Отлучки папы являлись неизбежным злом, которое, в конце концов, всегда изгоняется веселым шумным возвращением, подарками, маленьким праздником воссоединения семьи. Такая уж нелепая у него судьба, у этого глупого папы. Автобус вкатился на площадь на полной скорости, - светофоры еще сонно мигали желтыми глазами, да и движения почти не было, - и тут же все начали прощаться. Он не стал дожидаться отправления. Он решительно ни о чем не беспокоился: все, что нужно, уже было продумано и выполнено. Кивнул в ответ на отсылающие жесты и таким же манером - по трассе - двинулся назад. Он не хотел, чтобы жена разглядела в его глазах что-нибудь не то. Все образуется, дайте время. Незачем рисковать близкими людьми. Там, на континенте, они будут в безопасности. Нужно отстроиться от всего этого. Сделать над собой усилие. Все идет по плану. Не забыть хотя бы Бетховена ей отослать. То-то радости будет. Смотри-ка, троллейбус попутный случился, - только что из парка. Подбежав, втиснулся он в скопище лесовиков и рыбарей - хмурых граждан в сапогах и штормовках - и за несколько минут домчался по пустынной трассе до микрорайона, где вместе с клюющей носами всенощной молодежью вышел из троллейбуса прямо во широко поле. Дома он взглянул на будильник. Всего лишь полшестого; каждое утро упускаю я драгоценную красоту; нет, дела обождут! одеться, обуться - и вперед, вдогонку за грибниками! Он заглянул на кухню в надежде обнаружить немного кофе. Немного кофе пришлось бы очень ко времени; только увольте меня от яичницы продрогшей, - никогда и ни за что! Я себе потом суп сварганю. Я не так-то прост и ценю услады холостяцкие... сколько же их здесь, мотыльков залетных?! Богун сразу же углядел с дюжину вихрящихся в воздухе крылатых существ. Затем обнаружил еще: по углам они прятались, внизу у ног его кружились, от их нервного трепыхания рябило в глазах. Он схватил кухонное полотенце и принялся выгонять бабочек в окно; он не заметил, чтобы они выгонялись, однако бабочек не стало вдруг. Совсем не стало. Будто растаяли они. Мимикрия? Все живое умеет маскироваться и друг дружку надувать. Теперь они расположились в прихожей. На мебели сидели, на стенах и потолке. Но не как попало сидели, а в строгом соответствии с ранжиром. Вокруг каждой заметной особи пристроилось несколько мелких подхалимчиков. Заметные особи, в свою очередь, базировались неподалеку от вождей немногочисленных бабочек-гигантов, которые серыми пятнами обозначали узлы наметившейся крупноячеистой сети, регулярного узора, напомнившего Богуну срез живой ткани под сильным увеличением. Он пожал плечами: шизунец продолжался. Это, по-видимому, совершенно неизбежно в его положении. Неприятно, конечно... Замерев, всматривался он в шевеление на стенах и потолке. Самцы и самки, - решил он вдруг. Те, что сидят и размышляют, самцы; а которые локтями работают - самочки... или наоборот. Но наоборот это вряд ли! - возмутилась его мужская суть. Сразу видно: центральные сидят где нужно и о деле думают; а эти - мелкота - язычками чешут, друг дружку подкусывают, совсем как в жизни. Мысль эта, ввиду недосыпа, показалась ему глубокой и в чем-то коренной. Он пришел в восторг от неожиданного выявления столь общего признака, разделяющего "инь" и "ян", и немедленно распространил идею на другие объекты мироздания. Действительно: неподвижные, как аксакалы, ядра атомов, а вокруг - взаимодействующие облака контактных силовых полей, сонм отталкивающих друг друга частичек. На гарем смахивает. Или - солнце, крепко держащее в гравитационной узде подчиненные планеты. Опять гарем, надо же! Словом, повсюду дуализм и противоположность полов. Везде явная диспропорция, даже у бабочек этих странных. Одни мы с тобою что-то слишком уж замоногамились, - сказал он своему отражению в зеркале. Отражение кисло усмехнулось и солидарно подмигнуло ему. - Несправедливость! - сообщил он двойнику. - Нужно учится у природы. Раскрепощаться нужно. - Это исправимо, - согласились стены. - При надлежащем тонусе, в отсутствие противопоказаний... - Исправимо? в отсутствие?.. Ах вы балаболки! Учить меня вздумали! Решительно взмахнув полотенцем, Богун, агент Надзора, поднял руку на живую иллюстрацию единства и борьбы противоположностей. И обмер, недоуменно разглядывая потолок. Бабочек не было. Ни единой. Нигде. - Да что ж это - привиделись они мне? - бормотал он, бегая по кухне. Куда эти чертовы букашки задевались? Увижу - убью! - пообещал он кому-то. И тут взгляд его упал на часы. Было без пятнадцати девять. Он постоял задумчиво, - мысли, как и бабочки, упорхнули в даль неведомую, - и подошел к телефону. Время воруют, - думал он, - из-под руки воруют. Предупредить своих? Нет, рано. Возможно, это локальные наводки. Случайный выстрел... Мысли не хотели возвращаться. Когда не нужно - лезут, толкутся; а понадобились - не стало почему-то. Предчувствуя недоброе, вошел он в спальню, и, на этот раз спокойно, без лишних нервов, прикрыл за собой дверь. Так и есть: сюда переметнулись. Покачиваются, сложив пластиночкой крылья. Серые волны бегут по обоям, тормозят сознание, усыпляют... Он прыгнул как тигр, и полотенце гулко шлепнуло по потолку, сметая пыль с известки. Поднялся вихрь. Воздух потемнел, полотенце пропеллером вгрызалось в живое облако. Бабочки ускользали с непостижимой быстротой. Всплеск будто камешком в воду - и они исчезли. Все сразу. - Спокойно! - сказал он шкафу. - Чудес не бывает, верно? Шкаф не ответил. - Если насекомые пропали, следовательно... - как продолжить, он не знал, и поэтому принялся рассуждать умно и здраво, как и приличествует рассуждать в самой невероятной ситуации просвещенному человеку. - Следовательно, куда-то они задевались. Куда задевались? И зачем? За окном прячутся! вдруг решил Богун. Конечно: внешнюю стену облепили, к солнцу крылышки развернули. - Проверять догадку он не стал. За окном, и нигде больше!.. - Следовательно, я закрываю окно... так, исполнено... и, следовательно, выхожу из спальни в пустую прихожую, - верно? - Шкаф успокаивающе покивал ему. Зевнул раскрывшейся дверцей. Богун потоптался, глядя на дверцу, затем растерянно и с опаской заглянул вовнутрь, - но ничего любопытного не нашел он в платяном ряду. Антимолью там пахло и духами. Он на всякий случай запер шкаф маленьким блестящим ключиком и, затаив дыхание, выскользнул в прихожую. Виктория! Пусто! Он зашел на кухню, зашел в зал, закрыл везде окна. Нигде никаких крылатых, лишь за балконом мелькнула пара стрижей. Ого! Да неужто уже одиннадцать? Сколько времени потеряно! Брюки старые где? Где старые походные доспехи мои? Посох лесной, меч грибной, щит противомоскитный... Насвистывая, вошел в спальню, чтобы перетряхнуть вещички. И замер на пороге, уткнувшись взглядом в движущееся месиво. Воздух кипел, слышалось низкое гудение, как от высоковольтного трансформатора, - сотни и тысячи бабочек в сплошном мельтешении рождали упругие, бьющие ветерком в лицо серо-коричневые струйки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20