Смертный час, наклонясь, напоит
прозрачною сулемой.
А люди придут, зароют
мое тело и голос мой.
1912
8 ноября 1913 года
солнце комнату наполнило
пылью жаркой и сквозной.
Я проснулась и припомнила:
милый, нынче праздник твой.
Оттого и оснеженная
даль за окнами тепла,
оттого и я бессонная,
как причастница спала.
1913
56
***
ты пришел меня утешить, милый,
самый нежный, самый кроткий...
От подушки приподняться нету силы,
а на окнах частые решетки.
Мертвой, думал, ты меня застанешь,
и принес веночек неискусный.
Как улыбкой сердце больно ранишь,
ласковый, насмешливый и грустный.
Что теперь мне смертное томленье!
Если ты еще со мной побудешь!
Я у бога вымолю прощенье
и тебе и всем, кого ты любишь.
1913
57
***
ты письмо мое, милый, не комкай.
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
быть чужой на твоем пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
и уже не монашенка я
в этом сером будничном платье,
на стоптанных каблуках...
Но как прежде, жгуче обьятье,
тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо мое, милый, не комкай,
не плачь о заветной лжи,
ты его в твоей бедной котомке
на самое дно положи.
1912
***
в ремешках пенал и книги были,
возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
нашу встречу, мальчик мой веселый.
Только ставши лебедем надменным,
изменился старый лебеденок.
А на жизнь мою лучом нетленным
грусть легла, и голос мой не звонок.
1912
царское село
58
***
со дня купальницы-аграфены
малиновый платок хранит.
Молчит, а ликует, как царь давид.
В морозной келье белы стены,
и с ним никто не говорит.
Приду и стану на порог,
скажу:" отдай мне мой платок!"
Осень 1913
***
я с тобой не стану пить вино,
оттого что ты мальчишка озорной.
Знаю я-у вас заведено
с кем попало целоваться под луной.
А нас-тишь да гладь,
божья благодать.
А у нас-светлых глаз
нет приказу подымать.
1913
59
***
вечерние часы перед столом.
Непоправимо белая страница.
Мимоза пахнет ниццей и теплом.
В луче луны летит большая птица.
И, туго косы на ночь заплетя,
как будто завтра нужны будут косы,
в окно гляжу я, больше не грустя,
на море, на песчаные откосы.
Какую власть имеет человек,
который даже нежности не просит!
Я не могу поднять усталых век,
когда мое он имя произносит.
1913
***
как вплелась в мои темные косы
серебристая, нежная прядь,
- только ты, соловей безголосый,
эту муку сумеешь понять.
Чутким ухом далекое слышишь
и на тонкие ветки ракит,
весь нахохлившись смотришь-не дышишь,
- если песня чужая звучит.
А еще там недавно, недавно
замирали вокруг тополя,
и звенела и пела отравно
несказанная радость твоя.
1912
60
стихи о петербурге
1
вновь исакий в облаченье
из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпенье
конь великого петра.
Ветер душный и суровый
с черных труб сметает гарь
ах, своей столицей новой
недоволен государь.
2
сердце бьется ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Вновь под аркой на галерной
наши тени навсегда
сквозь опущенные веки
вижу, вижу ты со мной,
и в руке твоей навеки
нераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
мы в блаженный миг чудес,
в миг, когда над летним садом
месяц розовый воскрес,
- мне не надо ожиданий
у постылого окна
и томительных свиданий.
Вся любовь утолена.
Ты свободен, я свободна,
завтра лучше, чем вчера,
- над невою темноводной,
над улыбкою холодной
императора петра.
1913
61
***
знаю, знаю-снова лыжи
сухо заскрипято
в синем небе месяц рыжий,
луг так сладостно покат.
Во дворце горят окошки,
тишиной удалены.
Ни тропинки, ни дорожки,
только проруби темны.
Ива, дерево русалок,
не мешай мне на пути!
В смежных ветках черных галок,
черных галок приюти.
1912
венеция
золотая голубятня у воды,
ласковой и млеюще-зеленой;
заметает ветерок соленый
черных лодок узкие следы.
Сколько нежных, странных лиц в толпе.
В каждой лавке яркие игрушки:
с книгой лев на вышитой подушке,
с книгой лев на мраморном столбе.
Как на древнем выцветшем холсте,
стынет небо тускло-голубое.
Но не тесно в этой тесноте
и не душно в сырости и зное.
1912
62
***
протертый коврик под иконой,
в прохладной комнате темно,
и густо плющ темно-зеленый
завил широкое окно.
От роз струится запах сладкий,
трещит лампада, чуть горя.
Пестро расписаны укладки
рукой любовной кустаря.
И у окна белеют пяльцы...
Твой профиль тонок и жесток.
Ты зацелованные пальцы
брезгливо прячешь под платок.
А сердцу стало страшно биться,
такая в нем теперь тоска...
И в косах спутанных таится
чуть слышный запах табака.
1912
63
гость
все как раньше: в окна столовой
бьется мелкий метельный снег,
и сама я не стала новой,
а ко мне приходил человек.
Я спросила:" чего ты хочешь?"
Он сказал:" быть с тобой в аду".
Я смеялась:" ах, напророчишь
нам обоим, пожалуй, беду".
Но, поднявши руку сухую,
он слегка потрогал цветы:
расскажи, как тебя целуют,
расскажи, как целуешь ты".
И глаза, глядевшие тускло,
не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
просветленно-злого лица.
О, я знаю-его отрада
напряженно и страстно знать,
что ему ничего не надо,
что мне не в чем ему отказать.
1914
64
***
а. Блоку
я пришла к поэту в гости.
Ровно в полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
а за окнами мороз.
И малиновое солнце
над лохматым сизым дымом...
Как хозяин молчаливый
ясно смотрит на меня!
У него глаза такие,
что запомнить кажый должен;
мне же лучше, осторожной,
в них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
дымный полдень, воскресенье
в доме сером и высоком
у морских ворот невы.
1914
65
66
содержание
из книги вечер
молюсь оконному лучу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15