– Это сдобные крошки, они остались от кекса. Давай сюда. Мне обязательно нужно хоть что-нибудь к кофе.
– Так что у тебя за план, мам? – сказал Теодор.
– Подожди, не рассказывай, – сказала я. – Я на минутку. Схожу за щенками.
Я встала. И тут раздался стук в дверь. Вошел мужчина. Это был Эдвард. От него несло спиртным, а на ногах у него были роскошные красно-черные ковбойские сапоги, которых я раньше никогда не видела, – с орлами по бокам.
– Эдвард! – воскликнула мамочка и, вскочив из-за стола, кинулась к нему. – Свет очей моих! Отец моего младшего сына! Где ты пропадал?
– Мамусечка! – загоготал он. – Кобылка моя необъезженная! Как я по тебе соскучился!
Он заключил ее в объятия, и они принялись целоваться, уткнувшись друг в друга, как парочка исландских пони – Эдвард являл собой необузданного жеребца, обезумевшего от страсти к нашей мамочке, она же кокетливо гарцевала, посверкивая карими, по-лошадиному влажными глазами. Не менее минуты мы все наблюдали их ласки. Наконец мамочка с тихим ржанием отпрянула назад.
– Как же от тебя воняет! – сказала она.
– Ну, извини.
– А где твой мотоцикл? – спросил Теодор.
– Я его разбил, – ответил он. – В миле отсюда, у дома Колманов. Оттуда вышел какой-то тип и мне помог. Я уж испугался, что руки-ноги переломал. Он дал мне выпить.
Теперь, когда он наконец отлепился от мамочки, я разглядела, что лицо у него красное и помятое, вероятно, вследствие падения, а соломенная грива до плеч спуталась и висела клочьями.
– Уж не тот ли красавец англичанин? – встрепенулась Мариэтта. – Он спрашивал обо мне? Я пробудила его чувства?
– Он тебя и в глаза не видел, Мариэтта, – сказала я. – Предмет его мечтаний – я.
– Любовь моя! – воскликнула мамочка. – Ты ничего себе не повредил?
– Не знаю. – Эдвард добрел, тяжело ступая, до кушетки и плюхнулся на нее. Собаки хором облаяли его из-под журнального столика. – Заткнитесь! – сказал Эдвард. – Что это с ними?
– Ты им не нравишься, – сказал Теодор. – Ты уж поосторожнее, они у нас психованные.
– Теодор! – одернула его мамочка. – Не надо так. Эдвард возьмет и уедет. И где мне искать мужчину, в моем-то возрасте и в этой глуши? – На глаза ее навернулись слезы.
– Мам, да зачем тебе мужчина? – спросил Теодор.
Мамочка не ответила. Она уселась за стол и стала выуживать крошки из пакета, а потом высыпала остаток на бумажную тарелку. Пригоршню за пригоршней она отправляла их в свои коралловые уста и запивала кофе. Все молчали.
– Скоро ты уедешь отсюда, Теодор, – сказал наконец Эдвард. – Ведь ты же не хочешь, чтобы мама осталась совсем одна. Я собираюсь жениться на ней и воспитывать своего сынишку. Да, кстати, где он?
Леопольд встал со стула, подошел к кушетке и, одарив Эдварда улыбкой, сел рядом с ним.
– Ты ведь на самом деле не мой отец? – спросил он.
– Я уверена, что твой отец именно он, Леопольд, – сказала я. – У вас совершенно одинаковые носы.
Леопольд изучающе оглядел Эдварда.
– Фу, – сказал он, отодвигаясь от него подальше. – От тебя и правда воняет.
– Я приму душ, – пообещал Эдвард, но с места не сдвинулся. – Из приятелей вашей мамочки я не самый худший.
– Может, и так, – буркнула я. – Только что-то давно тебя не было видно. Ты что, думал, здесь все сидят и ждут тебя?
Я так и стояла у задней двери – все собиралась сходить за щенками.
– У вас перкодан есть? – спросил Эдвард. – Или кодеин? У меня все тело болит. Наверное, ребро сломал.
– Нет у нас перкодана! – выпалил Теодор. – И кодеина нет! Тебе двадцать восемь, а маме сорок пять! Ты слишком юн для такой пожилой дамы.
– Леопольд, сходи, посмотри у меня под кроватью, – сказала мамочка. – Может, там есть какие-нибудь таблетки.
– Разве это не доказывает искренности моих чувств? – сказал Эдвард. – Ваша мать прекрасна. У нее чудесная душа и доброе сердце. Это такая редкость.
– Я тронута, – сказала мамочка. – Искренне тронута. Как мило это от тебя слышать, Эдвард.
– А на что ты собираешься жить? – спросил Теодор.
– На пособие по инвалидности, – ответил Эдвард. – Здоровье у меня никуда. Может, я скоро умру, и тогда ваша мать получит страховку. Только надо будет все это оформить.
– Таблеток там нет, зато посмотрите, что я нашел! – сказал Леопольд, возвратясь в столовую.
– Мое кольцо, последняя память о школе! – воскликнул Теодор. – Я его уже несколько месяцев ищу! – Он возмущенно посмотрел на мамочку. – Это ты его украла!
Эдвард встал и шагнул к Теодору.
– Не смей при мне так разговаривать с матерью!
– Эдвард, заткнись, – сказала мамочка.
– Как я рад, что ты разбил свой мотоцикл, Эдвард, – сказал Леопольд. – Тебе категорически нельзя садиться за руль. Как ты только права получил со своей эпилепсией!
– Когда я подавал на права, справки не спросили, – ответил Эдвард. – Наверное, рано или поздно все бы выяснилось, но, когда я сюда переехал, я получил новые, и семь лет про меня никто не вспоминал.
– Знаете что! – радостно воскликнула мамочка. – Пусть Эдвард примет душ, мы все оденемся, и я отвезу вас в библиотеку!
– Я бы все-таки хотел понять, как мое кольцо оказалось у тебя под кроватью, – обиженно напомнил Теодор.
– Мне надо сначала заняться машиной, – сказал Пирс и встал. – Я собирался сегодня поменять масло в коробке передач.
Зазвонил телефон.
– Снимите кто-нибудь трубку, – проговорила мамочка.
– Не хочу, – сказал Пирс. – Подойди ты.
– И не подумаю, – сказала Мариэтта. – Сам подойди. – И она принялась декламировать под аккомпанемент телефонных звонков: – «И тогда во гневе поднял Мощный лун свой Гайавата».
– Теодор, наверное, это тебя, – сказала я. – Может, подойдешь?
– Кому я мог понадобиться? – сказал Теодор. – И вообще, я терпеть не могу подходить к телефону.
Все взоры обратились на Леопольда. Он пристально разглядывал потолок.
– Там наверху паутина, – сообщил он.
– Господи боже мой! – сказал Эдвард, встал и отправился к аппарату, висевшему всего в нескольких футах, на стене перед входом на кухню. – Одну минуту, – сказал он в трубку. – Евангелина, это тебя.
– Кто? – спросила мамочка.
– Не знаю. – Эдвард протянул ей трубку.
– Это правда вы? – сказала мамочка с придыханием. – Как вы там, милый?
Она шагнула в кухню, прикрыв за собой хлипкую дверку.
– Эдвард, сам-то ты как? – спросил Пирс.
Эдвард беспокойно расхаживал взад-вперед.
– Не то чтобы очень, – ответил он. – Отсидел полгода за коробок марихуаны. Черт знает, что такое! А… ваша мать – у нее, что, кто-нибудь завелся?
Я спустилась вниз. Щенки разбрелись по двору кто куда. Травы там никакой нет, только несколько чахлых дубков и кое-где островки мха, а вокруг драный сетчатый забор. Футах в сорока, у подножия холма, на котором стоит наш трейлер, начинается озеро. Сегодня по нему плавали гуси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Так что у тебя за план, мам? – сказал Теодор.
– Подожди, не рассказывай, – сказала я. – Я на минутку. Схожу за щенками.
Я встала. И тут раздался стук в дверь. Вошел мужчина. Это был Эдвард. От него несло спиртным, а на ногах у него были роскошные красно-черные ковбойские сапоги, которых я раньше никогда не видела, – с орлами по бокам.
– Эдвард! – воскликнула мамочка и, вскочив из-за стола, кинулась к нему. – Свет очей моих! Отец моего младшего сына! Где ты пропадал?
– Мамусечка! – загоготал он. – Кобылка моя необъезженная! Как я по тебе соскучился!
Он заключил ее в объятия, и они принялись целоваться, уткнувшись друг в друга, как парочка исландских пони – Эдвард являл собой необузданного жеребца, обезумевшего от страсти к нашей мамочке, она же кокетливо гарцевала, посверкивая карими, по-лошадиному влажными глазами. Не менее минуты мы все наблюдали их ласки. Наконец мамочка с тихим ржанием отпрянула назад.
– Как же от тебя воняет! – сказала она.
– Ну, извини.
– А где твой мотоцикл? – спросил Теодор.
– Я его разбил, – ответил он. – В миле отсюда, у дома Колманов. Оттуда вышел какой-то тип и мне помог. Я уж испугался, что руки-ноги переломал. Он дал мне выпить.
Теперь, когда он наконец отлепился от мамочки, я разглядела, что лицо у него красное и помятое, вероятно, вследствие падения, а соломенная грива до плеч спуталась и висела клочьями.
– Уж не тот ли красавец англичанин? – встрепенулась Мариэтта. – Он спрашивал обо мне? Я пробудила его чувства?
– Он тебя и в глаза не видел, Мариэтта, – сказала я. – Предмет его мечтаний – я.
– Любовь моя! – воскликнула мамочка. – Ты ничего себе не повредил?
– Не знаю. – Эдвард добрел, тяжело ступая, до кушетки и плюхнулся на нее. Собаки хором облаяли его из-под журнального столика. – Заткнитесь! – сказал Эдвард. – Что это с ними?
– Ты им не нравишься, – сказал Теодор. – Ты уж поосторожнее, они у нас психованные.
– Теодор! – одернула его мамочка. – Не надо так. Эдвард возьмет и уедет. И где мне искать мужчину, в моем-то возрасте и в этой глуши? – На глаза ее навернулись слезы.
– Мам, да зачем тебе мужчина? – спросил Теодор.
Мамочка не ответила. Она уселась за стол и стала выуживать крошки из пакета, а потом высыпала остаток на бумажную тарелку. Пригоршню за пригоршней она отправляла их в свои коралловые уста и запивала кофе. Все молчали.
– Скоро ты уедешь отсюда, Теодор, – сказал наконец Эдвард. – Ведь ты же не хочешь, чтобы мама осталась совсем одна. Я собираюсь жениться на ней и воспитывать своего сынишку. Да, кстати, где он?
Леопольд встал со стула, подошел к кушетке и, одарив Эдварда улыбкой, сел рядом с ним.
– Ты ведь на самом деле не мой отец? – спросил он.
– Я уверена, что твой отец именно он, Леопольд, – сказала я. – У вас совершенно одинаковые носы.
Леопольд изучающе оглядел Эдварда.
– Фу, – сказал он, отодвигаясь от него подальше. – От тебя и правда воняет.
– Я приму душ, – пообещал Эдвард, но с места не сдвинулся. – Из приятелей вашей мамочки я не самый худший.
– Может, и так, – буркнула я. – Только что-то давно тебя не было видно. Ты что, думал, здесь все сидят и ждут тебя?
Я так и стояла у задней двери – все собиралась сходить за щенками.
– У вас перкодан есть? – спросил Эдвард. – Или кодеин? У меня все тело болит. Наверное, ребро сломал.
– Нет у нас перкодана! – выпалил Теодор. – И кодеина нет! Тебе двадцать восемь, а маме сорок пять! Ты слишком юн для такой пожилой дамы.
– Леопольд, сходи, посмотри у меня под кроватью, – сказала мамочка. – Может, там есть какие-нибудь таблетки.
– Разве это не доказывает искренности моих чувств? – сказал Эдвард. – Ваша мать прекрасна. У нее чудесная душа и доброе сердце. Это такая редкость.
– Я тронута, – сказала мамочка. – Искренне тронута. Как мило это от тебя слышать, Эдвард.
– А на что ты собираешься жить? – спросил Теодор.
– На пособие по инвалидности, – ответил Эдвард. – Здоровье у меня никуда. Может, я скоро умру, и тогда ваша мать получит страховку. Только надо будет все это оформить.
– Таблеток там нет, зато посмотрите, что я нашел! – сказал Леопольд, возвратясь в столовую.
– Мое кольцо, последняя память о школе! – воскликнул Теодор. – Я его уже несколько месяцев ищу! – Он возмущенно посмотрел на мамочку. – Это ты его украла!
Эдвард встал и шагнул к Теодору.
– Не смей при мне так разговаривать с матерью!
– Эдвард, заткнись, – сказала мамочка.
– Как я рад, что ты разбил свой мотоцикл, Эдвард, – сказал Леопольд. – Тебе категорически нельзя садиться за руль. Как ты только права получил со своей эпилепсией!
– Когда я подавал на права, справки не спросили, – ответил Эдвард. – Наверное, рано или поздно все бы выяснилось, но, когда я сюда переехал, я получил новые, и семь лет про меня никто не вспоминал.
– Знаете что! – радостно воскликнула мамочка. – Пусть Эдвард примет душ, мы все оденемся, и я отвезу вас в библиотеку!
– Я бы все-таки хотел понять, как мое кольцо оказалось у тебя под кроватью, – обиженно напомнил Теодор.
– Мне надо сначала заняться машиной, – сказал Пирс и встал. – Я собирался сегодня поменять масло в коробке передач.
Зазвонил телефон.
– Снимите кто-нибудь трубку, – проговорила мамочка.
– Не хочу, – сказал Пирс. – Подойди ты.
– И не подумаю, – сказала Мариэтта. – Сам подойди. – И она принялась декламировать под аккомпанемент телефонных звонков: – «И тогда во гневе поднял Мощный лун свой Гайавата».
– Теодор, наверное, это тебя, – сказала я. – Может, подойдешь?
– Кому я мог понадобиться? – сказал Теодор. – И вообще, я терпеть не могу подходить к телефону.
Все взоры обратились на Леопольда. Он пристально разглядывал потолок.
– Там наверху паутина, – сообщил он.
– Господи боже мой! – сказал Эдвард, встал и отправился к аппарату, висевшему всего в нескольких футах, на стене перед входом на кухню. – Одну минуту, – сказал он в трубку. – Евангелина, это тебя.
– Кто? – спросила мамочка.
– Не знаю. – Эдвард протянул ей трубку.
– Это правда вы? – сказала мамочка с придыханием. – Как вы там, милый?
Она шагнула в кухню, прикрыв за собой хлипкую дверку.
– Эдвард, сам-то ты как? – спросил Пирс.
Эдвард беспокойно расхаживал взад-вперед.
– Не то чтобы очень, – ответил он. – Отсидел полгода за коробок марихуаны. Черт знает, что такое! А… ваша мать – у нее, что, кто-нибудь завелся?
Я спустилась вниз. Щенки разбрелись по двору кто куда. Травы там никакой нет, только несколько чахлых дубков и кое-где островки мха, а вокруг драный сетчатый забор. Футах в сорока, у подножия холма, на котором стоит наш трейлер, начинается озеро. Сегодня по нему плавали гуси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80