Только можно ли это доказать?
Кстати, предал ли меня Федор? То есть предать, конечно, предал, но
совершил ли он акт предательства? Разница существенная. Помню, как мне
было обидно. Но ведь в конце концов это только эмоции. Не разумнее ли
посмотреть на эту историю с точки зрения здравого смысла. Ну-ка...
Федор выполнял свой служебный долг. Так? Так. Честное исполнение
служебных обязанностей - добродетель? Без сомнения. К примеру, работнику
отдела по борьбе с терроризмом становится известно, что его друг должен
заложить взрывчатку в Центральном оперном театре. Как ему надлежит
поступить? Должны ли сотни людей погибнуть из-за, надо сказать, довольно
расплывчатого нравственного закона дружбы. Не порядочнее ли дать дружку по
рукам? Пожалуй, порядочнее! И вот он останавливает Кольцова, выполняя тем
самым свой профессиональный долг. Кстати, и законы дружбы вроде бы не
нарушаются - наоборот, каждый согласится, что помешать другу сделать
дурное, оградить его от проступка или преступления - высшая добродетель. К
сожалению, вскоре выясняется, что Кольцов никакого отношения к терроризму
не имел. Но это было потом.
В чем я могу обвинить Федора? В служебной некомпетентности? В
недостаточной степени проникновения во внутренний мир подозреваемого? Это
не мое дело. Факты, проверенные и перепроверенные, показывали с
вероятностью 0,99 на мою причастность к подполью. Кто же мог всерьез
предположить, что я идиот, чьи поступки предсказать практически
невозможно? Не честнее ли обвинить самого себя в непростительном
нравственном изъяне, в неспособности определить свою жизненную позицию, в
том, что я до сих пор не нашел своего места в социуме. В конце концов
сторонних наблюдателей никогда не жаловали. Я не стал исключением. Только
и всего.
Надежда шевельнулась, потянулась, открыла глаза.
- Привет, пора вставать?
- Спи, жена, еще рано.
- Который час?
- Какая тебе разница?
Надежда дотянулась до столика, нащупала часы, посмотрела.
- Ой, уже пора.
Она вскочила и стала быстро одеваться.
- Что-нибудь случилось? - поинтересовался Поль.
- У нас сегодня трудный день. Мы принимаем мероприятие Ц.
Мероприятие Ц! Поль знал, что это такое. В годы Запрета Центр иногда
устраивал на конспиративных квартирах некое подобие теоретического
семинара для решения текущих идеологических вопросов, эти сборища и
назывались мероприятием Ц.
Попытка возродить теоретическую деятельность неприятно удивила Поля,
ведь он всерьез думал, что после Амнистии подполье самораспустилось.
- Зачем? - спросил он на всякий случай.
- Надо кое-что обсудить.
- Начинаете сначала?
- Мы не кончали. И ты не кончал.
Надежда сердито посмотрела на Поля и пошла готовить завтрак.
Она это не со зла, сообразил Поль, с трудом поборов обиду. Вряд ли
есть основания полагать, что Наденька способна ехидничать и пытаться
оскорбить намеком на обстоятельства нашей свадьбы. Слишком тонкая для нее
игра. Центр действительно постановил организовать ряд семей для возможного
проведения конспиративной работы... Но я бы никогда бы не женился, если
бы... А вот для Наденьки в этом вряд ли есть что-то дикое. Она
дисциплинированный функционер и очень далека от необеспеченных разумом
душевных сомнений.
Поль наскоро привел себя в порядок, даже сделал несколько
телодвижений, обозначив физзарядку, и отправился на кухню, помогать.
- Пришел тебе помогать, женушка, - сказал он радостно, считая, что
ласка самый простой способ разрядить обстановку.
- Помощь нужна не мне.
- А кому?
- Центру.
- Не понимаю.
- Мне кажется, запомни, это мое личное мнение - что Центр пока
недостаточно четко представляет себе ситуацию и хотел бы лучше разобраться
в происходящем. Амнистия спутала все карты. Что делать? Кто виноват?..
- Кем быть?...
- Что?
- Что делать? Кто виноват? Кем быть?
- Да, да.. Я считаю, что ты можешь им помочь. Ты ведь писатель...
- Не преувеличивай.
- Ты можешь почувствовать что-то такое... ну, что ускользает пока от
Центра.
- И это все?
- Да.. Впрочем, надо бы еще сходить за хлебом.
- Хорошо, жена. Пусть это будет мой скромный вклад в борьбу за.. ну,
сама знаешь за что.
- Послушай, а почему ты все время называешь меня "жена"?
- А что такое? Ты ведь действительно моя жена. Совершенно официально
- Это так. Но почему ты меня так называешь? Не котеночек, не Надежда,
а - жена?
- Мне просто нравится. Ты ведь у меня первая жена. А мне нравится
быть женатым мужчиной.
- Вот бы никогда не подумала.
- Тебе нравится стрелять в парадниках, а мне - называть тебя женой.
Должен же я чем-то отличаться от остальных.
- Поняла.
Поль вышел из дома и пошел по набережной в сторону памятника Рип Ван
Винклю, любимому герою генерал-губернатора. Пахло весной. На чахлых
деревцах уже кое-где проклюнулись слабенькие зеленые точки, словно, нежные
огонечки. Солнышко припекало и привычный серый колер города, оставаясь,
впрочем, серым, стал как-то более приемлемым, как-то похорошел. Вот
именно, было хорошо. Красиво. Оптимистично. В аптеке на углу появилась
новая продавщица. Высокая стройная блондинка с обалденными карими глазами.
Блеск. Впрочем, надо будет посоветовать ей изменить прическу - Поль
терпеть не мог голые женские ушки. Да и улыбаться ей следует почаще, не
помешает.
Мимо проехал красочно разукрашенный рекламой фирмы "Разухабистый
младенец" трамвай, мелодично вызвякивая ноту "соль"...
Хорошо. Поль любил ходить за хлебом. Только отсидев три месяца в
подполье, можно понять, что это значит - свободно таскаться по улицам, не
опасаясь при этом получить пулю в зоб. А если вспомнить, что подполье, это
вовсе не какое-то там социальное явление, а вонючая двухкомнатная квартира
в трущобах, где кроме страха всегда ощущаешь нехватку кислорода, то даже к
самому загаженному тротуару начинаешь относиться с нежностью.
Поль проскользнул мимо постового полицейского, изобразив на лице
гордость и независимость. Он изо всех сил старался не показывать виду, что
где-то внутри у него все еще теплится страх, не так-то легко оказалось
избавиться от него. Полицейский - крепкий, краснощекий, отлично
тренированный парень, который за пару секунд свернул бы Полю шею, поступи
соответствующий приказ - сморщился, будто проглотил гнилой абрикос -
узнал.
Ничего ты мне не сделаешь, с удовлетворением отметил Поль. И это
хорошо. Амнистия. Нет больше подполья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Кстати, предал ли меня Федор? То есть предать, конечно, предал, но
совершил ли он акт предательства? Разница существенная. Помню, как мне
было обидно. Но ведь в конце концов это только эмоции. Не разумнее ли
посмотреть на эту историю с точки зрения здравого смысла. Ну-ка...
Федор выполнял свой служебный долг. Так? Так. Честное исполнение
служебных обязанностей - добродетель? Без сомнения. К примеру, работнику
отдела по борьбе с терроризмом становится известно, что его друг должен
заложить взрывчатку в Центральном оперном театре. Как ему надлежит
поступить? Должны ли сотни людей погибнуть из-за, надо сказать, довольно
расплывчатого нравственного закона дружбы. Не порядочнее ли дать дружку по
рукам? Пожалуй, порядочнее! И вот он останавливает Кольцова, выполняя тем
самым свой профессиональный долг. Кстати, и законы дружбы вроде бы не
нарушаются - наоборот, каждый согласится, что помешать другу сделать
дурное, оградить его от проступка или преступления - высшая добродетель. К
сожалению, вскоре выясняется, что Кольцов никакого отношения к терроризму
не имел. Но это было потом.
В чем я могу обвинить Федора? В служебной некомпетентности? В
недостаточной степени проникновения во внутренний мир подозреваемого? Это
не мое дело. Факты, проверенные и перепроверенные, показывали с
вероятностью 0,99 на мою причастность к подполью. Кто же мог всерьез
предположить, что я идиот, чьи поступки предсказать практически
невозможно? Не честнее ли обвинить самого себя в непростительном
нравственном изъяне, в неспособности определить свою жизненную позицию, в
том, что я до сих пор не нашел своего места в социуме. В конце концов
сторонних наблюдателей никогда не жаловали. Я не стал исключением. Только
и всего.
Надежда шевельнулась, потянулась, открыла глаза.
- Привет, пора вставать?
- Спи, жена, еще рано.
- Который час?
- Какая тебе разница?
Надежда дотянулась до столика, нащупала часы, посмотрела.
- Ой, уже пора.
Она вскочила и стала быстро одеваться.
- Что-нибудь случилось? - поинтересовался Поль.
- У нас сегодня трудный день. Мы принимаем мероприятие Ц.
Мероприятие Ц! Поль знал, что это такое. В годы Запрета Центр иногда
устраивал на конспиративных квартирах некое подобие теоретического
семинара для решения текущих идеологических вопросов, эти сборища и
назывались мероприятием Ц.
Попытка возродить теоретическую деятельность неприятно удивила Поля,
ведь он всерьез думал, что после Амнистии подполье самораспустилось.
- Зачем? - спросил он на всякий случай.
- Надо кое-что обсудить.
- Начинаете сначала?
- Мы не кончали. И ты не кончал.
Надежда сердито посмотрела на Поля и пошла готовить завтрак.
Она это не со зла, сообразил Поль, с трудом поборов обиду. Вряд ли
есть основания полагать, что Наденька способна ехидничать и пытаться
оскорбить намеком на обстоятельства нашей свадьбы. Слишком тонкая для нее
игра. Центр действительно постановил организовать ряд семей для возможного
проведения конспиративной работы... Но я бы никогда бы не женился, если
бы... А вот для Наденьки в этом вряд ли есть что-то дикое. Она
дисциплинированный функционер и очень далека от необеспеченных разумом
душевных сомнений.
Поль наскоро привел себя в порядок, даже сделал несколько
телодвижений, обозначив физзарядку, и отправился на кухню, помогать.
- Пришел тебе помогать, женушка, - сказал он радостно, считая, что
ласка самый простой способ разрядить обстановку.
- Помощь нужна не мне.
- А кому?
- Центру.
- Не понимаю.
- Мне кажется, запомни, это мое личное мнение - что Центр пока
недостаточно четко представляет себе ситуацию и хотел бы лучше разобраться
в происходящем. Амнистия спутала все карты. Что делать? Кто виноват?..
- Кем быть?...
- Что?
- Что делать? Кто виноват? Кем быть?
- Да, да.. Я считаю, что ты можешь им помочь. Ты ведь писатель...
- Не преувеличивай.
- Ты можешь почувствовать что-то такое... ну, что ускользает пока от
Центра.
- И это все?
- Да.. Впрочем, надо бы еще сходить за хлебом.
- Хорошо, жена. Пусть это будет мой скромный вклад в борьбу за.. ну,
сама знаешь за что.
- Послушай, а почему ты все время называешь меня "жена"?
- А что такое? Ты ведь действительно моя жена. Совершенно официально
- Это так. Но почему ты меня так называешь? Не котеночек, не Надежда,
а - жена?
- Мне просто нравится. Ты ведь у меня первая жена. А мне нравится
быть женатым мужчиной.
- Вот бы никогда не подумала.
- Тебе нравится стрелять в парадниках, а мне - называть тебя женой.
Должен же я чем-то отличаться от остальных.
- Поняла.
Поль вышел из дома и пошел по набережной в сторону памятника Рип Ван
Винклю, любимому герою генерал-губернатора. Пахло весной. На чахлых
деревцах уже кое-где проклюнулись слабенькие зеленые точки, словно, нежные
огонечки. Солнышко припекало и привычный серый колер города, оставаясь,
впрочем, серым, стал как-то более приемлемым, как-то похорошел. Вот
именно, было хорошо. Красиво. Оптимистично. В аптеке на углу появилась
новая продавщица. Высокая стройная блондинка с обалденными карими глазами.
Блеск. Впрочем, надо будет посоветовать ей изменить прическу - Поль
терпеть не мог голые женские ушки. Да и улыбаться ей следует почаще, не
помешает.
Мимо проехал красочно разукрашенный рекламой фирмы "Разухабистый
младенец" трамвай, мелодично вызвякивая ноту "соль"...
Хорошо. Поль любил ходить за хлебом. Только отсидев три месяца в
подполье, можно понять, что это значит - свободно таскаться по улицам, не
опасаясь при этом получить пулю в зоб. А если вспомнить, что подполье, это
вовсе не какое-то там социальное явление, а вонючая двухкомнатная квартира
в трущобах, где кроме страха всегда ощущаешь нехватку кислорода, то даже к
самому загаженному тротуару начинаешь относиться с нежностью.
Поль проскользнул мимо постового полицейского, изобразив на лице
гордость и независимость. Он изо всех сил старался не показывать виду, что
где-то внутри у него все еще теплится страх, не так-то легко оказалось
избавиться от него. Полицейский - крепкий, краснощекий, отлично
тренированный парень, который за пару секунд свернул бы Полю шею, поступи
соответствующий приказ - сморщился, будто проглотил гнилой абрикос -
узнал.
Ничего ты мне не сделаешь, с удовлетворением отметил Поль. И это
хорошо. Амнистия. Нет больше подполья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24