— заорал я благим матом. — Спасай! Готов на любое лечение! Только не допусти, чтоб друг твой и лучший работник в идиотизм и младенчество впал!
— Не допущу, Васька, последней сволочью и скотиной буду, если не помогу такому корешу, как ты. Хватит нам в цехе и одного юродивого. А теперь слушай и мотай на ус. Вот тебе адресок, — он что-то чирканул на клочке газеты, — собирай манатки и езжай, прямо сейчас. Расскажешь этому человеку все без утайки, он в своем деле профи. Усвоил?
Я с готовностью кивнул и скользнул взглядом по записке.
— Это что же, — засомневался я, бегло прочитав каракули бригадира, — ты меня в Люблино, в тринадцатую психушку спроваживаешь?
— В нее самую, Василь Петрович. Ну чего ты скосорылился, а? Сковородкин — человек свой и в душу нашего брата трудяги вхож все равно как к себе домой. Да и как врач-психиатр он не чета другим. Умнейший мужик, спец по алкашам и симулянтам, а опыт у него такой, что на десяток докторских диссертаций хватит. Скажешь, что от меня, и все будет о'кей.
— Ладно, сгоняю к твоему профи, — буркнул я. — Хотя, честно говоря, по психушкам таскаться особой охоты не имею.
— А жить вечным трезвенником охота есть? — ударил меня Колян ниже пояса.
Более убедительного довода Колян, конечно же, придумать не мог. А потому я тут же сорвался и помчался к этому психиатрическому гению, даром, что переться пришлось через весь город.
Глава двенадцатая
Сковородкин, этот кругленький, очкасто-плюгавенький, суетливо-юркий мужичок лет сорока пяти, эдакий живчик алкашно-шизоидного вида, как-то сразу мне не понравился. Принял меня радушно, я бы даже сказал — по-приятельски. Все ладошки свои потные потирал да слюни пускал от восторга. Выслушав мою историю, тут же вынул из-под стола початую бутыль со спиртом и предложил составить ему компанию. Я набычился и заявил, что издеваться над своей персоной не позволю никому, даже светилу отечественной медицины. На что он радостно закивал: ничего, мол, подобного и в мыслях не имел, а выпить предложил от чистого сердца, для создания дружеской и непринужденной атмосферы. Ладно, говорю, хрен с тобой, козел плешивый, создавай свою атмосферу, но только в одиночку, так как пить я все равно не стану. И не стал, вот ведь какая зараза! Он игриво так дернул кругленьким своим плечиком, расчетливым движением плеснул в стакан чистейшего, как слеза, спиртяги — и хряпнул его залпом, даже не передернувшись. Молоток, отметил я про себя, питью обучен.
Потом началась эта дурацкая игра в вопросы и ответы. От выпитого спиртного он совсем разомлел, стал до неприличия фамильярен, слова его катились какими-то круглыми, обтекаемыми, ватно-пушистыми шариками, на первый взгляд совершенно невразумительными и далекими от существа проблемы. Однако я видел этого склизкого типа насквозь и потому был зол, нервозен, порой даже груб. Думаешь, мужик, не знаем мы, что ли, про все эти ваши психические уловочки, всяческие там инквизиторские выкрутасики, эдакие садистские издевочки да подковыкочки? Ого-го, еще как знаем! Нас, мужик, на мякине не проведешь, голой задницей в муравейник не усадишь. Это уж как пить дать, уж мы-то себе цену знаем. Так что кончай нам в уши дым пущать, сворачивай эту свою бадягу и говори толком, по сути, что и как. А то мне уже до дому пилить пора, Светка наверняка нервничать начнет, ежели опоздаю.
Слово в слово так я ему все и выложил, от и до. Он грустненько так мотнул круглым своим чайником, поскреб в затылке, ковырнул в носу, смачно, с подвываньицем, икнул, потом зыркнул на меня осоловелыми зенками — и выдал вместе с волной густого перегара:
— Случай, скажу я вам, удивительный. Просто уникальный случай, я бы даже сказал — сверхъестественный, не побоюсь этого слова. Что, так совсем выпить и не тянет, а, любезнейший?
— Ну, не тянет, — угрюмо буркнул я.
— Удивительно! Ведь по жизни-то обычно как раз все наоборот происходит, за уши вашего брата от водки не оттащишь, так и лакает, лакает…
— Нету у меня никакого брата, — окрысился я. Так бы и засандалил сейчас ему промеж глаз!
— Это я так, образно, — хихикнул он. — М-да… Вы феномен, мой дорогой. Патологический тип. Для науки личность совершенно темная и неправдоподобная. Видимость, так сказать, бытия, иллюзия, галлюцинация. Ни в теории, ни в практике вам места нету. Таких, как вы, в природе существовать просто не может. И не должно.
Как бы в подтверждение своих слов, он плеснул себе в стакан еще грамм сто пятьдесят и, крякнув, влил в свое поганенькое нутро.
Я весь вскипел.
— А вот мы сейчас посмотрим, существую я или только видимость бытия!
Я рывком перегнулся через стол, схватил светило пятерней за грудки и тряхнул так, что у того аж челюсть лязгнула да лысина в миг вспотела. Однако он тут же умудрился вывернуться и высвободиться от захвата.
— Ну это вы бросьте! — строго заявил он, отклеивая свою обширную ученую задницу от казенного кресла и выпрямляясь. — Здесь вам не Госдума!
То ли он какую кнопочку потайную нажал, то ли еще каким образом сигнал подал, только вдруг выскочили у меня из-за спины два здоровенных санитара и лихо скрутили мне руки. Я и пикнуть не успел, как заломило у меня в суставах, застучало в висках, засучило в ногах. Скрипнул я остатками своих зубов, попытался вырваться, да не тут-то было! Крепко держали вертухаи, лишив меня всех степеней свобод.
— Вы, уроды! — вякнул я, скривившись от боли. — Грабли свои дебильные уберите! Пока я вам их не повынимал!
Однако они и ухом не повели, лишь глумливенько эдак залыбились, гоготнули для проформы: не ерепенься, мол, мужик, у нас не забалуешь, живо в бараний рог скрутим, коли шеф команду даст.
Сковородкин радостно закивал, поиграл куцыми бровями, зацокал языком.
— Зря вы так, батенька, — защебетал он нежно, облизывая меня любвеобильным взглядом, — нехорошо, нехорошо-с!.. А ну-ка, ребятки, держите-ка его покрепче, сейчас мы сеанс ортодоксальной терапии проведем. Ежели не поможет, можете на себе, батенька, крест ставить, и пожирнее, пожирнее!..
Не долго думая, он снова извлек из-под стола бутыль со спиртягой и нацедил примерно с треть стакана. Потом хитренько так подмигнул и стал приближаться, со стаканом в своей маленькой пухленькой ручке. Я забеспокоился, заподозрил неладное.
— Насилия над моей личностью не потерплю! — заорал я благим матом, догадываясь, к чему клонит этот идиот. Попытался было вырваться, сделал несколько неуклюжих телодвижений, но те два дебила стояли, как влитые, и добычу из своих лапищ явно выпускать не собирались. А потом и вовсе мою башку заклинило — так, что я и пикнуть не смел, а ежели и пытался, то в глазах у меня тут же темнело от адской боли. Профессионалы, мать вашу!..
— Отпустите, уроды! — хрипел я, взывая к их гражданской совести, но тщетно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Не допущу, Васька, последней сволочью и скотиной буду, если не помогу такому корешу, как ты. Хватит нам в цехе и одного юродивого. А теперь слушай и мотай на ус. Вот тебе адресок, — он что-то чирканул на клочке газеты, — собирай манатки и езжай, прямо сейчас. Расскажешь этому человеку все без утайки, он в своем деле профи. Усвоил?
Я с готовностью кивнул и скользнул взглядом по записке.
— Это что же, — засомневался я, бегло прочитав каракули бригадира, — ты меня в Люблино, в тринадцатую психушку спроваживаешь?
— В нее самую, Василь Петрович. Ну чего ты скосорылился, а? Сковородкин — человек свой и в душу нашего брата трудяги вхож все равно как к себе домой. Да и как врач-психиатр он не чета другим. Умнейший мужик, спец по алкашам и симулянтам, а опыт у него такой, что на десяток докторских диссертаций хватит. Скажешь, что от меня, и все будет о'кей.
— Ладно, сгоняю к твоему профи, — буркнул я. — Хотя, честно говоря, по психушкам таскаться особой охоты не имею.
— А жить вечным трезвенником охота есть? — ударил меня Колян ниже пояса.
Более убедительного довода Колян, конечно же, придумать не мог. А потому я тут же сорвался и помчался к этому психиатрическому гению, даром, что переться пришлось через весь город.
Глава двенадцатая
Сковородкин, этот кругленький, очкасто-плюгавенький, суетливо-юркий мужичок лет сорока пяти, эдакий живчик алкашно-шизоидного вида, как-то сразу мне не понравился. Принял меня радушно, я бы даже сказал — по-приятельски. Все ладошки свои потные потирал да слюни пускал от восторга. Выслушав мою историю, тут же вынул из-под стола початую бутыль со спиртом и предложил составить ему компанию. Я набычился и заявил, что издеваться над своей персоной не позволю никому, даже светилу отечественной медицины. На что он радостно закивал: ничего, мол, подобного и в мыслях не имел, а выпить предложил от чистого сердца, для создания дружеской и непринужденной атмосферы. Ладно, говорю, хрен с тобой, козел плешивый, создавай свою атмосферу, но только в одиночку, так как пить я все равно не стану. И не стал, вот ведь какая зараза! Он игриво так дернул кругленьким своим плечиком, расчетливым движением плеснул в стакан чистейшего, как слеза, спиртяги — и хряпнул его залпом, даже не передернувшись. Молоток, отметил я про себя, питью обучен.
Потом началась эта дурацкая игра в вопросы и ответы. От выпитого спиртного он совсем разомлел, стал до неприличия фамильярен, слова его катились какими-то круглыми, обтекаемыми, ватно-пушистыми шариками, на первый взгляд совершенно невразумительными и далекими от существа проблемы. Однако я видел этого склизкого типа насквозь и потому был зол, нервозен, порой даже груб. Думаешь, мужик, не знаем мы, что ли, про все эти ваши психические уловочки, всяческие там инквизиторские выкрутасики, эдакие садистские издевочки да подковыкочки? Ого-го, еще как знаем! Нас, мужик, на мякине не проведешь, голой задницей в муравейник не усадишь. Это уж как пить дать, уж мы-то себе цену знаем. Так что кончай нам в уши дым пущать, сворачивай эту свою бадягу и говори толком, по сути, что и как. А то мне уже до дому пилить пора, Светка наверняка нервничать начнет, ежели опоздаю.
Слово в слово так я ему все и выложил, от и до. Он грустненько так мотнул круглым своим чайником, поскреб в затылке, ковырнул в носу, смачно, с подвываньицем, икнул, потом зыркнул на меня осоловелыми зенками — и выдал вместе с волной густого перегара:
— Случай, скажу я вам, удивительный. Просто уникальный случай, я бы даже сказал — сверхъестественный, не побоюсь этого слова. Что, так совсем выпить и не тянет, а, любезнейший?
— Ну, не тянет, — угрюмо буркнул я.
— Удивительно! Ведь по жизни-то обычно как раз все наоборот происходит, за уши вашего брата от водки не оттащишь, так и лакает, лакает…
— Нету у меня никакого брата, — окрысился я. Так бы и засандалил сейчас ему промеж глаз!
— Это я так, образно, — хихикнул он. — М-да… Вы феномен, мой дорогой. Патологический тип. Для науки личность совершенно темная и неправдоподобная. Видимость, так сказать, бытия, иллюзия, галлюцинация. Ни в теории, ни в практике вам места нету. Таких, как вы, в природе существовать просто не может. И не должно.
Как бы в подтверждение своих слов, он плеснул себе в стакан еще грамм сто пятьдесят и, крякнув, влил в свое поганенькое нутро.
Я весь вскипел.
— А вот мы сейчас посмотрим, существую я или только видимость бытия!
Я рывком перегнулся через стол, схватил светило пятерней за грудки и тряхнул так, что у того аж челюсть лязгнула да лысина в миг вспотела. Однако он тут же умудрился вывернуться и высвободиться от захвата.
— Ну это вы бросьте! — строго заявил он, отклеивая свою обширную ученую задницу от казенного кресла и выпрямляясь. — Здесь вам не Госдума!
То ли он какую кнопочку потайную нажал, то ли еще каким образом сигнал подал, только вдруг выскочили у меня из-за спины два здоровенных санитара и лихо скрутили мне руки. Я и пикнуть не успел, как заломило у меня в суставах, застучало в висках, засучило в ногах. Скрипнул я остатками своих зубов, попытался вырваться, да не тут-то было! Крепко держали вертухаи, лишив меня всех степеней свобод.
— Вы, уроды! — вякнул я, скривившись от боли. — Грабли свои дебильные уберите! Пока я вам их не повынимал!
Однако они и ухом не повели, лишь глумливенько эдак залыбились, гоготнули для проформы: не ерепенься, мол, мужик, у нас не забалуешь, живо в бараний рог скрутим, коли шеф команду даст.
Сковородкин радостно закивал, поиграл куцыми бровями, зацокал языком.
— Зря вы так, батенька, — защебетал он нежно, облизывая меня любвеобильным взглядом, — нехорошо, нехорошо-с!.. А ну-ка, ребятки, держите-ка его покрепче, сейчас мы сеанс ортодоксальной терапии проведем. Ежели не поможет, можете на себе, батенька, крест ставить, и пожирнее, пожирнее!..
Не долго думая, он снова извлек из-под стола бутыль со спиртягой и нацедил примерно с треть стакана. Потом хитренько так подмигнул и стал приближаться, со стаканом в своей маленькой пухленькой ручке. Я забеспокоился, заподозрил неладное.
— Насилия над моей личностью не потерплю! — заорал я благим матом, догадываясь, к чему клонит этот идиот. Попытался было вырваться, сделал несколько неуклюжих телодвижений, но те два дебила стояли, как влитые, и добычу из своих лапищ явно выпускать не собирались. А потом и вовсе мою башку заклинило — так, что я и пикнуть не смел, а ежели и пытался, то в глазах у меня тут же темнело от адской боли. Профессионалы, мать вашу!..
— Отпустите, уроды! — хрипел я, взывая к их гражданской совести, но тщетно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28