Когда Ксения вышла поздороваться со всеми, Василий Тимофеевич растроганно обнял ее, поцеловал в лоб и поздравил с приездом Михаила. Он и Михаила поцеловал, а потом, соединив их руки, сказал:
– Ну, поцелуйтесь же на радостях, дети мои, и пусть мир и любовь согласно живут между вами!
Дикими глазами взглянула Ксения на Михаила и будто остолбенела. Он осторожно, почти виновато прикоснулся холодными губами к ее губам.
Весь день шел дождь. Он глухо ворчал за окнами, бился в стекла. Ветер прижимал к земле тяжелые тучи. В избе стояла полутьма, пахло мокрой одеждой и портянками. Умиротворенная радость была написана на лицах сектантов, разговаривали они шепотом, двигались медленно, торжественно и улыбались друг другу многозначительно, ласково. Приехал из города брат Федор. Усталый, мокрый, он ввалился в сени, долго отряхивался от дождя, смотрел на всех недобрыми глазами, но в конце концов и его коснулось общее праздничное настроение, и он тоже обмяк. Закинув за спину руку, почесав горб, он подозвал Ксению и вытащил из кармана влажный кулек со слипшимися медовыми пряниками.
– Покушай, сестра.
Однако общая радость не тронула ни Ксению, ни Михаила. Оба они были печальны, растерянны, оглушены. Их старались оставлять одних, но они, сидя в разных углах комнаты, отвернувшись друг от друга, молчали.
– Сестра, – наконец с тоской спросил Михаил, – ты простила меня?
– А чего тебе от моего прощения, – ответила Ксения, – тебя бог простил…
Он вздохнул, помолчал.
– Нехорошо говоришь… А я люблю тебя знаешь как… Я добрый, я для тебя все сделаю… Скажи – на руки возьму и буду нести, сколь пожелаешь!
– Надорвешься, – ответила Ксения.
– Нет, Ксень, нет, – торопливо сказал Михаил, – в жизнь не устану.
Неожиданно Ксения вспомнила то, что произошло так недавно и уже так давно на сеновале, и с ужасом подумала: «Господи, неужто и впрямь он люб мне станет?!»
Она шарахнулась от него, и Михаил, словно поняв ее мысли, опустил голову, вздохнул горестно:
– Не любишь ты меня, зачем же замуж соглашаешься? Что это за жизнь будет?
Столько отчаяния, столько тоски было в его голосе, что Ксения чуть не заплакала от жалости к нему, к себе самой. Он был так же несчастен, как и она.
– А ты зачем на мне женишься, коли знаешь, что не люблю? – спросила она.
– Мила ж ты мне.
– Другую бы поискал…
– Так нету более невест… В миру-то их эвон сколько…
– Поищи, найдешь…
– Эх, сестра, сестра, жестока ты сердцем… Нет, не оставил тебя сатана… Господи, неужто любви промеж нами так и не будет?
– Не бери ты меня, брат, – торопливо, отчаянно прошептала Ксения, – откажись! Не будет у нас жизни, – сердцем чую. Откажись! Упади родителям в ноги, поклонись Василию Тимофеевичу… Хошь, я поцелую тебя, хошь? Только сделай это.
– Что ты, сестра, что ты, опомнись, – тоже шепотом испуганно сказал Михаил, – как я могу… Разгневается брат Василий.
– Ты попробуй, а? – с надеждой попросила Ксения, обернув к нему умоляющее, помолодевшее лицо.
– Не могу, боюсь, – отведя глаза в сторону, ответил он, – я лучше помолюсь: пусть господь поскорее наградит тебя любовью ко мне. Ты не смущай меня.
– Эх ты, баба! – сказала Ксения, встала и отошла к окну.
Михаил долго молчал, сопел, наконец испуганно проговорил:
– Ладно… Пойду.
Он поднялся, направился к двери, но остановился, прошептал:
– А поцелуешь?
– Иди…
– Сейчас поцелуй.
Она подошла, ткнулась, зажмурившись, носом в его щеку.
Ксения знала: эта затея ни к чему не приведет – и все же надеялась на что-то, на чудо какое-то.
Прислонясь плечом к стене, она слушала, что говорит дрожащим голосом Михаил:
– Мы не созданы друг для дружки… Простите меня, не могу… Что это будет за жизнь – горе одно… Не хочу я, отказываюсь.
Вскрикнула Прасковья Григорьевна, что-то упало на пол – кастрюля или крышка, – кто-то испуганно сказал: «Бес одолел», – кто-то взвыл, и поднялся такой шум в сенях, что Ксения уже не слышала голоса Михаила. Но неожиданно громко засмеялся Василий Тимофеевич, сказал:
– Не галдите, тише, – и весело спросил: – Ай разлюбил? Ведь говорил, пуще жизни ее любишь? Она, что ль, настропалила?
– Сам я, сам, она ничего…
– Ну и не глупи… Иди к ней…
Михаил вернулся в комнату. Красный от смущения, он виновато глянул на Ксению. Она отвернулась.
Улыбаясь, вошел Василий Тимофеевич, повернул Ксению за плечи лицом к себе, проговорил ласково:
– Молодые вы, необъезженные. Ай не поделили чего? Милые ссорятся – только тешатся. Весело мне на вас смотреть, счастья своего не знаете. Не сержусь, ибо знаю, Ксюша, без зла уже твое сердце… Ты-то не знаешь еще, а я знаю… А уж у него-то кротость одна в душе. Большая любовь будет между вами.
– Не будет, не будет, не будет… – беззвучно шептала Ксения.
Она ждала чуда. Ждала постоянно, и только эта надежда поддерживала ее.
К ночи гости разъехались. Остался лишь Василий Тимофеевич, он укладывался спать в сенях. Там же, в сенях, легли отец и Михаил. За занавеской долго возилась мать, вздыхала, но наконец тоже утихла.
И тогда Ксения сползла с кровати, забилась в угол и стала молиться. Наверно, никогда еще не молилась она с такой надеждой, так самозабвенно, как в эту ночь. Она ждала чуда. И сама не замечала, что ждала чуда еще и потому, что искала подтверждения всемогуществу бога. Она то смиренно просила господа послать свою милость, то упрекала его:
– Я все отдала тебе, господи, ты один в моем сердце, я отреклась от грешной своей любви, за что же ты казнишь меня?..
Иногда Ксения со страхом понимала, что ведет счет с богом, и, плача, просила прощения:
– Прости, сама не ведаю, что говорю, прости, не оставляй меня! Покажи силу свою, господи, укрепи меня, избавь от мучений, отврати от меня Михаила… Пусть сейчас свершится чудо, сделай так, господи!..
А под утро, изнемогая от слез, от головной боли, она воскликнула в отчаянном порыве:
– Ты все можешь, господи, всели веру в Алексея, докажи свое могущество!
Уже все проснулись, мать выгнала корову, ушла на ферму. Михаил давно слонялся по двору, заглядывал в окна, а Ксения все молилась, все ждала чуда. Наконец она поднялась с колен. Василий Тимофеевич похвалил ее за усердие, поцеловал в лоб. А потом она стояла во дворе, ждала машину, которая должна была отвезти ее и Михаила в город на собрание общины.
Засунув в карманы пальто озябшие руки, Ксения прижималась спиной к сырой стене избы. Рядом переминался с ноги на ногу Михаил; его новые черные ботинки почему-то чавкали, будто полны были воды. С крыши капало Ксении на плечи, одна капля упала ей на щеку. Ветер протащил по земле желтый лист, ударил о калитку, и лист приклеился там.
На дороге отец и Василий Тимофеевич ловили попутные грузовики. Грузовиков было много, но ни один не останавливался, все проезжали мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28