Я бы солгал, сказав, что эта идея не приходила мне в голову – но я же все-таки юрист!
– Вообще-то я никогда серьезно об этом не задумывался, – ответил я. – Насколько мне помнится, когда я собирался поселиться вместе с Мэри, ты была против и стояла насмерть.
Мама замахала руками:
– О, это же совсем другое! Элинор нам нравится.
Мэри была очень славной девушкой. Пару лег назад мы с ней встречались семь месяцев. Но она совершила роковую ошибку, пытаясь снискать расположение: она пекла пироги гораздо лучше, чем моя мама. Особенно удавалась Мэри сочная ватрушка с шоколадом. Когда моя мама впервые попробовала эту ватрушку, по выражению ее лица можно было решить, что пирог начинен горчайшей лимонной кожурой.
Я взглянул на часы, собираясь закончить ланч.
– Ну все, мне пора идти. Через несколько минут у меня заседание. Я подумаю над тем, что ты мне сказала. Но мы сейчас так заняты на работе, что у нас нет ни одной свободной минутки, чтобы как следует потолковать.
У мамы был разочарованный вид. Похоже, она договорилась с «Пикфордз», чтобы они прибыли по первому зову – тогда она могла бы прямо сейчас отправиться в мою квартиру, все упаковать, и к чаю уже устроила бы меня у Элли.
И тем не менее я не лгал, когда утверждал, что у нас ни на что не хватает времени – кроме работы. Честно говоря, самый эротический момент у нас случился пару дней назад (и это за несколько недель!), когда Элли ворвалась в мою комнату и заявила, тяжело дыша:
– О боже, ты мне нужен!
У Ричарда, который все еще был в нее влюблен, даже челюсть отвисла.
Я скромно улыбнулся:
– Время от времени всем нужен кусочек Чарли.
– О, прости! Боюсь, что это была ложная тревога: все, что мне нужно в данный момент – это твоя подпись.
Оказалось, что помимо всего прочего Элли приходится еще заниматься небольшим делом для заграничного клиента, которого она заполучила еще во время работы в прежней фирме. Это был ее первый выгодный клиент, как она объяснила с гордостью. Появился он как бы ниоткуда, просто заявив, что слышал о ней много хорошего. Элли учредила английский филиал этой компании. «Они даже доверили мне придумать для него название», – похвасталась она. Однако согласно правилам «Баббингтона», ей нужна была еще одна подпись на банковском счете клиента.
– Это пустяк, – пояснила она. – Простая формальность.
Пожав плечами, я подписал бумагу. Название компании «Уортингтон Трампит» показалось мне смутно знакомым. Когда Элли уходила, я спросил, какие у нее планы на этот вечер – разумеется, после того, как состоится последнее совещание, намеченное на сегодня.
– Собиралась пойти домой, поесть какой-нибудь китайской еды и, свернувшись на кушетке, уставиться на что-нибудь совсем уж глупое, – ответила она с улыбкой. – Думаю, ты сойдешь.
* * *
В конце концов я распрощался с родителями, пообещав что-нибудь придумать насчет следующего воскресенья, хотя не собирался выполнять это обещание. С ланча я вернулся рано и как раз размышлял, что бы такое сделать за оставшиеся двадцать минут, когда зазвонил телефон.
– Чарли, – пролепетал чей-то голос.
– Кто это?
Я почти физически ощутил страдание в голосе.
– О боже, Чарли!
– Ханна? Это ты?
– Я уходила на ланч, а когда вернулась, оно было уже здесь. Я вышла всего на пятнадцать минут.
Я поднялся в тревоге.
– Что случилось? Что было там, когда ты вернулась?
– Приходи скорее, Чарли. Пожалуйста. – И она повесила трубку.
Я стремительно направился в другой конец коридора и постучал в дверь Ханны. Ответа не последовало, так что я осторожно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Квадратная комната была в точности такой, как моя – только картинки на стенах разные. Ханна сидела на полу возле своего стола, глядя на кресло, стоявшее позади него.
– О боже, Ханна, – выдохнул я и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь.
Она повернулась, и на меня глянули огромные, полные слез глаза.
– Я не знаю, что я сделала.
Это кресло означало катастрофу. Кошмар. Невыразимый ужас. Трагедию. Конечно же, это ошибка. Пожалуйста, только не Ханна. Только не моя Ханна.
Здесь должно было стоять кресло Ханны, соответствующее ее нынешнему положению. Она так радовалась, когда полгода тому назад впервые села в него. Это кресло свидетельствовало о ее успехах и сулило блестящие перспективы. Прохладная черная кожа, гладкие металлические колеса и прекрасно смазанный рычажок, с помощью которого так приятно менять положение кресла.
А теперь оно исчезло, и его место заняло кресло для стажеров: жесткая конструкция с шаткими пластмассовыми колесами. Это было не просто оскорбительно – нет, это была страшная беда. Трясущимися руками Ханна указала на меморандум на столе, озаглавленный «Рациональная реорганизация ресурсов» – «Три Р». Вероятно, в то самое время, как мы пристально смотрим друг на друга, готовится приказ об увольнении. Она была в отчаянии, а я ощущал свое бессилие. Это было просто ужасно.
Я тоже опустился на колени и обнял Ханну. Она заплакала у меня на груди. Стыдно в этом признаваться, но когда я крепко прижимал к груди Ханну, первая моя мысль была о себе. Проштрафилась ли вся наша группа – и я в том числе – или одна Ханна? Правда, я не мог вспомнить ничего конкретного, но ведь никогда не знаешь.
– Ты знаешь, что случилось? – спросил я тихо.
Ханна покачала головой.
– Через десять минут я встречаюсь с Томом Галливером, – ответила она, сильно сопя носом.
Да, это хуже. Тут есть определенность. Если бы это была какая-нибудь мелочь, с Ханной разобрался бы ее куратор. То, что ее вызывают к начальнику отдела, может означать лишь одно: Ханна погибла.
Мы с Ханной провели вместе столько времени, столько вечеров в пабе, так часто ходили куда-нибудь вдвоем в субботний вечер. Ее кушетка стала для меня чем-то вроде убежища во время уикендов. В каком-то смысле она была мне не менее близка, чем Элли.
Я знал, что буду ужасно скучать по ней, и все же какой-то холодный, эгоистичный уголок моего разума издавал радостные вопли оттого, что попался не я и что еще один претендент на компаньонство сошел с дистанции. Я ненавидел себя за то, что могу так думать. Я ненавидел «Баббингтон» за то, что он заставил меня так думать.
В дверь постучали, и вошла оживленная Люси.
– Ничего себе! Что тут происходит? – Она с усмешкой смотрела на нас сверху вниз. – Попались! А ведь ты наполовину женатый человек, Чарлз Фортьюн. Как тебе не стыдно!
Я лишь кивнул в сторону кресла. Люси не сразу поняла, в чем дело, но потом глаза ее округлились от ужаса. Взглянув на меморандум, она прижала руку ко рту.
Люси упала на ковер и приняла у меня Ханну.
– О, Ханна, мне так жаль, – сказала она. – Ты знаешь, что случилось?
Ханна снова заплакала, и Люси вопросительно взглянула на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102