» – прокричал Джейк, нагнувшись вперед, вплотную к отцу. Машина резко вильнула к обочине шоссе и остановилась. Была ранняя весна, цветы еще не распустились, но воздух уже прогрелся и вовсю светило солнце. Прекрасный денек для отдыха на природе.
Отец бросил руль и обеими руками, для усиления удара сцепленными в замок, с размаху врезал Джейку в челюсть.
«Туда мы не поедем никогда, понял?»
Джейк ничего не сказал, а я смотрел в окошко на высокие платаны росшего вдоль дороги леса, как будто это был тот самый лес. Хотя, конечно, я понимал, что это не так.
«Понял?» – повторил отец и, схватив Джейка за ноги, стал тянуть его к себе, пока рычаг переключения скоростей не уперся Джейку в пах.
«Если я переключу скорость, может, ты станешь тем сыном, какого я хочу», – сказал отец, не обращая внимания на гудки мчащихся мимо машин. Склонившись к лицу Джейка, он расплылся в довольной улыбке.
«Отличная шутка, не правда ли?»
«Глупая шутка», – пробормотал Джейк, как всегда не сдержавшись. Он не мог молчать, даже если знал, что ему достанется за его дерзость. В этом была его сила. Но в этом же была и его слабость.
«Пойми, нельзя все время лезть на рожон, иногда лучше промолчать», – говорила ему мама.
«Нет, шутка отличная», – зло сказал отец и с силой дернул рычаг на Джейка.
Лента 2. Часть В
«Это сон, всего лишь сон», – сказал Джейк. «Знаю, знаю», – ответил я. И проснулся. Потом проснулся Джейк.
«Ты не спишь?» – спросил он.
«Уже нет, – ответил я. – Мне снился сон».
«Знаю. Мне тоже».
В комнату ворвался отец, занавеска взлетела, цветы затряслись, будто на ветру.
«От кого этот шум, будь он неладен?»
«Нам приснился сон», – сказал я.
Он посмотрел на меня. Язвительно скривил губы.
«Что у вас есть такого, чтобы снилось во сне?»
Мы с Джейком обменялись взглядами. «Держись ближе ко мне…» – прошептал Джейк, потихоньку отступая назад.
«Много чего», – ответил я, стараясь не глядеть на отца.
Джейк прошептал: «Не разговаривай с ним…»
«Никуда не годится, – сказал отец. – Не годится, не годится, не годится…» И в ту же секунду я оказался на полу, больно стукнувшись головой о половицы, красные и коричневые цветы расплылись у меня перед глазами. Я почувствовал, как меня волокут за ноги в запретную зону: сначала занавеска лизнула мне коленки, затем пощекотала голые бока, и, прежде чем она добралась до моей головы, я поймал глазами Джейка, милого, некогда храброго Джейка. Он царапал ногтями обои и кричал: «Сны и то лучше…»
«Запиши, Иохим, может, мальчик в чем-то и прав». Он засмеялся, я – нет, а Джейк заплакал.
Отец наглухо задернул занавеску, и больше я уже не слышал голос Джейка.
Иногда ночью мама прокрадывалась в нашу комнату, когда это еще была просто наша комната, без занавески, без красно-коричневых матерчатых цветов, вяло колыхавшихся в воздухе. Даже и не вспомню, когда эту грязную тряпку в последний раз стирали. Мама прокрадывалась и ложилась в изножье нашей кровати, мы ощущали ступнями ее горячее дыхание, а она сражалась со своими волосами, пока не закрывала ими лицо.
«Что там не так?» – спросил бы Джейк, если был в настроении разговаривать.
«Спите, мальчики, спите».
«Но что там не так?»
Она не отвечала и никогда бы не ответила, никогда бы не стала перекладывать свои беды на нас. Держала их внутри, под замком, но они то и дело напоминали о себе, и тогда мы чувствовали, как ее горькие слезы капают нам на голые ноги.
«Всё так. Просто сегодня ночью буря на улице».
Воздух почти не проникал в комнату сквозь приоткрытое окно.
«Этот маленький поросенок…»
Она схватила Джейка за большой палец. Джейк взвизгнул.
«И вот этот маленький поросенок…»
Теперь уже взвизгнул я.
И настроение сразу изменилось, ее настроение. Не прошло и нескольких минут, как она тайком пробралась в нашу комнату, придавленная тяжким грузом бед и проблем, и вот уже мы с Джейком змеями извиваемся в перекрученных простынях, лупим по матрасу, пытаясь увернуться от ее рук. Наши лица в слезах, и, хотя мы просим ее перестать, это слезы радости, а она щекочет нас, держась на некотором расстоянии от кровати, чтобы мы не могли до нее дотянуться.
«Оба маленьких поросенка так и не пошли домой».
«Ну и что у нас здесь?» – это был голос чужака.
«Иохим, – сказал мой отец со значением, – я точно не знаю».
«Придется нам разобраться, да?»
«Я тоже так думаю».
«Оставьте его в покое!» – закричал из-за занавески Джейк. Он снова стал храбрым, мой брат, и, как в старые времена, распалял свое сердце ради меня. Я улыбнулся. Надо мной, расставив ноги, стоял чужак, человек, которого отец называл Иохим, и все-таки, даже лежа на полу в запретной зоне, я улыбнулся, а потом засмеялся, правда, это был животный смех, сотрясавший меня с головы до пят.
«Что это тебя так рассмешило?» – Иохим склонился надо мной, его лицо налилось кровью.
«А ты что там вякаешь?» – спросил отец у Джейка и двинул кулаком по занавеске, от чего она заходила волнами.
Они услышали смех, и это показалось им подозрительным. Таков был их мир.
Я смотрел на Иохима абсолютно спокойно, без каких-либо эмоций.
«Ничто меня не рассмешило», – сказал я.
«Ничего я не вякаю», – вторил мне Джейк.
И мы замолчали.
Иохим расстегнул ремень на брюках, и они свалились комом у него вокруг щиколоток. Это вполне могло быть смешно, доктор, только в другое время, в другом месте. Скажем, если бы он и мой отец помчались наперегонки в спущенных штанах и оба упали, я, пожалуй, мог бы засмеяться.
Но в действительности было не до смеха. Я, как корабль, севший на мель посреди океана, оказался в ловушке, из которой не мог выбраться, погребенный под навалившимся на меня Иохимом, пригвожденный к половицам всем грузом другого поколения.
Ха-ха.
Он пришел и ушел глубокой ночью. Джейк спал. Я бодрствовал.
Из-за занавески в цветочек донеслись приглушенные голоса. Потом она шелохнулась. Джейк повернулся во сне и закинул костлявую руку мне на грудь. Я был напряжен, он расслаблен. Обычно бывало наоборот. Мама как-то обратила на это внимание, целуя нас перед сном – меня в коленку, Джейка в грудь.
«Ты весь какой-то одеревеневший», – сказала она Джейку.
Но он только улыбнулся, хотя и позволил маме массировать ему плечи, спину, голову.
Отец шикнул: «Ш-ш-ш».
И наступила тишина. Занавеска в цветочек шевелилась от ветерка, которого я не чувствовал.
Не чувствовал с тех пор, как мы последний раз выезжали за город.
«Пусть ветер сдует паутину прочь, мальчики», – изрек тогда отец.
Но мы с Джейком не поняли, о какой паутине идет речь.
Мы все ехали и ехали. У меня зуб на зуб не попадал от холода, Джейк окоченел в забытьи, склонив голову мне на плечо и крепко зажав руки между ног. Он бормотал во сне, пуская слюни, тут же замерзавшие у него на губах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Отец бросил руль и обеими руками, для усиления удара сцепленными в замок, с размаху врезал Джейку в челюсть.
«Туда мы не поедем никогда, понял?»
Джейк ничего не сказал, а я смотрел в окошко на высокие платаны росшего вдоль дороги леса, как будто это был тот самый лес. Хотя, конечно, я понимал, что это не так.
«Понял?» – повторил отец и, схватив Джейка за ноги, стал тянуть его к себе, пока рычаг переключения скоростей не уперся Джейку в пах.
«Если я переключу скорость, может, ты станешь тем сыном, какого я хочу», – сказал отец, не обращая внимания на гудки мчащихся мимо машин. Склонившись к лицу Джейка, он расплылся в довольной улыбке.
«Отличная шутка, не правда ли?»
«Глупая шутка», – пробормотал Джейк, как всегда не сдержавшись. Он не мог молчать, даже если знал, что ему достанется за его дерзость. В этом была его сила. Но в этом же была и его слабость.
«Пойми, нельзя все время лезть на рожон, иногда лучше промолчать», – говорила ему мама.
«Нет, шутка отличная», – зло сказал отец и с силой дернул рычаг на Джейка.
Лента 2. Часть В
«Это сон, всего лишь сон», – сказал Джейк. «Знаю, знаю», – ответил я. И проснулся. Потом проснулся Джейк.
«Ты не спишь?» – спросил он.
«Уже нет, – ответил я. – Мне снился сон».
«Знаю. Мне тоже».
В комнату ворвался отец, занавеска взлетела, цветы затряслись, будто на ветру.
«От кого этот шум, будь он неладен?»
«Нам приснился сон», – сказал я.
Он посмотрел на меня. Язвительно скривил губы.
«Что у вас есть такого, чтобы снилось во сне?»
Мы с Джейком обменялись взглядами. «Держись ближе ко мне…» – прошептал Джейк, потихоньку отступая назад.
«Много чего», – ответил я, стараясь не глядеть на отца.
Джейк прошептал: «Не разговаривай с ним…»
«Никуда не годится, – сказал отец. – Не годится, не годится, не годится…» И в ту же секунду я оказался на полу, больно стукнувшись головой о половицы, красные и коричневые цветы расплылись у меня перед глазами. Я почувствовал, как меня волокут за ноги в запретную зону: сначала занавеска лизнула мне коленки, затем пощекотала голые бока, и, прежде чем она добралась до моей головы, я поймал глазами Джейка, милого, некогда храброго Джейка. Он царапал ногтями обои и кричал: «Сны и то лучше…»
«Запиши, Иохим, может, мальчик в чем-то и прав». Он засмеялся, я – нет, а Джейк заплакал.
Отец наглухо задернул занавеску, и больше я уже не слышал голос Джейка.
Иногда ночью мама прокрадывалась в нашу комнату, когда это еще была просто наша комната, без занавески, без красно-коричневых матерчатых цветов, вяло колыхавшихся в воздухе. Даже и не вспомню, когда эту грязную тряпку в последний раз стирали. Мама прокрадывалась и ложилась в изножье нашей кровати, мы ощущали ступнями ее горячее дыхание, а она сражалась со своими волосами, пока не закрывала ими лицо.
«Что там не так?» – спросил бы Джейк, если был в настроении разговаривать.
«Спите, мальчики, спите».
«Но что там не так?»
Она не отвечала и никогда бы не ответила, никогда бы не стала перекладывать свои беды на нас. Держала их внутри, под замком, но они то и дело напоминали о себе, и тогда мы чувствовали, как ее горькие слезы капают нам на голые ноги.
«Всё так. Просто сегодня ночью буря на улице».
Воздух почти не проникал в комнату сквозь приоткрытое окно.
«Этот маленький поросенок…»
Она схватила Джейка за большой палец. Джейк взвизгнул.
«И вот этот маленький поросенок…»
Теперь уже взвизгнул я.
И настроение сразу изменилось, ее настроение. Не прошло и нескольких минут, как она тайком пробралась в нашу комнату, придавленная тяжким грузом бед и проблем, и вот уже мы с Джейком змеями извиваемся в перекрученных простынях, лупим по матрасу, пытаясь увернуться от ее рук. Наши лица в слезах, и, хотя мы просим ее перестать, это слезы радости, а она щекочет нас, держась на некотором расстоянии от кровати, чтобы мы не могли до нее дотянуться.
«Оба маленьких поросенка так и не пошли домой».
«Ну и что у нас здесь?» – это был голос чужака.
«Иохим, – сказал мой отец со значением, – я точно не знаю».
«Придется нам разобраться, да?»
«Я тоже так думаю».
«Оставьте его в покое!» – закричал из-за занавески Джейк. Он снова стал храбрым, мой брат, и, как в старые времена, распалял свое сердце ради меня. Я улыбнулся. Надо мной, расставив ноги, стоял чужак, человек, которого отец называл Иохим, и все-таки, даже лежа на полу в запретной зоне, я улыбнулся, а потом засмеялся, правда, это был животный смех, сотрясавший меня с головы до пят.
«Что это тебя так рассмешило?» – Иохим склонился надо мной, его лицо налилось кровью.
«А ты что там вякаешь?» – спросил отец у Джейка и двинул кулаком по занавеске, от чего она заходила волнами.
Они услышали смех, и это показалось им подозрительным. Таков был их мир.
Я смотрел на Иохима абсолютно спокойно, без каких-либо эмоций.
«Ничто меня не рассмешило», – сказал я.
«Ничего я не вякаю», – вторил мне Джейк.
И мы замолчали.
Иохим расстегнул ремень на брюках, и они свалились комом у него вокруг щиколоток. Это вполне могло быть смешно, доктор, только в другое время, в другом месте. Скажем, если бы он и мой отец помчались наперегонки в спущенных штанах и оба упали, я, пожалуй, мог бы засмеяться.
Но в действительности было не до смеха. Я, как корабль, севший на мель посреди океана, оказался в ловушке, из которой не мог выбраться, погребенный под навалившимся на меня Иохимом, пригвожденный к половицам всем грузом другого поколения.
Ха-ха.
Он пришел и ушел глубокой ночью. Джейк спал. Я бодрствовал.
Из-за занавески в цветочек донеслись приглушенные голоса. Потом она шелохнулась. Джейк повернулся во сне и закинул костлявую руку мне на грудь. Я был напряжен, он расслаблен. Обычно бывало наоборот. Мама как-то обратила на это внимание, целуя нас перед сном – меня в коленку, Джейка в грудь.
«Ты весь какой-то одеревеневший», – сказала она Джейку.
Но он только улыбнулся, хотя и позволил маме массировать ему плечи, спину, голову.
Отец шикнул: «Ш-ш-ш».
И наступила тишина. Занавеска в цветочек шевелилась от ветерка, которого я не чувствовал.
Не чувствовал с тех пор, как мы последний раз выезжали за город.
«Пусть ветер сдует паутину прочь, мальчики», – изрек тогда отец.
Но мы с Джейком не поняли, о какой паутине идет речь.
Мы все ехали и ехали. У меня зуб на зуб не попадал от холода, Джейк окоченел в забытьи, склонив голову мне на плечо и крепко зажав руки между ног. Он бормотал во сне, пуская слюни, тут же замерзавшие у него на губах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75