Да что она вообще знает? Это был еще один частый рефрен Кейтлин.
Роза вздохнула и закинула ручку за голову, лежа на спине, как спящий львенок. Ник наклонился, нежно поцеловал дочку в лобик и, оставив за собой дверь полузакрытой, вышел в ту комнату, где Кейтлин все еще говорила по телефону. Она тихо рассмеялась в ответ на что-то, сказанное ей собеседником, и на какое-то мгновение Нику стало неприятно, что, воспользовавшись тем, что он вышел, Кейтлин незаметно изменила тон разговора и улучила момент для интимности, требовавшей его отсутствия. Она посмотрела на Ника и улыбнулась ему, не отнимая трубки, а Ник улыбнулся ей в ответ.
– Кто это был? – спросил он, когда Кейтлин положила трубку.
– А, Тони – с работы. Я говорила тебе, что мы иногда в обед ходим плавать.
Ник пару раз встречал Тони на вечеринках, устраиваемых на работе Кейтлин. Ему было под сорок, это был приятный приземистый негр с раскосыми глазами, которые всегда как-то неуловимо смеялись. Ник смутно помнил хмурый день пикника в Брикстон Хилл, низенький, ненадежно стоящий на стуле CD-плеер, играющий «Massive Attack», подпаленные вареные початки кукурузы, похожие на гигантских намазанных маслом ос в фольге, бледную нервную подругу Кейтлин, затевавшую пустые споры об отсутствии штопоров и кухонных полотенец. Эти люди занимались распределением жилья и консультациями по социальному обеспечению. Им нравилось жить в Брикстоне, а своими разговорами о нянях, яслях и отпуске в Ирландии они создали атмосферу городской семейной жизни. Все они по-особому относились к Кейтлин: она обладала завидным искусством сделать свое присутствие значительным и заставить людей искать ее внимания.
– Как там Роза? – спросила Кейтлин.
– Заснула.
– Как подвигается твое дело?
– Мне нужно снова поехать в клуб. И нужно встретиться с этим парнем в Уондсворте…
Кейтлин нахмурилась.
– Я имела в виду Рона Драйвера.
– А, мы сейчас занимаемся монтажом…
– Можно не любить Рона Драйвера, – сказала Кейтлин, – но его дело действительно важно. Я рада, что ты занялся этой другой историей, но убийство в клубе не идет ни в какое сравнение с ложным обвинением крупного профсоюзного деятеля.
– Ты говоришь ерунду. Я очень много работал над программой о Роне Драйвере.
– Я не сказала, что ты мало работал. Я сказала, что его дело – важное. В более широком смысле.
– Не наезжай на меня, я не в том настроении. Зазвонил телефон. Они переглянулись, затем Ник взял трубку. Это был Джордж Ламиди.
– Тревор сказал, что ты заезжал в клуб.
– Да, верно. И еще я поговорил с полицейским, расследовавшим дело. Это оказалось интересным.
Кейтлин встала и вышла из комнаты.
– А я достал тебе пропуск для посещения Криса. Есть только одна проблема.
– Какая?
– Он может тебя… Не пугайся его поведения. Он всегда был немного странным, понимаешь? И он странно ко всему этому относится, сначала не хотел тебя видеть. Неизвестно, что он тебе наговорит.
– Замечательно. Он хочет просидеть ближайшие пятнадцать лет в тюрьме?
– Может быть, Крис просто не хочет провести ближайшие несколько лет в тюрьме, надеясь на освобождение, и оказаться потом обманутым. Но не в этом дело. Он – странный. Ты поймешь, что я имею в виду.
– Джордж, вспомни, что я говорил тебе с самого начала. Я только пытаюсь разобраться. Нет никакой гарантии, что получится передача или хотя бы статья, даже если ты или я считаем его невиновным.
– Пусть так, но я благодарен и за то, что ты уже сделал. Удачи!
Ник положил трубку и, откинув голову назад, уставился в потолок. Внезапно перед глазами у него возникло обжигающее, почти порнографическое видение Кейтлин и Тони, которые вдвоем плавают в бассейне. Это было жалкой подростковой вуайеристской ревностью, извращенным наслаждением от мысли, что твою подругу желают и она способна дать желаемое. Но теперь это засело у него в голове, как неотвязная, изводящая мелодия, услышанная по радио, – ощущение, сходное с тем приступом разочарования, который он испытал ранее, чувство свинцовых крыльев в мягкий весенний вечер, зовущий в полет.
Ник встал, потирая глаза. Допив остатки вина в стакане, он выключил свет.
Лошадка дьявола
Квартира Клаудио находится около реки, в том месте, где она впадает в залив. Его квартира похожа на детскую игрушку: красный, голубой и серебристый цвета, всюду острые углы и повторяющаяся симметрия. В выходные дни по реке катаются на каноэ дети, по берегу прогуливаются люди, направляющиеся на воскресный обед. Клаудио рассказывал мне, что когда-то здесь вешали пиратов, закованных в цепи, и три прилива должны были перекатиться через их тела. В этом жилом комплексе чувствуется чрезвычайная изобретательность, стилистика которой подходит хорошо оплачиваемому специалисту по компьютерам.
В данное время хорошо оплачиваемый специалист по компьютерам выглядит не ахти, поправляясь после схватки с инфекционным менингитом, который все же не убил его, чего я очень боялся, и нетерпеливо ждет выздоровления в своей стильной квартире на берегу реки. Он неистово щелкает клавишами компьютера, отправляя и принимая горы сообщений по электронной почте. Клаудио посещает веб-сайты, посвященные менингиту. Не уверен, что сына интересуют посещения людей, но его навещаем мы с Эмили, к которой я очень привязался и которая просто совершенно естественным образом прикрепилась к Клаудио, как новое и интересное периферийное устройство его компьютера. Она готовит ему фалафель, турецкий горох со специями и тофу провансаль, а Клаудио слабо улыбается и, когда Эмили нет, просит меня принести ему мяса: жареный кусок мяса, гамбургер, сэндвич с беконом, булочку с сосиской – все что угодно, в чем есть что-либо, когда-либо передвигавшееся на четырех лапах.
Иногда мы с Эмили болтаем в гостиной, и я удивляюсь, как мог раньше находить в ней что-то отталкивающее: ее белая кожа теперь кажется мне весьма привлекательной. Девушка легко вступает в общение и обладает чувством юмора – не лукавым или сухим, а добрым и искренним. «Че Орландо!» – так теперь приветствует она меня, после того как я объяснил, что «че» – характерное для жителей больших портов на реке Плате обращение, поэтому кубинцы и дали такое прозвище Геваре. «Че Эмили», – отвечаю я.
Она умеет разговаривать со мной так, будто я – ее товарищ, а не отец ее парня. Эмили увлеченно слушает рассказы о нашей жизни до изгнания и историю тупамарос. Я учу ее песням тупамарос, что вызывает раздражение Клаудио. Tupamaros! Compa?eros! Haciendo el camino a sequir… – поет она, нарезая выращенные без удобрений баклажаны и кабачки, чтобы изготовить ratatouille. Prenda de los Tupamaros, for de la banda oriental, – выводит она, перемешивая грибы с вегетарианским сыром.
Я рассказываю Эмили о советнике жестокого президента Пачеко, который имел несчастье быть похищенным дважды:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Роза вздохнула и закинула ручку за голову, лежа на спине, как спящий львенок. Ник наклонился, нежно поцеловал дочку в лобик и, оставив за собой дверь полузакрытой, вышел в ту комнату, где Кейтлин все еще говорила по телефону. Она тихо рассмеялась в ответ на что-то, сказанное ей собеседником, и на какое-то мгновение Нику стало неприятно, что, воспользовавшись тем, что он вышел, Кейтлин незаметно изменила тон разговора и улучила момент для интимности, требовавшей его отсутствия. Она посмотрела на Ника и улыбнулась ему, не отнимая трубки, а Ник улыбнулся ей в ответ.
– Кто это был? – спросил он, когда Кейтлин положила трубку.
– А, Тони – с работы. Я говорила тебе, что мы иногда в обед ходим плавать.
Ник пару раз встречал Тони на вечеринках, устраиваемых на работе Кейтлин. Ему было под сорок, это был приятный приземистый негр с раскосыми глазами, которые всегда как-то неуловимо смеялись. Ник смутно помнил хмурый день пикника в Брикстон Хилл, низенький, ненадежно стоящий на стуле CD-плеер, играющий «Massive Attack», подпаленные вареные початки кукурузы, похожие на гигантских намазанных маслом ос в фольге, бледную нервную подругу Кейтлин, затевавшую пустые споры об отсутствии штопоров и кухонных полотенец. Эти люди занимались распределением жилья и консультациями по социальному обеспечению. Им нравилось жить в Брикстоне, а своими разговорами о нянях, яслях и отпуске в Ирландии они создали атмосферу городской семейной жизни. Все они по-особому относились к Кейтлин: она обладала завидным искусством сделать свое присутствие значительным и заставить людей искать ее внимания.
– Как там Роза? – спросила Кейтлин.
– Заснула.
– Как подвигается твое дело?
– Мне нужно снова поехать в клуб. И нужно встретиться с этим парнем в Уондсворте…
Кейтлин нахмурилась.
– Я имела в виду Рона Драйвера.
– А, мы сейчас занимаемся монтажом…
– Можно не любить Рона Драйвера, – сказала Кейтлин, – но его дело действительно важно. Я рада, что ты занялся этой другой историей, но убийство в клубе не идет ни в какое сравнение с ложным обвинением крупного профсоюзного деятеля.
– Ты говоришь ерунду. Я очень много работал над программой о Роне Драйвере.
– Я не сказала, что ты мало работал. Я сказала, что его дело – важное. В более широком смысле.
– Не наезжай на меня, я не в том настроении. Зазвонил телефон. Они переглянулись, затем Ник взял трубку. Это был Джордж Ламиди.
– Тревор сказал, что ты заезжал в клуб.
– Да, верно. И еще я поговорил с полицейским, расследовавшим дело. Это оказалось интересным.
Кейтлин встала и вышла из комнаты.
– А я достал тебе пропуск для посещения Криса. Есть только одна проблема.
– Какая?
– Он может тебя… Не пугайся его поведения. Он всегда был немного странным, понимаешь? И он странно ко всему этому относится, сначала не хотел тебя видеть. Неизвестно, что он тебе наговорит.
– Замечательно. Он хочет просидеть ближайшие пятнадцать лет в тюрьме?
– Может быть, Крис просто не хочет провести ближайшие несколько лет в тюрьме, надеясь на освобождение, и оказаться потом обманутым. Но не в этом дело. Он – странный. Ты поймешь, что я имею в виду.
– Джордж, вспомни, что я говорил тебе с самого начала. Я только пытаюсь разобраться. Нет никакой гарантии, что получится передача или хотя бы статья, даже если ты или я считаем его невиновным.
– Пусть так, но я благодарен и за то, что ты уже сделал. Удачи!
Ник положил трубку и, откинув голову назад, уставился в потолок. Внезапно перед глазами у него возникло обжигающее, почти порнографическое видение Кейтлин и Тони, которые вдвоем плавают в бассейне. Это было жалкой подростковой вуайеристской ревностью, извращенным наслаждением от мысли, что твою подругу желают и она способна дать желаемое. Но теперь это засело у него в голове, как неотвязная, изводящая мелодия, услышанная по радио, – ощущение, сходное с тем приступом разочарования, который он испытал ранее, чувство свинцовых крыльев в мягкий весенний вечер, зовущий в полет.
Ник встал, потирая глаза. Допив остатки вина в стакане, он выключил свет.
Лошадка дьявола
Квартира Клаудио находится около реки, в том месте, где она впадает в залив. Его квартира похожа на детскую игрушку: красный, голубой и серебристый цвета, всюду острые углы и повторяющаяся симметрия. В выходные дни по реке катаются на каноэ дети, по берегу прогуливаются люди, направляющиеся на воскресный обед. Клаудио рассказывал мне, что когда-то здесь вешали пиратов, закованных в цепи, и три прилива должны были перекатиться через их тела. В этом жилом комплексе чувствуется чрезвычайная изобретательность, стилистика которой подходит хорошо оплачиваемому специалисту по компьютерам.
В данное время хорошо оплачиваемый специалист по компьютерам выглядит не ахти, поправляясь после схватки с инфекционным менингитом, который все же не убил его, чего я очень боялся, и нетерпеливо ждет выздоровления в своей стильной квартире на берегу реки. Он неистово щелкает клавишами компьютера, отправляя и принимая горы сообщений по электронной почте. Клаудио посещает веб-сайты, посвященные менингиту. Не уверен, что сына интересуют посещения людей, но его навещаем мы с Эмили, к которой я очень привязался и которая просто совершенно естественным образом прикрепилась к Клаудио, как новое и интересное периферийное устройство его компьютера. Она готовит ему фалафель, турецкий горох со специями и тофу провансаль, а Клаудио слабо улыбается и, когда Эмили нет, просит меня принести ему мяса: жареный кусок мяса, гамбургер, сэндвич с беконом, булочку с сосиской – все что угодно, в чем есть что-либо, когда-либо передвигавшееся на четырех лапах.
Иногда мы с Эмили болтаем в гостиной, и я удивляюсь, как мог раньше находить в ней что-то отталкивающее: ее белая кожа теперь кажется мне весьма привлекательной. Девушка легко вступает в общение и обладает чувством юмора – не лукавым или сухим, а добрым и искренним. «Че Орландо!» – так теперь приветствует она меня, после того как я объяснил, что «че» – характерное для жителей больших портов на реке Плате обращение, поэтому кубинцы и дали такое прозвище Геваре. «Че Эмили», – отвечаю я.
Она умеет разговаривать со мной так, будто я – ее товарищ, а не отец ее парня. Эмили увлеченно слушает рассказы о нашей жизни до изгнания и историю тупамарос. Я учу ее песням тупамарос, что вызывает раздражение Клаудио. Tupamaros! Compa?eros! Haciendo el camino a sequir… – поет она, нарезая выращенные без удобрений баклажаны и кабачки, чтобы изготовить ratatouille. Prenda de los Tupamaros, for de la banda oriental, – выводит она, перемешивая грибы с вегетарианским сыром.
Я рассказываю Эмили о советнике жестокого президента Пачеко, который имел несчастье быть похищенным дважды:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70