– Везде, – отвечала она, и я наклонялся над ее переломанным тельцем, храня насупленное выражение лица.
У нее на ногах виднелись шрамы и красные отметины – следы прежних игр; на правой руке, на бледной коже выделялся синяк; на шее – кошачья царапина, по коже тянулась тоненькая рельефная борозда. Непохоже было, что ей больно, пока я не попробовал сдвинуть ее ногу. Джози аж заскулила.
– Что – больно?
– Да, – отвечала она, переводя дух.
Я изучал ее худую, костлявую ногу, одновременно высматривая признаки боли на лице.
– Думаю, это перелом. Я вправлю тебе ногу, – успокоил я ее. – Не бойся.
Когда-то наша мама упала и сломала ногу в лодыжке, а отец вправил ее; так вот и я хотел вправить ногу Джози. Я приподнял ее ногу и опустил голую ступню к себе на колено.
– Нужно чем-то перевязать, – сообщил я.
Сняв с себя рубашку (от внезапного холода кожа у меня моментально покрылась пупырышками), я закатал ей подол платья до бедер. Потом натянул рубашку и обмотал ее вокруг ноги Джози повыше колена.
– Там кровь выступила, но повязка поможет.
Перевязав ей ногу, я не очень представлял себе, что делать дальше. Я спросил, как ей кажется – сможет она ходить? Джози ответила, что попытается. С трудом – и с помощью моей руки – она поднялась, и мы оба взглянули на пропитавшуюся кровью рубашку. Голой кожей спины я чувствовал прикосновение ее руки, и это напомнило мне о моих обязанностях.
– Давай-ка прослушаем сердце.
Я повернул Джози к себе лицом и ощутил ее легкое, быстрое дыхание.
– Подними майку.
Я прижал холодный металл стетоскопа к ее груди, и она сделала быстрый вдох. Помню тот миг, помню то ощущение, будто нас поймало время, нас с Джози: я спасал ее, руки Джози обвивались вокруг моей талии, а сердце стучало мне прямо в уши.
И вот Джози лежит на моем футоне, она снова больна, ее голова вбуравливается в одеяло.
«Тебе больно?» – спрашиваю я.
«Нет», – отвечает она.
«Значит, скоро станет больно», – шучу я.
«Боль иногда бывает приятной», – говорит она, но потом я заставляю ее отменить эту реплику, заменив ее смешком. Философ из Джози всегда был никудышный.
Я дотрагиваюсь до ее тела, слежу за выражением лица, нажимая и тыча в разные места. Тело Джози напрягается, когда мои руки соскальзывают к ее лобку.
«А здесь?»
«Здесь – особенно». – Она улыбается, но мне снова не нравится услышанное, есть в ее словах, в ее тоне что-то… неподходящее. Это нужно исправить.
«Не разговаривай. Когда тебе так плохо, разговаривать вредно».
На тот случай, если она не поймет, я налегаю на нее, придавливаю ее всем своим весом. Прижимаюсь к ней телом и ртом.
«Поцелуй жизни», – говорю я, с собственного разрешения.
* * *
Четверг, вечер. Снова встречается группа доктора Сэда. Те же лица, что прежде, в том числе и два новичка с прошлой недели – Брент и София. Такое ощущение, что эти двое на сей раз решили поменяться ролями. София так и источает уверенность, нарядилась в бордовое платье, лучится улыбками в адрес всех окружающих и – что особенно тревожит – старательно скалит свои серые зубы в мою сторону всякий раз, как я зашуршу бумагами. Почему тревожит – потому что кто-нибудь из этих психов непременно втрескается в меня по уши. Я понимаю, звучит несколько самодовольно, но отношения между психотерапевтом и пациентом, вытекающая из них искусственная близость давно уже стали предметом особого изучения. Разумеется, близость эта не всегда бывает искусственной. Один молодой психотерапевт из Душилища запал на женщину с манией величия и был застукан в тот момент, когда отдирал ее королевское психичество в голой и унылой приемной. Видимо, его коллеги насторожились и забеспокоились, услышав ее крики: «Повелеваю тебе, мой верный слуга, совершить это для меня…» В Душилище подобные истории все время на слуху.
Это я понимаю. Слышишь зов природы – и не можешь устоять. Но я не допускаю возможности, что на этих сеансах увижу кого-нибудь, кого мне захочется затащить в постель. На моей кровати есть место только для меня и Джози, а мы не желаем делить свое пространство, свои тела с кем-либо еще. Мы верны друг другу.
Брент прирос к стулу, зажав в руках чашку с нетронутым кофе. Сама картина спокойствия, иллюзия безмятежности. От взвинченности, от избытка адреналина, что исходили от него на прошлой неделе, не осталось и следа: словно его внутренняя пружина заново вправлена и становится все туже и туже, пока он смирно сидит здесь, глядя в пустоту.
Когда в группе появляются новички, в первые недели им уделяется особое внимание, хотя, разумеется, у каждого есть возможность взять слово и продолжить разговор о себе. Я спрашиваю у Софии, возникали ли в ее семье ситуации, напоминавшие ей собственное детство и тем самым провоцировавшие ярость, какую она сама ребенком вызывала у своих родителей.
– Да, возникали.
Внезапно ее уверенный вид почти улетучивается.
– Нелегко в этом признаваться, но мой предыдущий психотерапевт сказал, что мне нужно честно начать с того места, где закончилась родительская ложь.
Боже мой, именно такого идиотского бреда и ожидаешь от чистюль терапевтов, важно восседающих у себя в кабинетах с хрустальными шарами и сонниками.
– Ну, честность – лучшая тактика… – говорю я, чтобы подбодрить ее, а сам все время поглядываю за Брентом: тот уже начал вращать головой из стороны в сторону, словно разминая затекшую шею.
– Конечно-конечно, – поддакивает София и одаряет меня очередной улыбкой.
Ну же, выкладывай.
– Ну так вот. Джеймс – это мой младшенький – погубил одну из погребальных урн: он вскрыл дно и подсыпал прах старшему брату в молоко, когда тот отвернулся.
– У вас что – дома хранятся урны с прахом? – спрашиваю я.
– Да. Отец с матерью перед смертью завещали сжечь себя и даже сами выбрали урны, куда нужно было поместить их прах.
– И вы – после всего того, что натерпелись от родителей, – держали при себе их прах?
– Мой другой психотерапевт сказал, что мне следует держать урны при себе, когда я упомянула, что собираюсь выбросить их – ну, когда вдруг начали всплывать все эти воспоминания. Он сказал, что, видя каждый день урны родителей, я буду становиться сильнее, смогу без страха взглянуть на давние издевательства и найду выход своей злости.
Типичный бред. Слушая все это, я вспомнил, почему не захотел стать практикующим психотерапевтом. Эта женщина явно выискивала у себя психоз не там, где нужно. А тот недоумок психо-лох еще и подтолкнул ее к краю пропасти. Если бы мне было не все равно, я убедил бы ее переменить тактику, посоветовав отвесить Джеймсу хорошенький шлепок за его правильный поступок.
– Мне так хотелось его ударить, а он смотрел на меня с улыбкой, и я подумала: «Ты нарочно это сделал, знаешь, как важен для меня этот прах, но взял и назло…» Мне хотелось в отместку сделать ему больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75