Может, единственной настоящей любовью. Тут зазвенел звонок в дверь, и я понял, что этот звук и разбудил меня.
Жесткий стул не самое удобное место для сна. Когда я встал, позвоночник пронзила боль. Ноги едва слушались. Морщась от боли и потирая небритое лицо, я деревянной походкой поплелся к двери.
Это был Росс. Осунувшийся и неулыбающийся, но поразительно убедительный в прозрачном утреннем воздухе. Мгновение мы смотрели друг на друга, и я вглядывался в эту лысую голову, бороду, темные круги под глазами, по-совиному скорбные. Я видел перед собой только злодея, разрушившего мою семью.
– Могу я войти? – наконец спросил он.
– Нет, – вырвался у меня хриплый шепот. – Нет, – повторил я твердым голосом. – Я уже много сделал для тебя. Даже слишком много.
– Нам надо попытаться найти способ как-то все уладить, Клод, хотя бы только ради детей.
– Они меня больше не волнуют.
– Ты знаешь, что это не так. А теперь впусти меня.
Я отрицательно помотал головой и не сказал больше ни слова. Вокруг пели птицы. Интересно, сколько сейчас времени, подумал я. Летний день обещал быть прекрасным. Гравий на подъездной дорожке уже поблескивал в лучах солнца. Глядя на эти признаки приближающейся дневной жары, я затрясся всем телом, словно только что вылез из ледяной ванны, где пролежал несколько часов.
– Когда это началось?
– Что именно?
– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда вы в первый раз…
– Этого никогда не было.
– Я тебе не верю. Я больше не могу верить тебе, что бы ты ни сказал.
Росс начал подниматься по ступенькам крыльца, приближаясь ко мне. Лицо его выражало сострадание, и это привело меня в ярость. Он протянул руку:
– Клод…
Как только он подошел ближе, я ударил его кулаком с такой силой, что сам испугался. Он покатился по ступенькам и распластался на гравии. Мгновение он лежал неподвижно, потом потер челюсть и потряс головой.
– Черт! – Он сидел и хмуро смотрел на меня. – Ну что, теперь полегчало?
– Нет. Извини, Росс. Я не хотел. Извини. Коренастый крепыш поднялся, отряхнул брюки и выпрямился.
– Ты говоришь это просто для того, чтобы заставить меня почувствовать свою вину.
– Нет. – Я сел на верхнюю ступеньку. Дрожь, бившая меня, стала еще сильней. – Нет. Я вообще не совсем понимаю, что происходит. Все это кажется мне нереальным.
– Знаю. Я чувствую то же самое. И Элен в том числе. Это похоже на кошмар. – Он помолчал и состроил забавную физиономию, оттопырив языком щеку. – Господи. Ты мне чуть зуб не выбил, шатается.
Мной внезапно овладела слабость, и я поймал себя на том, что смотрю на него не как на предателя, но как на друга.
– Помоги мне, Росс. Моя жизнь летит под откос. Что мне делать?
Все так же дрожа, я уткнулся лицом в ладони. Мгновение спустя я почувствовал его крупную ладонь на своем плече и вновь пришел в ярость.
– Убирайся прочь! – закричал я и стряхнул его руку. – Это ты всему виной, ты, коварный Брут! Я был твоим другом! Другом, Господи!
Я встал и, угрожающе размахивая руками, погнал его с крыльца как человека, вломившегося в дом.
– Хватит! Мотай отсюда, ублюдок! – Пожав плечом, он пошел прочь, тыкая носками ботинок в дорожку так, что разлетался гравий. Когда он был уже почти у ворот, я понял, что не вынесу, если он уйдет. – Росс!
– Чего ты хочешь? – спросил он, обернувшись. Он стоял, сунув руки в карманы, и вид у него был как у несчастного мальчишки или того угрюмого студента, каким я впервые увидел его на одной вечеринке.
– Зачем ты это сделал, Росс?
Вид у Росса стал еще более жалким. Мое сердце рванулось к нему.
– Сообрази сам, – раздраженно ответил он и, выйдя за ворота, потопал по дороге.
Целый час я сидел на излюбленном месте у двери в сад. Несмотря ни на что, мне хотелось, чтобы Росс вернулся, словно можно было еще как-то все уладить. Но вместо Росса, открыв дверь своим ключом, появилась Элен. Я даже не оглянулся. Никакой изгнанник не смотрит на фотографию дома, из которого его изгнали. Я просто сидел, глядя в сад, как сидел вчера вечером, но не мог заставить себя не прислушиваться. Особенный звук Элен, входящей в дом и направляющейся в кухню, я узнавал на подсознательном уровне, как звук уличного движения или дождя.
– Клод. Нам надо поговорить. – Я слышал по ее голосу, что она, того гляди, заплачет. – Разобраться во всем.
– Ты права. В чем ты хочешь разобраться?
Она подошла ко мне, опустилась на корточки рядом и принялась рыдать.
– Клод, пожалуйста! Я, наверно, схожу с ума.
– Избавь меня от мелодрамы и просто скажи, что ты хочешь получить. Ты должна была это решить, раз так долго готовилась.
– Не хочу говорить об этом.
– Послушай, Элен. – Ее имя словно ожгло мне губы. – Просто сначала скажи мне это, а потом обсудим все остальное.
– Тогда ладно. Я хочу только бутербродную и квартирку над ней на втором этаже.
– Уверена, что больше ничего не хочешь? Ты легко можешь получить больше.
Я заставил себя посмотреть на нее, и ее вид вызвал у меня улыбку. Банальный добрый жест, казалось, окончательно сломил ее; она обхватила мои колени, заливаясь слезами и моля о прощении. Я непроизвольно поднял руку и погладил ее по седеющим волосам.
– Прости, что я солгала тебе, Клод! – всхлипывала она. – Тогда, ночью в спальне. Я так виновата!
– Ладно, Элен, ладно. Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала. Знаю, тебе было нелегко все эти годы. Просто скажи, ты мне изменяла?
– Нет, – глухо ответила она. – Нет конечно.
– Теперь все кончено, Элен. Больше тебе нет необходимости лгать мне. Просто скажи правду. А как прошлой ночью, например?
Она не отвечала, только всхлипывала. Я почувствовал своего рода облегчение. Знание причиняет более острую, но и более ясную боль.
– Я не собираюсь заниматься банальными выяснениями, как, когда или почему. Что я не могу представить, того мне не нужно знать. Только, пожалуйста, скажи мне, дети-то хотя бы – мои?
Элен перестала всхлипывать и зло посмотрела на меня покрасневшими глазами.
– Клод! Как ты можешь даже думать о таком? Конечно, они твои!
– Прости. Но ты видишь, до чего ты меня довела своим предательством и двуличием. Я не могу заставить себя поверить ни единому твоему слову.
– Тогда какой смысл спрашивать?
– Никакого. Больше и не собираюсь спрашивать тебя.
– Верь мне, Клод. – Ее голос неожиданно напомнил мне голос той юной девушки, какой она была когда-то, когда я впервые встретил ее, тихий голос, полный нелепости и любви. Больше любого другого звука он означал для меня звук дома. Долгие годы моя душа постепенно заполняла эту звуковую изложницу и сейчас мягко впрыгнула в нее, как котенок в любимую корзинку. – Росс и я были всего лишь…
– Не желаю ничего слышать! – заорал я, вскочив на ноги и отбежав прочь, оставив ее стоять на коленях у стула. – Ничего, понятно тебе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Жесткий стул не самое удобное место для сна. Когда я встал, позвоночник пронзила боль. Ноги едва слушались. Морщась от боли и потирая небритое лицо, я деревянной походкой поплелся к двери.
Это был Росс. Осунувшийся и неулыбающийся, но поразительно убедительный в прозрачном утреннем воздухе. Мгновение мы смотрели друг на друга, и я вглядывался в эту лысую голову, бороду, темные круги под глазами, по-совиному скорбные. Я видел перед собой только злодея, разрушившего мою семью.
– Могу я войти? – наконец спросил он.
– Нет, – вырвался у меня хриплый шепот. – Нет, – повторил я твердым голосом. – Я уже много сделал для тебя. Даже слишком много.
– Нам надо попытаться найти способ как-то все уладить, Клод, хотя бы только ради детей.
– Они меня больше не волнуют.
– Ты знаешь, что это не так. А теперь впусти меня.
Я отрицательно помотал головой и не сказал больше ни слова. Вокруг пели птицы. Интересно, сколько сейчас времени, подумал я. Летний день обещал быть прекрасным. Гравий на подъездной дорожке уже поблескивал в лучах солнца. Глядя на эти признаки приближающейся дневной жары, я затрясся всем телом, словно только что вылез из ледяной ванны, где пролежал несколько часов.
– Когда это началось?
– Что именно?
– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда вы в первый раз…
– Этого никогда не было.
– Я тебе не верю. Я больше не могу верить тебе, что бы ты ни сказал.
Росс начал подниматься по ступенькам крыльца, приближаясь ко мне. Лицо его выражало сострадание, и это привело меня в ярость. Он протянул руку:
– Клод…
Как только он подошел ближе, я ударил его кулаком с такой силой, что сам испугался. Он покатился по ступенькам и распластался на гравии. Мгновение он лежал неподвижно, потом потер челюсть и потряс головой.
– Черт! – Он сидел и хмуро смотрел на меня. – Ну что, теперь полегчало?
– Нет. Извини, Росс. Я не хотел. Извини. Коренастый крепыш поднялся, отряхнул брюки и выпрямился.
– Ты говоришь это просто для того, чтобы заставить меня почувствовать свою вину.
– Нет. – Я сел на верхнюю ступеньку. Дрожь, бившая меня, стала еще сильней. – Нет. Я вообще не совсем понимаю, что происходит. Все это кажется мне нереальным.
– Знаю. Я чувствую то же самое. И Элен в том числе. Это похоже на кошмар. – Он помолчал и состроил забавную физиономию, оттопырив языком щеку. – Господи. Ты мне чуть зуб не выбил, шатается.
Мной внезапно овладела слабость, и я поймал себя на том, что смотрю на него не как на предателя, но как на друга.
– Помоги мне, Росс. Моя жизнь летит под откос. Что мне делать?
Все так же дрожа, я уткнулся лицом в ладони. Мгновение спустя я почувствовал его крупную ладонь на своем плече и вновь пришел в ярость.
– Убирайся прочь! – закричал я и стряхнул его руку. – Это ты всему виной, ты, коварный Брут! Я был твоим другом! Другом, Господи!
Я встал и, угрожающе размахивая руками, погнал его с крыльца как человека, вломившегося в дом.
– Хватит! Мотай отсюда, ублюдок! – Пожав плечом, он пошел прочь, тыкая носками ботинок в дорожку так, что разлетался гравий. Когда он был уже почти у ворот, я понял, что не вынесу, если он уйдет. – Росс!
– Чего ты хочешь? – спросил он, обернувшись. Он стоял, сунув руки в карманы, и вид у него был как у несчастного мальчишки или того угрюмого студента, каким я впервые увидел его на одной вечеринке.
– Зачем ты это сделал, Росс?
Вид у Росса стал еще более жалким. Мое сердце рванулось к нему.
– Сообрази сам, – раздраженно ответил он и, выйдя за ворота, потопал по дороге.
Целый час я сидел на излюбленном месте у двери в сад. Несмотря ни на что, мне хотелось, чтобы Росс вернулся, словно можно было еще как-то все уладить. Но вместо Росса, открыв дверь своим ключом, появилась Элен. Я даже не оглянулся. Никакой изгнанник не смотрит на фотографию дома, из которого его изгнали. Я просто сидел, глядя в сад, как сидел вчера вечером, но не мог заставить себя не прислушиваться. Особенный звук Элен, входящей в дом и направляющейся в кухню, я узнавал на подсознательном уровне, как звук уличного движения или дождя.
– Клод. Нам надо поговорить. – Я слышал по ее голосу, что она, того гляди, заплачет. – Разобраться во всем.
– Ты права. В чем ты хочешь разобраться?
Она подошла ко мне, опустилась на корточки рядом и принялась рыдать.
– Клод, пожалуйста! Я, наверно, схожу с ума.
– Избавь меня от мелодрамы и просто скажи, что ты хочешь получить. Ты должна была это решить, раз так долго готовилась.
– Не хочу говорить об этом.
– Послушай, Элен. – Ее имя словно ожгло мне губы. – Просто сначала скажи мне это, а потом обсудим все остальное.
– Тогда ладно. Я хочу только бутербродную и квартирку над ней на втором этаже.
– Уверена, что больше ничего не хочешь? Ты легко можешь получить больше.
Я заставил себя посмотреть на нее, и ее вид вызвал у меня улыбку. Банальный добрый жест, казалось, окончательно сломил ее; она обхватила мои колени, заливаясь слезами и моля о прощении. Я непроизвольно поднял руку и погладил ее по седеющим волосам.
– Прости, что я солгала тебе, Клод! – всхлипывала она. – Тогда, ночью в спальне. Я так виновата!
– Ладно, Элен, ладно. Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала. Знаю, тебе было нелегко все эти годы. Просто скажи, ты мне изменяла?
– Нет, – глухо ответила она. – Нет конечно.
– Теперь все кончено, Элен. Больше тебе нет необходимости лгать мне. Просто скажи правду. А как прошлой ночью, например?
Она не отвечала, только всхлипывала. Я почувствовал своего рода облегчение. Знание причиняет более острую, но и более ясную боль.
– Я не собираюсь заниматься банальными выяснениями, как, когда или почему. Что я не могу представить, того мне не нужно знать. Только, пожалуйста, скажи мне, дети-то хотя бы – мои?
Элен перестала всхлипывать и зло посмотрела на меня покрасневшими глазами.
– Клод! Как ты можешь даже думать о таком? Конечно, они твои!
– Прости. Но ты видишь, до чего ты меня довела своим предательством и двуличием. Я не могу заставить себя поверить ни единому твоему слову.
– Тогда какой смысл спрашивать?
– Никакого. Больше и не собираюсь спрашивать тебя.
– Верь мне, Клод. – Ее голос неожиданно напомнил мне голос той юной девушки, какой она была когда-то, когда я впервые встретил ее, тихий голос, полный нелепости и любви. Больше любого другого звука он означал для меня звук дома. Долгие годы моя душа постепенно заполняла эту звуковую изложницу и сейчас мягко впрыгнула в нее, как котенок в любимую корзинку. – Росс и я были всего лишь…
– Не желаю ничего слышать! – заорал я, вскочив на ноги и отбежав прочь, оставив ее стоять на коленях у стула. – Ничего, понятно тебе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71