– Я останусь здесь и найду убийцу этой женщины.
Гендон повернулся к нему, в глазах его промелькнула тень беспокойства. Он помедлил немного, затем протянул руку.
– Вот. По крайней мере, возьми это.
Себастьян посмотрел на банкноты в большой, широкопалой руке отца.
– Мне не нужны деньги.
– Не упрямься. Конечно, они тебе нужны.
Это было так. Покупки на блошином рынке и в Хай-маркете сильно подорвали его финансы, а в ближайшие дни траты могли возрасти.
Он взял деньги и повернулся к окну, но тут ему в голову пришла мысль.
– Лео Пьерпонт утверждает, что в вечер убийства Рэйчел Йорк он давал: ужин. Не могли бы вы проверить, так ли это?
– Пьерпонт? Этот французский эмигрант? И как он со всем этим связан?
– Может, никак, а может, завяз по самые уши. Вы способны выяснить это?
Такого выражения лица он у своего отца никогда не видел.
– Ради бога, Себастьян! Это же безумие. Если ты не хочешь покидать страну, то хотя бы стань невидимкой, пока все не кончится. Я найму лучших сыщиков с Боу-стрит. Они найдут настоящего убийцу. Лучше позаботься о своей безопасности!
Себастьян тихо рассмеялся и повернулся к окну.
– Боюсь, что лучшие сыщики уже заняты. – Он перебросил ногу через подоконник, затем обернулся, чтобы посмотреть в напряженное, обеспокоенное лицо отца. – Они уже здесь. Меня ищут.
Наутро над городом нависли низкие тяжелые тучи и похолодало, что предвещало снегопад до наступления вечера.
Подняв воротник, Себастьян пешком отправился в Сити, быстро шагая, чтобы согреться. У Тауэр-хилл он купил у старухи пакетик жареных каштанов, большую часть которых отдал стайке оборванных детишек, жавшихся неподалеку, притоптывая и прихлопывая, чтобы не замерзнуть. Он знал, что они всегда тут толпятся, эти полуголодные уличные дети, как и отчаявшиеся, рыдающие матери с умирающими младенцами на руках и бездомные, лишенные надежды старики и старухи. Но Себастьяну казалось, что он прежде по-настоящему их не замечал. Или просто никогда не жил среди них, одинокий, беззащитный и терзаемый такими же страхами, что и они.
– Похоже, ты ночью не спал, – сказал Пол Гибсон, когда молоденькая служанка хирурга проводила Себастьяна на кухню, где ирландец приканчивал собранный на скорую руку завтрак из овсянки и эля.
Себастьян провел ладонью по небритой щеке.
– Не спал.
Гибсон хмыкнул.
– Я тоже. – Он неловко перекинул деревянную ногу через скамью и встал. – Пошли посмотрим. Я нашел кое-что, что может тебя заинтересовать.
Следуя за приятелем по заросшей сорняками тропинке, Себастьян напоследок еще раз глотнул свежего холодного воздуха и пригнулся, чтобы войти в маленькую каменную пристройку, служившую Гибсону прозекторской. В ней висела какая-то сырость, которой он прежде не помнил, влажность, лишь усиливавшая ядовитую вонь смерти и разложения.
– Я целый час убил, отмывая ее от грязи, – сказал Гибсон, хромая к телу, что раскинулось, белое и холодное, на похожей на жертвенник плите. Себастьян порадовался, что хирург еще не приступил к настоящему вскрытию. – Раны на ее горле от обоюдоострого клинка, вероятно, это была трость с вкладной шпагой. Такие носят джентльмены.
Себастьян кивнул. У него самого была такая трость. И у Гендона тоже.
– Нанесены удары были вот так. – Гибсон взмахнул рукой в воздухе туда-обратно. – Твой убийца бил снова и снова. – Он опустил руку. – Наверняка все стены были в крови.
– Так говорят.
Себастьян смотрел на зверски изрубленную шею Рэйчел Йорк и вспоминал рассказ отца о том, что ему пришлось выбросить пропитавшийся кровью плащ. Кто бы ни совершил преступление, он ушел из церкви в крови от макушки до пят. Как и говорил Пьерпонт, ей чуть не отрезали голову.
«Но вот откуда француз это знает?» – думал Себастьян.
– По ранам понятно, что удары наносились как справа налево, – продолжал Гибсон, – так и слева направо. Но если присмотреться повнимательнее, то ты увидишь, что раны, идущие слева направо, длиннее и глубже, что говорит нам о том, что мужчина был правша.
– И довольно силен?
Гибсон пожал плечами.
– Рэйчел – девушка невысокая и хрупкая. Любой мало-мальски крепкий мужчина мог ее одолеть, хотя она и сопротивлялась. Она отчаянно боролась за жизнь. – С заметной нежностью он поднял бледную руку. – Посмотри, как сломаны ногти, даже вырваны. Здесь и вот здесь. Более того, я нашел под двумя оставшимися на правой руке ногтями следы кожи.
Себастьян поднял удивленный взгляд.
– То есть она его оцарапала?
– Я бы сказал, да. Но, думаю, это было до того, как он взялся за нож. На ее руках нет порезов.
Себастьян перебрал в уме всех мужчин, с которыми он говорил, – ни у кого не было царапин, по крайней мере на видном месте.
– Наверное, она оцарапала его, когда он насиловал ее.
– Боюсь, нет. – Пол Гибсон опустил руку Рэйчел на камень. – Ее изнасиловали после смерти. Не раньше.
– Что? Как ты можешь это утверждать?
Ирландец склонился над телом.
– Посмотри на синяки на ее запястьях и локтях, они получены во время борьбы. Но на ногах нет и следа царапин или кровоподтеков. Если бы он раздвигал ей ноги силой, держал ее, то они были бы. Также нет никаких повреждений ее половых органов – только легкая потертость внутри, которая могла быть получена уже после смерти.
Он повернулся взять неглубокую эмалированную кювету с длинного низенького столика, стоявшего под маленьким витражным окошком.
– Но вот самое красноречивое доказательство, – сказал он, и Себастьян увидел обрывок атласа, настолько пропитанного кровью, что первоначальный его цвет определить было совершенно невозможно.
– Полагаю, это обрывок ее платья. Наверняка он попал во влагалище, когда насильник входил в нее. Те потертости не могли дать столько крови. Это кровь из ее горла. А значит, когда он взгромоздился на нее, она уже была мертва.
Сквозь дешевое сукно пальто Себастьяна начал пробираться холод, царивший в комнате. Он поднес руки ко рту и подул на ладони, вернувшись взглядом к неподвижному телу, по-прежнему лежавшему на плите. Он вспомнил, что говорил его отец о кровавых отпечатках рук на ее нагих бедрах. И ничего его тогда не кольнуло…
Себастьян опустил руки.
– Итак, он?.. Сначала борется с ней, оставляя синяки на ее запястьях, может, бьет ее по лицу, когда она царапает его. Затем выхватывает клинок из трости, рассекает ей горло, еще раз, и еще, убивает ее. И только затем насилует?
Гибсон кивнул.
– Представь себе – после того как он вот так зарезал ее, она же просто плавала в крови. Они оба были в крови!
Дыхание Себастьяна стало хриплым.
– Господи. Кем же надо быть, чтобы такое сделать?
– Очень опасным человеком. – Гибсон отставил в сторону кювету, громко звякнувшую в холоде комнаты. – Этой форме извращения есть название.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Гендон повернулся к нему, в глазах его промелькнула тень беспокойства. Он помедлил немного, затем протянул руку.
– Вот. По крайней мере, возьми это.
Себастьян посмотрел на банкноты в большой, широкопалой руке отца.
– Мне не нужны деньги.
– Не упрямься. Конечно, они тебе нужны.
Это было так. Покупки на блошином рынке и в Хай-маркете сильно подорвали его финансы, а в ближайшие дни траты могли возрасти.
Он взял деньги и повернулся к окну, но тут ему в голову пришла мысль.
– Лео Пьерпонт утверждает, что в вечер убийства Рэйчел Йорк он давал: ужин. Не могли бы вы проверить, так ли это?
– Пьерпонт? Этот французский эмигрант? И как он со всем этим связан?
– Может, никак, а может, завяз по самые уши. Вы способны выяснить это?
Такого выражения лица он у своего отца никогда не видел.
– Ради бога, Себастьян! Это же безумие. Если ты не хочешь покидать страну, то хотя бы стань невидимкой, пока все не кончится. Я найму лучших сыщиков с Боу-стрит. Они найдут настоящего убийцу. Лучше позаботься о своей безопасности!
Себастьян тихо рассмеялся и повернулся к окну.
– Боюсь, что лучшие сыщики уже заняты. – Он перебросил ногу через подоконник, затем обернулся, чтобы посмотреть в напряженное, обеспокоенное лицо отца. – Они уже здесь. Меня ищут.
Наутро над городом нависли низкие тяжелые тучи и похолодало, что предвещало снегопад до наступления вечера.
Подняв воротник, Себастьян пешком отправился в Сити, быстро шагая, чтобы согреться. У Тауэр-хилл он купил у старухи пакетик жареных каштанов, большую часть которых отдал стайке оборванных детишек, жавшихся неподалеку, притоптывая и прихлопывая, чтобы не замерзнуть. Он знал, что они всегда тут толпятся, эти полуголодные уличные дети, как и отчаявшиеся, рыдающие матери с умирающими младенцами на руках и бездомные, лишенные надежды старики и старухи. Но Себастьяну казалось, что он прежде по-настоящему их не замечал. Или просто никогда не жил среди них, одинокий, беззащитный и терзаемый такими же страхами, что и они.
– Похоже, ты ночью не спал, – сказал Пол Гибсон, когда молоденькая служанка хирурга проводила Себастьяна на кухню, где ирландец приканчивал собранный на скорую руку завтрак из овсянки и эля.
Себастьян провел ладонью по небритой щеке.
– Не спал.
Гибсон хмыкнул.
– Я тоже. – Он неловко перекинул деревянную ногу через скамью и встал. – Пошли посмотрим. Я нашел кое-что, что может тебя заинтересовать.
Следуя за приятелем по заросшей сорняками тропинке, Себастьян напоследок еще раз глотнул свежего холодного воздуха и пригнулся, чтобы войти в маленькую каменную пристройку, служившую Гибсону прозекторской. В ней висела какая-то сырость, которой он прежде не помнил, влажность, лишь усиливавшая ядовитую вонь смерти и разложения.
– Я целый час убил, отмывая ее от грязи, – сказал Гибсон, хромая к телу, что раскинулось, белое и холодное, на похожей на жертвенник плите. Себастьян порадовался, что хирург еще не приступил к настоящему вскрытию. – Раны на ее горле от обоюдоострого клинка, вероятно, это была трость с вкладной шпагой. Такие носят джентльмены.
Себастьян кивнул. У него самого была такая трость. И у Гендона тоже.
– Нанесены удары были вот так. – Гибсон взмахнул рукой в воздухе туда-обратно. – Твой убийца бил снова и снова. – Он опустил руку. – Наверняка все стены были в крови.
– Так говорят.
Себастьян смотрел на зверски изрубленную шею Рэйчел Йорк и вспоминал рассказ отца о том, что ему пришлось выбросить пропитавшийся кровью плащ. Кто бы ни совершил преступление, он ушел из церкви в крови от макушки до пят. Как и говорил Пьерпонт, ей чуть не отрезали голову.
«Но вот откуда француз это знает?» – думал Себастьян.
– По ранам понятно, что удары наносились как справа налево, – продолжал Гибсон, – так и слева направо. Но если присмотреться повнимательнее, то ты увидишь, что раны, идущие слева направо, длиннее и глубже, что говорит нам о том, что мужчина был правша.
– И довольно силен?
Гибсон пожал плечами.
– Рэйчел – девушка невысокая и хрупкая. Любой мало-мальски крепкий мужчина мог ее одолеть, хотя она и сопротивлялась. Она отчаянно боролась за жизнь. – С заметной нежностью он поднял бледную руку. – Посмотри, как сломаны ногти, даже вырваны. Здесь и вот здесь. Более того, я нашел под двумя оставшимися на правой руке ногтями следы кожи.
Себастьян поднял удивленный взгляд.
– То есть она его оцарапала?
– Я бы сказал, да. Но, думаю, это было до того, как он взялся за нож. На ее руках нет порезов.
Себастьян перебрал в уме всех мужчин, с которыми он говорил, – ни у кого не было царапин, по крайней мере на видном месте.
– Наверное, она оцарапала его, когда он насиловал ее.
– Боюсь, нет. – Пол Гибсон опустил руку Рэйчел на камень. – Ее изнасиловали после смерти. Не раньше.
– Что? Как ты можешь это утверждать?
Ирландец склонился над телом.
– Посмотри на синяки на ее запястьях и локтях, они получены во время борьбы. Но на ногах нет и следа царапин или кровоподтеков. Если бы он раздвигал ей ноги силой, держал ее, то они были бы. Также нет никаких повреждений ее половых органов – только легкая потертость внутри, которая могла быть получена уже после смерти.
Он повернулся взять неглубокую эмалированную кювету с длинного низенького столика, стоявшего под маленьким витражным окошком.
– Но вот самое красноречивое доказательство, – сказал он, и Себастьян увидел обрывок атласа, настолько пропитанного кровью, что первоначальный его цвет определить было совершенно невозможно.
– Полагаю, это обрывок ее платья. Наверняка он попал во влагалище, когда насильник входил в нее. Те потертости не могли дать столько крови. Это кровь из ее горла. А значит, когда он взгромоздился на нее, она уже была мертва.
Сквозь дешевое сукно пальто Себастьяна начал пробираться холод, царивший в комнате. Он поднес руки ко рту и подул на ладони, вернувшись взглядом к неподвижному телу, по-прежнему лежавшему на плите. Он вспомнил, что говорил его отец о кровавых отпечатках рук на ее нагих бедрах. И ничего его тогда не кольнуло…
Себастьян опустил руки.
– Итак, он?.. Сначала борется с ней, оставляя синяки на ее запястьях, может, бьет ее по лицу, когда она царапает его. Затем выхватывает клинок из трости, рассекает ей горло, еще раз, и еще, убивает ее. И только затем насилует?
Гибсон кивнул.
– Представь себе – после того как он вот так зарезал ее, она же просто плавала в крови. Они оба были в крови!
Дыхание Себастьяна стало хриплым.
– Господи. Кем же надо быть, чтобы такое сделать?
– Очень опасным человеком. – Гибсон отставил в сторону кювету, громко звякнувшую в холоде комнаты. – Этой форме извращения есть название.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80