Лишнюю провизию отдали эскимосам, кроме того, Эуэсин и Питъюк оставили им в пользование свои ружья и большую часть патронов. Они рассчитали, что на время путешествия к побережью вполне обойдутся одним ружьём и полусотней патронов.
Поклажу составляли меховые одеяла, палатка, два дорожных мешка с запасной одеждой, из кухонной утвари только то, без чего никак нельзя в дороге: два топорика, верёвка, чай, соль, мука, вяленая оленина, — и, конечно, сокровища викинга. Их тщательно уложили в два лубка, каждый обернули оленьей кожей, и каждый свёрток привязали к одному из каноэ под банками: так они не потонут, даже если лодка перевернётся. Решено было, что Джейми и Питъюк поплывут в одном каноэ, а Эуэсин с сестрой — в другом.
На рассвете следующего дня путешественники готовы были к отплытию. Провожать их пришло совсем немного народу. На берегу собрались только друзья и родные Питъюка, не слышно было обычных для такого случая добродушных шуточек, поддразнивания. Серьёзно и тихо все помогали ребятам нагружать каноэ. Мать Питъюка только что принесла им на дорогу вареное мясо, и тут с холма, что возвышался над берегом реки, донёсся хриплый крик.
Все обернулись: на фоне рассветного неба чётко вырисовывался чёрный, зловещий силуэт шамана. Несколько мгновений он оставался недвижим. Но вот он занёс правую руку, в которой сжимал короткое копьё, и яростно потряс им, будто грозя путешественникам, и злобно прокаркал что-то своим старческим, надтреснутым голосом.
Эскимосы испуганно забормотали и, казалось, готовы были разбежаться. Но тут выскочил Оухото, погрозил старому шаману кулаком, с вызовом прокричал что-то ему в ответ. Старик ещё мгновение помедлил — и скрылся из виду.
Оухото повернулся к ребятам, стоявшим в нерешительности у своих каноэ, лицо его было мрачно. Он отрывисто бросил Питъюку несколько слов, и тот нетвёрдым голосом перевёл:
— Шаман нас проклял, а я ему сказал: когда с вами случись беда, тогда буду брать нож, буду пропороть ему костлявый бок. Пошли, пора в дорога.
Ребята только этого и ждали. Питъюк оторвался от матери, а она стояла неподвижно, и по щекам её текли слезы. Кейкут и ещё несколько мужчин осторожно спустили каноэ на воду, и путешественники тут же в них прыгнули. Ещё миг — и они понеслись по реке вслед за Оухото, чей маленький каяк вырвался вперёд.
Анджелина обернулась, бросила прощальный взгляд на кучку молчаливых людей, на приземистые, крытые оленьими шкурами чумы, что виднелись позади них, на серую волнистую равнину, раскинувшуюся до самого горизонта. И её пробрала невольная дрожь: она подумала о старике, чья злоба, казалось, последовала за ними в дальний путь, в неведомую страну, что лежала на востоке.
Когда лодки отошли на милю к северо-востоку от становища, Оухото направил флотилию в устье небольшой речки — той, где шла охота на оленей. Речка была очень быстрая, и гребцам приходилось изрядно налегать на весла, чтобы двигаться против течения, но через несколько часов они оказались в маленьком озерке и направились к его южному концу.
Отсюда вытекала уже и не речка, а просто ручей — узкий и такой мелкий, что ребятам пришлось вылезти из каноэ и вести их, шагая рядом вброд. Вот когда мальчики порадовались, что эскимосы научили Анджелину, как сшить им высокие сапоги! Для этих сапог брали выделанную, как пергамент, оленью кожу и тщательно сшивали её нитками из оленьих сухожилий. Потом на несколько минут наливали в них воду. От воды нитки разбухали и швы становились водонепроницаемыми, а сама кожа — мягкой и гибкой.
Оухото незачем было брать свой каяк на буксир. В мелководье он просто поднимал его и нёс на голове, а сам живо шагал дальше да ещё покрикивал на спутников, чтоб поторапливались.
Ручей вливался в озерцо, которое они быстро переплыли, а за ним шёл длинный волок — каменистый водораздел — до Волчьего озера. Когда все пожитки наконец перетащили через волок, близился вечер и Оухото предложил раскинуть лагерь.
— Эскимос начинает путь — не спешит, — объяснил друзьям Питъюк. — Медленно начинает. Потом быстрей идёт. Белый человек начинает быстро, потом идёт медленно.
Джейми на сей раз не попался на удочку. Двадцать миль он то изо всех сил выгребал против течения, то тянул каноэ на буксире и теперь рад был согласиться с Оухото. В ответ на слова Питъюка он только усмехнулся:
— А я теперь сам эскимос. Сам иду медленно.
От их стоянки до становища на Иннуит Ку по прямой было всего восемь миль. Они же должны были идти по рекам и речушкам, а потому описывали широкую дугу. На Севере в каноэ редко можно двигаться кратчайшим путём: чтобы отъехать от места на десять миль, обычно проходишь на вёслах миль тридцать, а то и все сорок.
Следующий день был удачнее. Перед ними на юго-восток до самого горизонта простиралось огромное, двадцать миль в длину, Волчье озеро. Ещё только два дня назад воды его были скованы пятифутовым слоем льда. Весеннее солнце понемногу истончило его, и едва подул сильный ветер, лёд превратился в кашу и растаял. Когда на другое утро оба каноэ и каяк плыли вдоль западного берега, лёд уже исчез бесследно.
Ветра в этот день почти не было, и воды озера оставались спокойными. Все утро путешественники плыли на юг, придерживаясь плоских голых берегов.
Из озера вытекала, устремляясь на юго-восток, довольно широкая речка. Талые воды напитали её, она вздулась и несла каноэ и каяк со скоростью добрых трех узлов. Маленькая флотилия стремительно понеслась вниз по течению. Река текла по равнине, порогов на ней не было, и плыли они безо всяких происшествий.
— Вот здорово! — крикнул Джейми сидевшему на носу каноэ Питъюку. — При такой скорости мы за неделю будем на побережье!
— Хо! За неделю?! За месяц, может. Вот погоди. Совсем скоро не такой лёгкий путь.
— Ну, слишком-то трудно не будет, Пит. В лесном краю я по очень плохим речкам плавал. Не может быть, чтоб Большая река была хуже.
— На юг нет плохой река! — пренебрежительно заметил Питъюк. — Посади маленький ребёнка в мокасин — и то по южной река могут плавать. Не то что Большой река. Оухото говорит, по такой река только большой рыба может плавать, сильный рыба.
Полчаса спустя Оухото, который сильно опередил их и пристал к острову посреди широко разлившейся в этом месте, точно озеро, реки, подал знак, чтобы они высаживались на берег. Он разжёг костёр, и в котелке уже кипел чай. Питъюк принёс к костру запасы провизии, и Анджелина замесила пресные лепёшки.
Скоро все уже ели лепёшки, пили обжигающе горячий чай, и ребята расспрашивали Оухото про края, по которым лежал их путь. Питъюк переводил слова Оухото:
— Сейчас мы в Кунок, так место зовут — Без река. Имя такой дали, потому что озеро много, а пороги нету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Поклажу составляли меховые одеяла, палатка, два дорожных мешка с запасной одеждой, из кухонной утвари только то, без чего никак нельзя в дороге: два топорика, верёвка, чай, соль, мука, вяленая оленина, — и, конечно, сокровища викинга. Их тщательно уложили в два лубка, каждый обернули оленьей кожей, и каждый свёрток привязали к одному из каноэ под банками: так они не потонут, даже если лодка перевернётся. Решено было, что Джейми и Питъюк поплывут в одном каноэ, а Эуэсин с сестрой — в другом.
На рассвете следующего дня путешественники готовы были к отплытию. Провожать их пришло совсем немного народу. На берегу собрались только друзья и родные Питъюка, не слышно было обычных для такого случая добродушных шуточек, поддразнивания. Серьёзно и тихо все помогали ребятам нагружать каноэ. Мать Питъюка только что принесла им на дорогу вареное мясо, и тут с холма, что возвышался над берегом реки, донёсся хриплый крик.
Все обернулись: на фоне рассветного неба чётко вырисовывался чёрный, зловещий силуэт шамана. Несколько мгновений он оставался недвижим. Но вот он занёс правую руку, в которой сжимал короткое копьё, и яростно потряс им, будто грозя путешественникам, и злобно прокаркал что-то своим старческим, надтреснутым голосом.
Эскимосы испуганно забормотали и, казалось, готовы были разбежаться. Но тут выскочил Оухото, погрозил старому шаману кулаком, с вызовом прокричал что-то ему в ответ. Старик ещё мгновение помедлил — и скрылся из виду.
Оухото повернулся к ребятам, стоявшим в нерешительности у своих каноэ, лицо его было мрачно. Он отрывисто бросил Питъюку несколько слов, и тот нетвёрдым голосом перевёл:
— Шаман нас проклял, а я ему сказал: когда с вами случись беда, тогда буду брать нож, буду пропороть ему костлявый бок. Пошли, пора в дорога.
Ребята только этого и ждали. Питъюк оторвался от матери, а она стояла неподвижно, и по щекам её текли слезы. Кейкут и ещё несколько мужчин осторожно спустили каноэ на воду, и путешественники тут же в них прыгнули. Ещё миг — и они понеслись по реке вслед за Оухото, чей маленький каяк вырвался вперёд.
Анджелина обернулась, бросила прощальный взгляд на кучку молчаливых людей, на приземистые, крытые оленьими шкурами чумы, что виднелись позади них, на серую волнистую равнину, раскинувшуюся до самого горизонта. И её пробрала невольная дрожь: она подумала о старике, чья злоба, казалось, последовала за ними в дальний путь, в неведомую страну, что лежала на востоке.
Когда лодки отошли на милю к северо-востоку от становища, Оухото направил флотилию в устье небольшой речки — той, где шла охота на оленей. Речка была очень быстрая, и гребцам приходилось изрядно налегать на весла, чтобы двигаться против течения, но через несколько часов они оказались в маленьком озерке и направились к его южному концу.
Отсюда вытекала уже и не речка, а просто ручей — узкий и такой мелкий, что ребятам пришлось вылезти из каноэ и вести их, шагая рядом вброд. Вот когда мальчики порадовались, что эскимосы научили Анджелину, как сшить им высокие сапоги! Для этих сапог брали выделанную, как пергамент, оленью кожу и тщательно сшивали её нитками из оленьих сухожилий. Потом на несколько минут наливали в них воду. От воды нитки разбухали и швы становились водонепроницаемыми, а сама кожа — мягкой и гибкой.
Оухото незачем было брать свой каяк на буксир. В мелководье он просто поднимал его и нёс на голове, а сам живо шагал дальше да ещё покрикивал на спутников, чтоб поторапливались.
Ручей вливался в озерцо, которое они быстро переплыли, а за ним шёл длинный волок — каменистый водораздел — до Волчьего озера. Когда все пожитки наконец перетащили через волок, близился вечер и Оухото предложил раскинуть лагерь.
— Эскимос начинает путь — не спешит, — объяснил друзьям Питъюк. — Медленно начинает. Потом быстрей идёт. Белый человек начинает быстро, потом идёт медленно.
Джейми на сей раз не попался на удочку. Двадцать миль он то изо всех сил выгребал против течения, то тянул каноэ на буксире и теперь рад был согласиться с Оухото. В ответ на слова Питъюка он только усмехнулся:
— А я теперь сам эскимос. Сам иду медленно.
От их стоянки до становища на Иннуит Ку по прямой было всего восемь миль. Они же должны были идти по рекам и речушкам, а потому описывали широкую дугу. На Севере в каноэ редко можно двигаться кратчайшим путём: чтобы отъехать от места на десять миль, обычно проходишь на вёслах миль тридцать, а то и все сорок.
Следующий день был удачнее. Перед ними на юго-восток до самого горизонта простиралось огромное, двадцать миль в длину, Волчье озеро. Ещё только два дня назад воды его были скованы пятифутовым слоем льда. Весеннее солнце понемногу истончило его, и едва подул сильный ветер, лёд превратился в кашу и растаял. Когда на другое утро оба каноэ и каяк плыли вдоль западного берега, лёд уже исчез бесследно.
Ветра в этот день почти не было, и воды озера оставались спокойными. Все утро путешественники плыли на юг, придерживаясь плоских голых берегов.
Из озера вытекала, устремляясь на юго-восток, довольно широкая речка. Талые воды напитали её, она вздулась и несла каноэ и каяк со скоростью добрых трех узлов. Маленькая флотилия стремительно понеслась вниз по течению. Река текла по равнине, порогов на ней не было, и плыли они безо всяких происшествий.
— Вот здорово! — крикнул Джейми сидевшему на носу каноэ Питъюку. — При такой скорости мы за неделю будем на побережье!
— Хо! За неделю?! За месяц, может. Вот погоди. Совсем скоро не такой лёгкий путь.
— Ну, слишком-то трудно не будет, Пит. В лесном краю я по очень плохим речкам плавал. Не может быть, чтоб Большая река была хуже.
— На юг нет плохой река! — пренебрежительно заметил Питъюк. — Посади маленький ребёнка в мокасин — и то по южной река могут плавать. Не то что Большой река. Оухото говорит, по такой река только большой рыба может плавать, сильный рыба.
Полчаса спустя Оухото, который сильно опередил их и пристал к острову посреди широко разлившейся в этом месте, точно озеро, реки, подал знак, чтобы они высаживались на берег. Он разжёг костёр, и в котелке уже кипел чай. Питъюк принёс к костру запасы провизии, и Анджелина замесила пресные лепёшки.
Скоро все уже ели лепёшки, пили обжигающе горячий чай, и ребята расспрашивали Оухото про края, по которым лежал их путь. Питъюк переводил слова Оухото:
— Сейчас мы в Кунок, так место зовут — Без река. Имя такой дали, потому что озеро много, а пороги нету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42