Кое-как укрыться можно было лишь за расколотыми морозом валунами. И когда удалось наконец поставить палатку, все уже промокли насквозь. Пока они с немалым трудом набрали сучьев и веток для костра, сгустились сумерки, а едва удалось развести огонь, дождь и ветер вновь его погасили, не дав вскипятить воды для чая. Тогда все отказались от напрасных усилий и забрались в палатку, где Анджелина постаралась постелить самые сухие одеяла.
Ночь прошла прескверно, но хотя путникам было холодно и неуютно, они не падали духом. Края палатки бились и хлопали под порывами ветра и потоками дождя, а ребята сидели, тесно прижавшись друг к другу, натянув на плечи меховые одеяла, и, чтоб разогнать тоску, пели. У Анджелины оказался на редкость чистый, звонкий голосок. Брат уговорил её спеть несколько песен, которым она научилась в школе.
Только Питъюк, всегда такой добродушный и весёлый, сейчас что-то приуныл. Джейми принялся его поддразнивать, назвал филином, и он заставил себя улыбнуться.
— Лесной край — твой край, — объяснил он. — Ты там вёл, я за тобой шёл, не заботился. Теперь мой край пришли. Ты здесь мало знаешь. Теперь вся забота моя. Скоро реки растают. Потом лёд плохой на маленький озера. Потом на большой тоже. Нам на стойбище иннуит надо скорей, скорей надо, застрять можем. Этот дождь нам плохо. Много воды будет в речках.
— Что верно, то верно, — согласился Джейми. — Но, по-моему, мы успеем. Озеро ещё не скоро растает. Долго нам по нему идти, Питъюк?
— Два дня, может, три. А потом ещё по маленький речкам, по озёрам, по тундре.
— Дождь сейчас уже не очень сильный, — сказал Эуэсин. — Может, перестанет скоро. Надо бы немного поспать.
— В такой палатке только рыбам спать, — проворчал Джейми.
Однако скоро все задремали.
Утро наступило сухое, тёплое, дул южный ветер, и небо над головой расчистилось. На рассвете все четверо, замёрзшие, одеревеневшие, усталые, вылезли из палатки. Питъюк разжёг костёр. Наскоро выпив горячего чаю, поев жареной оленины, запрягли послушных собак и двинулись в путь.
После дождя по льду растеклись мелкие лужи, покрывавший его снег превратился в жидкое месиво. Но для нарт такая дорога была хороша; собакам, кажется, также не терпелось поскорей уйти на Север, как и их хозяевам. Весь день путники упорно продвигались вперёд, лишь дважды останавливались у берега — наломать ивовых прутьев для костра, вскипятить чай и перекусить. Около полудня они миновали горловину озера Нюэлтинтуа, вступили в его северную часть — и здесь окончательно распрощались с деревьями. Перед ними расстилались неоглядные просторы тундры, теперь им лишь изредка будут встречаться чахлые ивы, что жмутся ко дну иных, укрытых от ветра долин.
В этот день, прежде чем остановиться на ночлег, они прошли двадцать миль — неплохой переход; ведь сани у всех были перегружены, так что ни мальчики, ни Анджелина ни разу не могли присесть. Всю дорогу шли, вернее, почти все время бежали. Назавтра — то был шестой день путешествия — они тоже сделали большой переход. Ночью подморозило, но днём мороз отпустил, оттепель продолжалась. Питъюк становился все озабоченней и гнал вовсю; быстрей не могли бы двигаться ни собака, ни человек. В этот вечер они стали лагерем у залива, что вдавался глубоко в северо-западный берег озера.
Непомерная спешка начала уже сказываться на ребятах: у них хватило сил лишь на то, чтобы кое-как перекусить и забраться под меховые одеяла. Собаки были голодны — запасы оленины подходили к концу, а на всем пути по озеру мальчики не встретили ни одного оленя.
По-весеннему тёплая погода, видно, решила держаться. Этой ночью морозец был совсем слабенький, а утром в чистом, безоблачном небе поднялось ясное жаркое солнце. И опять, как только ребята открыли глаза, Питъюк их заторопил.
— Солнце горячий очень, — тревожно хмурясь, говорил он. — Может, на маленький реки лёд уже треснул.
Они ехали по заливу (а он повернул теперь почти прямо на запад), из-под полозьев саней били фонтаны, ибо кое-где талые воды уже покрывали лёд на несколько дюймов.
— Здорово, что у нас есть каноэ, — сказал Джейми Эуэсину (их упряжки шли рядом). — Ещё один такой день — и они нам понадобятся. А не то придётся учить собак плавать.
Эуэсин собрался ответить шуткой на шутку, как вдруг увидел, что Питъюк повернул назад, поднял руку, давая Анджелине знак остановиться, и спешит к ним. Все упряжки подъехали к саням Питъюка.
— Скорей ружья берите, — распорядился он. — За мысом олень много. Анджелина, ты здесь стой. Собак держи, шуметь не давай.
Мальчики выхватили ружья из меховых чехлов и побежали под укрытие невысокой каменной гряды. Добежали, медленно, осторожно взобрались на невысокий гребень, заглянули на другую сторону.
Десятью футами ниже, всего в какой-нибудь сотне шагов от них, почернелый лёд залива почти скрылся под могучим потоком карибу. Чуть не тысяча оленей длинными извилистыми вереницами переходили залив с юга на север. Они шли медленно, одни самки, почти все с большими животами — ведь наступало время отёла.
Зрелище это так заворожило Джейми и Эуэсина, что они забыли про ружья. С десяток верениц переходили залив прямо перед ними, другие спускались на лёд с холмов. А дальше, к северу, все холмы были испещрены и расчерчены бессчётными вереницами карибу. Каждую цепочку — а в иных было до сотни голов — вела старая оленуха, которая, наверно, уже в двадцатый раз проделывала этот весенний переход в тысячу миль.
— Зачем ждём? — нетерпеливо сказал Питъюк. — Нам тоже скорей на Север надо. Буду стрелять.
Он вскинул ружьё, вмиг прицелился и выстрелил. Грохот выстрела далеко раскатился над ледяной гладью озера, но олени точно и не слыхали. Одна нетельная самка упала на колени, попыталась подняться — и повалилась на бок. Те, что шли за нею, чуть посторонились, обошли её. Несколько оленух замешкались было, вытянули голову в ту сторону, откуда раздался выстрел, и, фыркнув, пошли дальше своей дорогой.
— Оленуха когда на Север идёт, телиться хочет, никто не остановит, — объяснил Питъюк. — Волка не боится, человека не боится. Идёт, никто не остановит.
Несколько минут спустя он доказал свою правоту. Мальчики вернулись к Анджелине. Все четверо погнали упряжки прямо на оленей. Голодные собаки совсем обезумели. Джейми не справился со своей упряжкой: она оторвалась от него и пошла вскачь колесить по льду, а он бежал далеко позади, крича до хрипоты, тщетно приказывая собакам остановиться.
Но олени просто расступились, пропуская упряжку, а когда она повернула и погналась за одной оленухой, та припустила галопом, далеко опередив своих преследователей. Потом снова ровной рысцой повернула на север. Собаки Джейми кидались во все стороны и вскоре совсем запутали постромки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Ночь прошла прескверно, но хотя путникам было холодно и неуютно, они не падали духом. Края палатки бились и хлопали под порывами ветра и потоками дождя, а ребята сидели, тесно прижавшись друг к другу, натянув на плечи меховые одеяла, и, чтоб разогнать тоску, пели. У Анджелины оказался на редкость чистый, звонкий голосок. Брат уговорил её спеть несколько песен, которым она научилась в школе.
Только Питъюк, всегда такой добродушный и весёлый, сейчас что-то приуныл. Джейми принялся его поддразнивать, назвал филином, и он заставил себя улыбнуться.
— Лесной край — твой край, — объяснил он. — Ты там вёл, я за тобой шёл, не заботился. Теперь мой край пришли. Ты здесь мало знаешь. Теперь вся забота моя. Скоро реки растают. Потом лёд плохой на маленький озера. Потом на большой тоже. Нам на стойбище иннуит надо скорей, скорей надо, застрять можем. Этот дождь нам плохо. Много воды будет в речках.
— Что верно, то верно, — согласился Джейми. — Но, по-моему, мы успеем. Озеро ещё не скоро растает. Долго нам по нему идти, Питъюк?
— Два дня, может, три. А потом ещё по маленький речкам, по озёрам, по тундре.
— Дождь сейчас уже не очень сильный, — сказал Эуэсин. — Может, перестанет скоро. Надо бы немного поспать.
— В такой палатке только рыбам спать, — проворчал Джейми.
Однако скоро все задремали.
Утро наступило сухое, тёплое, дул южный ветер, и небо над головой расчистилось. На рассвете все четверо, замёрзшие, одеревеневшие, усталые, вылезли из палатки. Питъюк разжёг костёр. Наскоро выпив горячего чаю, поев жареной оленины, запрягли послушных собак и двинулись в путь.
После дождя по льду растеклись мелкие лужи, покрывавший его снег превратился в жидкое месиво. Но для нарт такая дорога была хороша; собакам, кажется, также не терпелось поскорей уйти на Север, как и их хозяевам. Весь день путники упорно продвигались вперёд, лишь дважды останавливались у берега — наломать ивовых прутьев для костра, вскипятить чай и перекусить. Около полудня они миновали горловину озера Нюэлтинтуа, вступили в его северную часть — и здесь окончательно распрощались с деревьями. Перед ними расстилались неоглядные просторы тундры, теперь им лишь изредка будут встречаться чахлые ивы, что жмутся ко дну иных, укрытых от ветра долин.
В этот день, прежде чем остановиться на ночлег, они прошли двадцать миль — неплохой переход; ведь сани у всех были перегружены, так что ни мальчики, ни Анджелина ни разу не могли присесть. Всю дорогу шли, вернее, почти все время бежали. Назавтра — то был шестой день путешествия — они тоже сделали большой переход. Ночью подморозило, но днём мороз отпустил, оттепель продолжалась. Питъюк становился все озабоченней и гнал вовсю; быстрей не могли бы двигаться ни собака, ни человек. В этот вечер они стали лагерем у залива, что вдавался глубоко в северо-западный берег озера.
Непомерная спешка начала уже сказываться на ребятах: у них хватило сил лишь на то, чтобы кое-как перекусить и забраться под меховые одеяла. Собаки были голодны — запасы оленины подходили к концу, а на всем пути по озеру мальчики не встретили ни одного оленя.
По-весеннему тёплая погода, видно, решила держаться. Этой ночью морозец был совсем слабенький, а утром в чистом, безоблачном небе поднялось ясное жаркое солнце. И опять, как только ребята открыли глаза, Питъюк их заторопил.
— Солнце горячий очень, — тревожно хмурясь, говорил он. — Может, на маленький реки лёд уже треснул.
Они ехали по заливу (а он повернул теперь почти прямо на запад), из-под полозьев саней били фонтаны, ибо кое-где талые воды уже покрывали лёд на несколько дюймов.
— Здорово, что у нас есть каноэ, — сказал Джейми Эуэсину (их упряжки шли рядом). — Ещё один такой день — и они нам понадобятся. А не то придётся учить собак плавать.
Эуэсин собрался ответить шуткой на шутку, как вдруг увидел, что Питъюк повернул назад, поднял руку, давая Анджелине знак остановиться, и спешит к ним. Все упряжки подъехали к саням Питъюка.
— Скорей ружья берите, — распорядился он. — За мысом олень много. Анджелина, ты здесь стой. Собак держи, шуметь не давай.
Мальчики выхватили ружья из меховых чехлов и побежали под укрытие невысокой каменной гряды. Добежали, медленно, осторожно взобрались на невысокий гребень, заглянули на другую сторону.
Десятью футами ниже, всего в какой-нибудь сотне шагов от них, почернелый лёд залива почти скрылся под могучим потоком карибу. Чуть не тысяча оленей длинными извилистыми вереницами переходили залив с юга на север. Они шли медленно, одни самки, почти все с большими животами — ведь наступало время отёла.
Зрелище это так заворожило Джейми и Эуэсина, что они забыли про ружья. С десяток верениц переходили залив прямо перед ними, другие спускались на лёд с холмов. А дальше, к северу, все холмы были испещрены и расчерчены бессчётными вереницами карибу. Каждую цепочку — а в иных было до сотни голов — вела старая оленуха, которая, наверно, уже в двадцатый раз проделывала этот весенний переход в тысячу миль.
— Зачем ждём? — нетерпеливо сказал Питъюк. — Нам тоже скорей на Север надо. Буду стрелять.
Он вскинул ружьё, вмиг прицелился и выстрелил. Грохот выстрела далеко раскатился над ледяной гладью озера, но олени точно и не слыхали. Одна нетельная самка упала на колени, попыталась подняться — и повалилась на бок. Те, что шли за нею, чуть посторонились, обошли её. Несколько оленух замешкались было, вытянули голову в ту сторону, откуда раздался выстрел, и, фыркнув, пошли дальше своей дорогой.
— Оленуха когда на Север идёт, телиться хочет, никто не остановит, — объяснил Питъюк. — Волка не боится, человека не боится. Идёт, никто не остановит.
Несколько минут спустя он доказал свою правоту. Мальчики вернулись к Анджелине. Все четверо погнали упряжки прямо на оленей. Голодные собаки совсем обезумели. Джейми не справился со своей упряжкой: она оторвалась от него и пошла вскачь колесить по льду, а он бежал далеко позади, крича до хрипоты, тщетно приказывая собакам остановиться.
Но олени просто расступились, пропуская упряжку, а когда она повернула и погналась за одной оленухой, та припустила галопом, далеко опередив своих преследователей. Потом снова ровной рысцой повернула на север. Собаки Джейми кидались во все стороны и вскоре совсем запутали постромки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42