Застольные темы можно было бы отнести к производственным: какой товар идет хорошо, какой плохо, кто кого обманул и кто сколько сумел заработать, что делать после вывода отсюда кормилицы-армии, и, наконец, остро волновал присутствующих вопрос о том, когда же наконец на покинутой ими родине к власти придут жестокие дяди и начнется планомерный убой оставшихся евреев, замена денег на талоны, закрытие границ и коммерческих ларьков.
Данный вопрос будоражил умы эмиграции, собравшейся в своей сплоченной компании, столь активно, что у меня невольно создалось впечатление, будто, не установись в ближайшее время в России кровавая диктатура, всех их постигнет жесточайшее разочарование в подло обманутых надеждах.
Человек с тремя подбородками, расплывшийся от жира, как кисель, увенчаный тремя золотыми цепями, видневшимися в умышленном, полагаю, разрезе рубашки, кривя губу, полюбопытствовал, негромко обратившись ко мне:
— А ты вроде… русский, нет?
— Да, — не стал отрицать я.
Человек с многозначительным удивлением приподнял кустистую бровь. Пробурчал себе под нос, как бы вопрошая самого себя:
— И чего же, интересно, ты тут делаешь?
Отвечать ему я не стал. Хотя, с другой стороны, нашел вопрос довольно-таки справедливым. В этой дурной компании приличному человеку, в общем-то, делать было действительно нечего.
Я вышел на кухню. В окне виднелся Рейхстаг — черненький, маленький… Раньше он мне представлялся иным — каким-то каменным монстром, подавляющим воображение своими размерами.
— На что любуютесь? — донесся вопрос.
Я увидел возле себя сухонького старичка — очевидно, какого— то родственника Изи.
— Так… — Я пожал плечами. — Вспоминаю свой, так сказать, Рейхстаг. Из кинохроник детского времени.
— А-а! — старичок улыбнулся, показав ровные фарфоровые зубы. — Нет, молодой человек, теперь это несколько другое здание… Подшпаклеванное, подкрашенное, лишенное купола…
— А купол куда делся?
— Американцы к себе отвезли. В качестве боевого трофея. У них вообще одно время было желание, по-моему, все исторические камни Европы к себе перетащить… — Старичок вздохнул. Затем продолжил: — А что поделаешь? Америка — сила! Да и мы здесь благодаря ей. Немцы нас сюда под ее нажимом пускают, исключительно, молодой человек, благодаря нашим американским ребятам, которые там у власти, они-то о нас и заботятся.
Старичок, вероятно, ошибочно принял меня за соплеменника, в чем я его разубеждать не стал.
— Скоро они и кремлевские звезды к рукам приберут, — заявил он. — И куранты со Спасской башней. Поставят где-нибудь на Таймс-сквере…
Мне отчего-то стал неприятен этот разговор. Я, конечно, родился и вырос в Америке, считая ее великой страной, но Спасскую башню все-таки предпочитал видеть на том месте, где ее первоначально и возвели.
— Вы… давно здесь? — попытался сменить я тему.
— Уже пять лет. Но не здесь — в Израиле, сюда приехал к племяннику в гости…
— Нравится? В Израиле?
— Как вам сказать… — призадумался старый человек. — Вообще-то сытно, медицина неплохая, но — скучаю…
— По чему конкретно?
— Знаете, я раньше на одном большом производстве работал. Снабженцем. В командировках приходилось часто бывать… Весь Союз объездил. В основном, поездом. И вот так иногда ночью из тамбура на перрон выйдешь… Снежинки, огни деревень, ели вековые. Перрон искритс… Звезды. И какой-то запах особый — хвои, дерева, уголька… А в Израиле, знаете, этого нет. Откуда?! — Он сокрушенно махнул рукой. — Да и здесь нет, и в Америке…
Я оставил старичка у окна и прошел длинным коридором в гостиную, где продолжалось веселье. У одной из комнат задержался, привлеченный резким женским голосом, выговаривавшим:
— И чего ради ты притащил сюда этого своего грузчика— погрузчика? Живет он на складе, там ему и место!
— Ну, Фаина, ну так надо… — донесся голос Изи. — Накормим мальчика, будет лучше работать…
— Да ты посмотри на его рожу! У него же антисемитизм на лбу пропечатан! Ему только фуражки с черепом не хватает! Эсэсовец вылитый, меня уже все задолбали: кто такой и зачем в нашем доме?
— Пусть будет, — покладисто реагировал Изя. — Куплю ему фуражку. С черепом. Эс эс, гестапо, какая разница? Все равно я начальник…
— Нечего ему тут делать! — раздавалось непреклонное. — Понаехали сюда братья-славяне! Пускай своими крестами у себя в хлеву трясут!
Это было так глупо, что обидеться на подобные измышления мог только дурак, каковым я себя, может, и самоуверенно, но не считал. С другой стороны, услышанный мной диалог значительным образом усилил мое желание как можно быстрее оставить сей хлебосольный дом.
Дождавшись, когда Изя зайдет в гостиную, я сказал ему:
— Спасибо за угощение. Думаю, сегодня никаких покушений на твою особу не предвидится. Завтра утром тебе позвоню, решим, как быть дальше. Из дома — ни шагу.
Изя хмуро кивнул.
Не попрощавшись с гостями, я вышел за дверь, дабы провести свой ночлег у лица арийского происхождения, чье домовладение своим присутствием в нем я не оскорблял.
К Ингред я явился с тремя объемистыми пакетами с продуктами, хотя ждал меня уже готовый ужин.
На обеденном столе горели свечи, матово белел фарфор тарелок, чернело старое столовое серебро.
Я невольно озадачился… Меня здесь, кажется, уже начинали воспринимать несколько серьезнее, чем случайного ветреного любовника. И оттого почувствовал я себя как-то стесненно.
— Ингред, — сказал я, целуя ее, — ты прелесть, ты славная женщина, и мне очень хочется быть с тобой…
— А этого достаточно, — перебила она, отстранившись. — Или ты беспокоишься об обязательствах? Да, они есть. Вернее, есть одно обязательство. Тебе, милый, придется быть только со мной. И на что-то иное я не согласна.
— Выражаю аналогичное требование, — сообщил я с вызовом в голосе.
Она рассмеялась, обняв меня, после чего последовал долгий неформальный поцелуй, и… ужинать мы сели, поставив новые свечи, вместо сгоревших давно и дотла.
— Слушай, — сказала она, — у тебя русское имя…
— Да, — кивнул я бесстрастно. — Америка — страна эмигрантов, как известно. А тебя смущает национальность?
— Нисколько. Она меня как раз устраивает.
— Это почему же?
— А вы сильные… И, — усмехнулась, — оч-чень выносливые…
— По опыту знаешь?
— Ну, прекрати… Меня в этом ты убедил. И вообще… факты истории. Кстати, твоя фамилия — не Распутин, случаем?
У девочки было чувство юмора. Несомненно.
— Подкопаев, — сказал я.
— Что это значит?
— Это значит, что я специалист по подкопам. И по побегам.
— И теперь ты подкапываешься ко мне? — прозвучал вопрос, заданный с интонацией крайне зловещей.
— Именно, — сказал я. — Сбежал вот и подкапываюсь. Так что будь бдительна.
— А откуда сбежал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103