Остается лишь белая трещина наподобие шрама. Ад забрал свою сучку обратно.
Холодная, промозглая ночь.
Все затихло. Мы стоим по колено в крови. Гимпо ранен, но легко. Я сам, Билл, Фабио и большинство Чиппендейлов вроде бы целы и невредимы. Царица Чума и ее гомоэсесовцы сгинули без следа.
В коленках похрустывает.
Чипы не любят долгих прощаний, так что мы просто жмем друг другу руки, и они дают нам свои номера телефонов.
– Если мы вдруг вам понадобимся… – говорит Фабио своим густым и глубоким голосом. – Но, Сильвер! Поехали!
Свет фонарей пляшет на мокрой булыжной мостовой. Судя по взглядам поздних прохожих, мой гордый килт обращает на себя внимание. Огромный рекламный щит. Уже знакомый товарищ улыбается мне с афиши – лукаво так улыбается, хитро, – и грозит пальцем, как будто хочет сказать…
– Adios, amigos, adios!
Хрен его знает, что он пытается мне сказать, но он явно пытается что-то сказать.
Чипы машут нам на прощание и несутся галопом навстречу солнцу.
Прохожу мимо, но эта хитрая улыбка и этот грозящий палец – они остаются со мной.
Я оборачиваюсь к Биллу и говорю ему, очень серьезно:
– У нас получилось, Билл! Мы это сделали!
Билл бьет кулаком воздух и замирает, как будто в стоп-кадре.
Возвращаюсь к себе в отель. MTV по-прежнему излучает свои тайные, злые послания. Я жду, когда будет следующий клип. Хочу посмотреть, что это будет. Килт падает на пол. «If I Could Turn Back Time», «Повернуть бы время вспять», развлекает меня в темноте. Я выключаю телик, и сон забирает меня к себе.
Пошли финальные титры.
Глава шестнадцатая
Домой, в Канзас
Путевой журнал Драммонда: воскресенье, 8 ноября 1992
У меня во сне звонит телефон. Шер не хочет брать трубку. Я тяну руку и сбиваю трубку с аппарата.
– Доброе утро, сэр. Вы просили вас разбудить. Сейчас 6.25 утра. Автобус в аэропорт уходит через тридцать пять ми. – Шер, похоже, ушла. Вот блядь. Про Шер – это я все придумал. Она мне не снилась, мне вообще никогда не снятся эротические сны, но Шер мне действительно нравится, и мне очень «нравится ее видеоклип с линкором на «If I Could Turn Back Time»; он замечательно смотрится даже в нелепом, и пошлом, и совершенно безвкусном костюме. Шер – великая актриса. Она целиком отдает себя роли, даже самой дурацкой и абсолютно невыигрышной роли, и делает из нее конфетку. И поэтому она звезда. По сравнению с Мадонной, она… Какого хрена вообще я думаю? Мне пора одеваться. Быстренько собираю сумку и спускаюсь вниз, стараясь не думать о том, почему я все утро думаю о Шер.
– Кто-то, кажется, говорил, что он не признает фантазий. – Голос.
Открываются двери лифта. Гимпо сияет улыбкой. Он уже расплатился. И это он попросил, чтобы нас разбудили звонком. А сейчас он идет выцеплять Z. У него глухо занято. Похоже, он просто снял трубку и не положил ее на место. Я жду у конторки. Появляются Гимпо и Z. Выходим на улицу. Проливной дождь и свирепый ветер. Мы делаем три маленьких шага для человечества – от крыльца до мини-автобуса в аэропорт. За автобус платить не нужно – это такая услуга для постояльцев отеля. Он темно-синий, название отеля написано на боку золотыми буквами.
Z чего-то бормочет. Похоже, он вообще не спал. С помощью последней бутылки «Синей этикетки», пачки порножурналов и двадцати трех каналов спутникового телевидения Z не только раскрыл темный заговор популярной певицы Мадонны, которая вместе с известным информационным магнатом собиралась устроить Армагеддон, но и пресек эти апокалипсические поползновения своим неумолимым пером. В словах Z нет никакой иронии, его вера в силу собственного пера непоколебима. Он зачитывает мне отрывки про богохульную содомскую сучку и ее модных гомоэсесовцев. Я пытаюсь ему рассказать про Винса и Ларри. Он бурчит что-то в том смысле, что я все понял неправильно – его звали Фабио. Просыпающийся Хельсинки проносится за затемненными окнами.
Аэропорт. У меня осталась какая-то финская мелочь, и я звоню в «Jet Taxis» в Эйлсбери, Англия; договариваюсь о цене (двадцать фунтов) и заказываю такси в аэропорт Хитроу, чтобы оно нас ждало по прибытии. Оформление багажа; посадка, самолет. Мое место – ближе к проходу. Я вообще никакой. Самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, командир экипажа приветствует пассажиров. Ремни пристегнуты. Ускорение. Взлет. Резкий набор высоты. Усталость. Бессвязные мысли.
Шум двигателей действует успокаивающе. Мы возвращаемся домой, к семье и любимым. Это было странное путешествие. Стюардессы скользят по проходу туда-сюда. Я даже слышу слабое электрическое потрескивание, что происходит от трения их нейлоновых колготок под узкими синими юбками. Они носят мне водку: несколько дюжин миниатюрных бутылочек с пятиугольником на этикетке – таких прелестных и дружелюбных малышек, что согревают нутро и радуют душу.
Я как раз оценил ладную попку одной, отдельно взятой стюардессы – она так мило вихляется при ходьбе, – и тут Билл пускается в философские рассуждения.
– Мадонна, Царица Чума, Богохульная содомская сучка: сколько на свете людей, которые могут сказать о себе, что в них нет ничего от этой самой сучки? На самом деле, она живет почти в каждом из нас. Это – часть нашей природы, часть – и немалая – нашего «Я», нашей истинной сущности.
Гимпо тоже вступает в беседу:
– Да, Билл. Ты же знаешь, я часто задумывался, что религия – или, вернее, моральные и этические нормы, присущие всякой религии… как бы это сказать… ограничивают человека и его опыт в области истинного бытия, и если бы…
Билл его перебивает:
– Да, Гимп, я понимаю, к чему ты клонишь: что если бы у нас не было этих морально-этических установлений, этой полиции духа, человек обрел бы истинную свободу – свободу жить так, как велит его истинная природа.
Гимпо:
– Каковая, к несчастью, больше животная, зверская, я бы даже сказал – то есть, по сути, злая.
Билл:
– Не совсем, старина, не совсем. Звери, они не злые. Добро и зло – это понятия человеческие. Змей-искуситель, яблоко, познание добра и зла, падение человека, изгнание из рая – это все человеческие идеи. И, разумеется, дело нашей подруги Мадонны определенно доказывает, что если мы примемся потакать нашим глубинным инстинктам, жить в свое удовольствие безо всяких ограничений, не соблюдая моральные принципы, тогда…
Гимпо:
– В смысле, насиловать мертвых детей и срать на лицо топ-моделям?
Билл:
– Да, старина, именно в этом смысле. У нас у каждого есть свои тайные устремления и желания, и для человека это нормально. Но нормальные люди, типа как мы с тобой или Z, все-таки не потакают своим инстинктам. Потому что нас научили, что это плохо. Наши духовные учителя. И только это нас и останавливает.
Я тоже вношу свою лепту в беседу:
– В смысле, чтобы не насиловать мертвых детей и не срать на лицо топ-моделям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Холодная, промозглая ночь.
Все затихло. Мы стоим по колено в крови. Гимпо ранен, но легко. Я сам, Билл, Фабио и большинство Чиппендейлов вроде бы целы и невредимы. Царица Чума и ее гомоэсесовцы сгинули без следа.
В коленках похрустывает.
Чипы не любят долгих прощаний, так что мы просто жмем друг другу руки, и они дают нам свои номера телефонов.
– Если мы вдруг вам понадобимся… – говорит Фабио своим густым и глубоким голосом. – Но, Сильвер! Поехали!
Свет фонарей пляшет на мокрой булыжной мостовой. Судя по взглядам поздних прохожих, мой гордый килт обращает на себя внимание. Огромный рекламный щит. Уже знакомый товарищ улыбается мне с афиши – лукаво так улыбается, хитро, – и грозит пальцем, как будто хочет сказать…
– Adios, amigos, adios!
Хрен его знает, что он пытается мне сказать, но он явно пытается что-то сказать.
Чипы машут нам на прощание и несутся галопом навстречу солнцу.
Прохожу мимо, но эта хитрая улыбка и этот грозящий палец – они остаются со мной.
Я оборачиваюсь к Биллу и говорю ему, очень серьезно:
– У нас получилось, Билл! Мы это сделали!
Билл бьет кулаком воздух и замирает, как будто в стоп-кадре.
Возвращаюсь к себе в отель. MTV по-прежнему излучает свои тайные, злые послания. Я жду, когда будет следующий клип. Хочу посмотреть, что это будет. Килт падает на пол. «If I Could Turn Back Time», «Повернуть бы время вспять», развлекает меня в темноте. Я выключаю телик, и сон забирает меня к себе.
Пошли финальные титры.
Глава шестнадцатая
Домой, в Канзас
Путевой журнал Драммонда: воскресенье, 8 ноября 1992
У меня во сне звонит телефон. Шер не хочет брать трубку. Я тяну руку и сбиваю трубку с аппарата.
– Доброе утро, сэр. Вы просили вас разбудить. Сейчас 6.25 утра. Автобус в аэропорт уходит через тридцать пять ми. – Шер, похоже, ушла. Вот блядь. Про Шер – это я все придумал. Она мне не снилась, мне вообще никогда не снятся эротические сны, но Шер мне действительно нравится, и мне очень «нравится ее видеоклип с линкором на «If I Could Turn Back Time»; он замечательно смотрится даже в нелепом, и пошлом, и совершенно безвкусном костюме. Шер – великая актриса. Она целиком отдает себя роли, даже самой дурацкой и абсолютно невыигрышной роли, и делает из нее конфетку. И поэтому она звезда. По сравнению с Мадонной, она… Какого хрена вообще я думаю? Мне пора одеваться. Быстренько собираю сумку и спускаюсь вниз, стараясь не думать о том, почему я все утро думаю о Шер.
– Кто-то, кажется, говорил, что он не признает фантазий. – Голос.
Открываются двери лифта. Гимпо сияет улыбкой. Он уже расплатился. И это он попросил, чтобы нас разбудили звонком. А сейчас он идет выцеплять Z. У него глухо занято. Похоже, он просто снял трубку и не положил ее на место. Я жду у конторки. Появляются Гимпо и Z. Выходим на улицу. Проливной дождь и свирепый ветер. Мы делаем три маленьких шага для человечества – от крыльца до мини-автобуса в аэропорт. За автобус платить не нужно – это такая услуга для постояльцев отеля. Он темно-синий, название отеля написано на боку золотыми буквами.
Z чего-то бормочет. Похоже, он вообще не спал. С помощью последней бутылки «Синей этикетки», пачки порножурналов и двадцати трех каналов спутникового телевидения Z не только раскрыл темный заговор популярной певицы Мадонны, которая вместе с известным информационным магнатом собиралась устроить Армагеддон, но и пресек эти апокалипсические поползновения своим неумолимым пером. В словах Z нет никакой иронии, его вера в силу собственного пера непоколебима. Он зачитывает мне отрывки про богохульную содомскую сучку и ее модных гомоэсесовцев. Я пытаюсь ему рассказать про Винса и Ларри. Он бурчит что-то в том смысле, что я все понял неправильно – его звали Фабио. Просыпающийся Хельсинки проносится за затемненными окнами.
Аэропорт. У меня осталась какая-то финская мелочь, и я звоню в «Jet Taxis» в Эйлсбери, Англия; договариваюсь о цене (двадцать фунтов) и заказываю такси в аэропорт Хитроу, чтобы оно нас ждало по прибытии. Оформление багажа; посадка, самолет. Мое место – ближе к проходу. Я вообще никакой. Самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, командир экипажа приветствует пассажиров. Ремни пристегнуты. Ускорение. Взлет. Резкий набор высоты. Усталость. Бессвязные мысли.
Шум двигателей действует успокаивающе. Мы возвращаемся домой, к семье и любимым. Это было странное путешествие. Стюардессы скользят по проходу туда-сюда. Я даже слышу слабое электрическое потрескивание, что происходит от трения их нейлоновых колготок под узкими синими юбками. Они носят мне водку: несколько дюжин миниатюрных бутылочек с пятиугольником на этикетке – таких прелестных и дружелюбных малышек, что согревают нутро и радуют душу.
Я как раз оценил ладную попку одной, отдельно взятой стюардессы – она так мило вихляется при ходьбе, – и тут Билл пускается в философские рассуждения.
– Мадонна, Царица Чума, Богохульная содомская сучка: сколько на свете людей, которые могут сказать о себе, что в них нет ничего от этой самой сучки? На самом деле, она живет почти в каждом из нас. Это – часть нашей природы, часть – и немалая – нашего «Я», нашей истинной сущности.
Гимпо тоже вступает в беседу:
– Да, Билл. Ты же знаешь, я часто задумывался, что религия – или, вернее, моральные и этические нормы, присущие всякой религии… как бы это сказать… ограничивают человека и его опыт в области истинного бытия, и если бы…
Билл его перебивает:
– Да, Гимп, я понимаю, к чему ты клонишь: что если бы у нас не было этих морально-этических установлений, этой полиции духа, человек обрел бы истинную свободу – свободу жить так, как велит его истинная природа.
Гимпо:
– Каковая, к несчастью, больше животная, зверская, я бы даже сказал – то есть, по сути, злая.
Билл:
– Не совсем, старина, не совсем. Звери, они не злые. Добро и зло – это понятия человеческие. Змей-искуситель, яблоко, познание добра и зла, падение человека, изгнание из рая – это все человеческие идеи. И, разумеется, дело нашей подруги Мадонны определенно доказывает, что если мы примемся потакать нашим глубинным инстинктам, жить в свое удовольствие безо всяких ограничений, не соблюдая моральные принципы, тогда…
Гимпо:
– В смысле, насиловать мертвых детей и срать на лицо топ-моделям?
Билл:
– Да, старина, именно в этом смысле. У нас у каждого есть свои тайные устремления и желания, и для человека это нормально. Но нормальные люди, типа как мы с тобой или Z, все-таки не потакают своим инстинктам. Потому что нас научили, что это плохо. Наши духовные учителя. И только это нас и останавливает.
Я тоже вношу свою лепту в беседу:
– В смысле, чтобы не насиловать мертвых детей и не срать на лицо топ-моделям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97