгоистично, некрасиво открыв рот, все холодея и холодея, а живое существо, заведенное по моей прихоти, станет страдать и мучиться».
Подруга, желая ее утешить, рассказывала случаи, когда кошки и собаки, запертые по нескольку дней с умершими хозяевами в квартире, выедали у них куски из тела. Старушка строго поджимала губы: «Я прекрасно знаю, что съесть можно только того, кого никогда по-настоящему не любил. Мое животное умрет от голода, охраняя мой последний сон!»
Телефонная трубка гневно возвращалась на место, а слезы по себе, тихо умершей во сне, и животному, вынужденному голодать по этой причине, все не останавливались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Старушка, спотыкаясь на скользкой дороге, подбежала к лобовому стеклу, опасаясь самого худшего… Юный водитель, вопреки всем техникам безопасности, сидящий в наушниках, автоматически нажимал на трамвайные кнопки, дергал за рычажки и что-то пел рельсам впереди.
Трамвай с синими стеклами и песнями покатился к рынку, а опунции со старушкой пошли обратно. И как-то совсем не страшно было сказать на сегодня – прощай, хлебушек!
Бабушка во хне
Моя бабушка, которая по совместительству приходилась еще и мамой моему папе, в свое время была «жгучей брунеткой с толстой косой». Так она рассказывала родственникам, детям и внукам, которые застали только ее абсолютно седые волосы, закрученные лихим узлом около левого уха. Бабушка была стремительной и деловой, прическе времени уделяла мало, по привычке закалывая остатки волос на макушке отработанными движениями. Но те волосы остались только в воспоминаниях, а теперь шпильки из жидкого пучка выскальзывали, и он съезжал на ухо.
Однажды бабуля влюбилась. Нет, не так. Она вдруг обиделась на судьбу, лишившую ее мужа в расцвете пятидесяти лет, и решила найти еще одного камикадзе. К тому времени бабушке по паспорту было немного за шестьдесят, но уморить крепкого мужчину она вполне могла. Всю свою жизнь бабушка работала на вредном производстве: заведовала раздачей молока рабочим нефтеперерабатывающего завода. Поэтому молока было дома – залейся. В треугольных синих пакетах, в «люминиевых» флягах, вывезенных с завода, в виде сливок, творога и сметаны. Бабушка, высоко ценившая свою внешность, даже умывалась молоком. И в свои шестьдесят выглядела на все пятьдесят пять, если не пятьдесят четыре. Могла бы и моложе, но бурные многолетние романы немного состарили кожу. Да и с шевелюрой у бабули вышла промашка. Она и сама не заметила, когда волосы поредели и выцвели под белой крахмальной косынкой.
Меры перед обновлением личной жизни были приняты решительные. Бабушка постриглась и решила покраситься в насыщенно-каштановый цвет. Пристрастие к народным рецептам и здоровому молочному образу жизни не позволяло использовать никакую другую краску, кроме хны. Чтоб вы знали – на седые волосы хна без басмы дает изумительный оранжевый цвет… В итоге бабушка, сняв полотенце и прорыдав минут десять, побежала в магазин за басмой. В магазине ей ответили, как в Одессе: «Шо вы себе думаете – если есть хна, то должна быть и басма?!» Напрасно, на радость продавцам, бабуля билась в истерике по поводу загубленной личной и рабочей жизни. Они дружно посоветовали ей выйти наконец-то на пенсию и успокоиться, чем вызывали новый приступ морковной ярости.
Но не такая у меня была бабушка, чтобы сдаваться! К утру выход был найден. Огненная фурия пошла в парфюмерный отдел, купила себе радикально-оранжевую помаду, накрасила губы, надела белый выходной костюм и в таком виде явилась на работу. Напоминаю – на проходную нефтеперерабатывающего завода! Она шла мимо хрестоматийных рабочих и их заводских подруг в спецовках, убивая всех запахом «Красной Москвы» на 0,3 км вокруг. Проходная молчала, пока она шла…
Фурор был полный. Через неделю вместо пенсии у нее было два любовника, один из которых приезжал на ЗИЛе к подъезду и возил нас весной за ландышами. Второй ухаживал за ее дачей и поставлял бесплатно свежий навоз для урожая. Оба умерли раньше бабушки, виной чему, по словам соседок, была невероятная сексуальная активность моей рыжеволосой родственницы.
До самой смерти бабушка красилась только в этот радикальный цвет, и удивленно подводила брови поверх настоящих (последним она напоминала мне Лилю Брик). При болезни покраска откладывалась, и вокруг головы образовывался морковный нимб: совершенно невидимые седые корни и висящее оранжевое облако над ними. В солнечный день рубец на сердце от неожиданного зрелища вам был обеспечен.
Существует много народных рецептов для укрепления волос, но наша старушка выбирала самые неожиданные. Луковая кашица с молоком, которую нужно носить на себе три часа в теплом виде (от запаха выворачивало даже вечно беременную бабушкину кошку). Теплый же компресс из мочи, после которого (на этот раз про запах молчу) волосы становятся очень интересного золотистого оттенка, а кожа головы полностью избавляется не только от мертвых, но и от живых клеток. Горячее репейное или касторовое масло, тщательно сохраняемое на голове целую ночь шуршащим пакетом и теплой шапкой.
Но – самое смешное – у бабушки-таки начали расти новые волосы! Спустя года три после еженедельных процедур среди тонких рыжих волосинок появился жесткий густой подшерсток темного цвета. Бабушка ликовала и предвкушала вторую молодость. Соседки скрипели зубными протезами и тоннами закупали репейное масло. И вдруг бабушка умерла от инсульта, предварительно погуляв у подруги на поминках и сделав наметку на роман с безутешным вдовцом.
Когда бабулю хоронили, соседки плакали от разочарования, родственники – по привычке, а незнакомые люди – шарахались от гроба, потому что им казалось, что вокруг головы у старушки был яркий солнечный нимб. Вот она – сила красоты.
Старушка одинокая
Моя бабушка говорила, что никакой нужды выходить рано замуж нет – нечего себе зазря молодость укорачивать. Муж нужен по-настоящему после пятидесяти. Чтобы было с кем поговорить о своих болячках и вспомнить эту самую молодость, в которой чего только не было. Когда нет сил вставать по утрам, но ты встаешь и делаешь завтрак, потому что тебе есть ради кого вставать.
А если нет сил, а ты совсем один – заведи кого-нибудь.
В нашем подъезде жила старушка, у которой никого не было. А животное она не могла завести, потому что в любом случае планировала умереть раньше. И с ужасом рассказывала подруге по телефону дрожащим голосом: «А если я умру во сне, а оно не поймет? Не поверит? И будет ждать, пока я встану и покормлю его. А я не смогу оправдать его ожиданий! Вот что страшно… Я буду лежать глупо и эгоистично, некрасиво открыв рот, все холодея и холодея, а живое существо, заведенное по моей прихоти, станет страдать и мучиться».
Подруга, желая ее утешить, рассказывала случаи, когда кошки и собаки, запертые по нескольку дней с умершими хозяевами в квартире, выедали у них куски из тела. Старушка строго поджимала губы: «Я прекрасно знаю, что съесть можно только того, кого никогда по-настоящему не любил. Мое животное умрет от голода, охраняя мой последний сон!»
Телефонная трубка гневно возвращалась на место, а слезы по себе, тихо умершей во сне, и животному, вынужденному голодать по этой причине, все не останавливались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28