Иногда я смотрел на него, когда он стоял за прилавком и делал мне знаки ручкой, доводя меня до изнеможения. Какая лапочка все-таки. Я был свидетелем того, как мелкий начальник доводил его с видом человека, которому запретили участвовать в групповом сексе, он все время старался эксплуатировать моего друга. Тем не менее он никогда не переходил границ. Чувствовалось, что он не прочь прибегнуть к наказаниям, на грани телесных, но он держал себя в руках. Однажды я все-таки поймал его на месте преступления. Конрад тут же встрял между нами. Я сдерживал свои порывы. Но это уже было сильнее меня, я не мог больше терпеть, когда дотрагивались до плоти от плоти моей. Я спокойно уладил дело с проклятым мелким начальником.
– Если бы это зависело только от меня, я бы уже давным-давно выставил его с работы. Какой идиот! Улыбается по-дурацки. Думаете, легко работать с этой жизнерадостной дубиной?…
– Как вам не стыдно так говорить о Конраде! Вы встречали человека добрее него?
– Да, мать Терезу… но ее я не должен заставлять работать…
Это удар ниже пояса – говорить мне о Терезе. Но я его выдержал. Я спросил, что он имеет в виду под словом «должен». Он оглядел меня в полной уверенности, что я такой же идиот, и упомянул о блате. Конрад был блатной. Я узнал про Милана Кундеру. На обратном пути я спросил, почему он никогда не рассказывает о своем дяде. Он возразил, что я его никогда не спрашивал. Действительно. Мы и о самом Конраде редко говорили. Это было по его вине: когда я интересовался его прошлым, он отвечал, что плохо помнит. Я начал задавать вопросы, чтобы выяснить, собирается ли он время от времени навещать дядю; он вздохнул, что не совсем понимает этого дядю, у которого так много племянников. Конрад добавил: «Мне нужно, чтобы меня любили». Тогда я бросился к нему, чтобы засвидетельствовать свою любовь. Я так сильно его любил.
Мы с Конрадом стали неразлучны. Мы резвились как два дурачка. Я скучал, пока он был на работе, но еще не осмеливался предложить ему перейти ко мне на иждивение. Он настаивал, что будет платить за комнату. Дружба не в счет, вот что он мне говорил. Поскольку мы были друзьями, я брал деньги. Он не замечал, как плата за комнату понижалась каждую неделю. Он был человеком принципа и не вдавался в мелочи. Не могу не остановиться на поведении каждого из нас в повседневной рутине. Тереза жила взаперти; я больше не беспокоился, что она уйдет, поскольку, по словам Эглантины, она решила остаться. И все это из-за уникальной освещенности комнаты. Ах да, забыл сказать… Она вернулась к живописи, ну и на здоровье! Я-то считал, что она осталась из-за меня, живопись была лишь предлогом. Честно говоря, меня это мало трогало. Когда Эглантина восхваляла достоинства полотен Терезы, я отворачивался, стараясь узнать, когда будут готовы щи. Это может показаться невероятным, но мне даже удавалось не думать о Терезе в течение всего дня. Это не значит, что я любил ее меньше, просто у меня не хватало на нее места. Конрад занял все мое внутреннее пространство. Что касается Эглантины, она оживала и сразу же нарушала установленное расписание. Она даже клянчила, чтобы я сдал ей принадлежавшую мне комнату для прислуги на восьмом этаже. Я согласился на двух следующих условиях: не вторгаться на чужую территорию и не использовать тесное соседство, чтобы привлечь к себе Конрада. Она поклялась жизнью матери, но я для верности заставил ее поклясться жизнью Конрада. Хватит с меня нервотрепки с Мартинесом, когда он завлек Конрада в свой капкан. Только я отвернулся, и гоп-ля, малыша и след простыл. Я пережил дикий стресс, поскольку не мог запретить эти визиты. Я даже не боролся, Мартинес проводил у нас целые вечера, только чтобы удостовериться, что все в порядке. К счастью, я договорился о прекращении демонстрации его жалких трюков. Он безропотно согласился, ведь главным для него было находиться рядом с Конрадом. Я систематически выставлял всех присутствующих в двадцать два тридцать, несмотря на утомительные попытки потянуть подольше. Уговор Дороже денег. Единственный, кого я не выставлял, был Эдуар. Ссылаясь на статус лучшего друга, он утверждал, что хочет побыть со мной. Минутами я сомневался в его намерениях. Он стал очень странным за последнее время. Жозефина позвонила мне в панике:
– Ты не видел Эдуара?
– Он здесь.
Он смылся из дому, даже не поставив в известность жену, даже не поцеловав ребятишек, чтобы им ночью не снились кошмары. Я уже не пытался что-либо понять. Как часто это бывает с депрессивными типами, не желающими признать свою депрессию, – они пытаются обнаружить депрессию у других. Своего рода перенос кризисного состояния на новый объект. Иначе говоря, он проводил все время со мной под предлогом того, что Тереза меня бросила, и продолжал приходить, несмотря на все мои доводы… Причем теперь у меня уже не оставалось сомнений относительно того, кто из нас двоих был не в себе. Однако он молчал как рыба. Каждый раз, когда я пытался расспросить его, он неизменно отвечал:
– Да нет же… Все в порядке… а почему должно быть иначе? Почему, скажи?
Его нельзя было упрекнуть в том, что он истово исповедовался. Или, наоборот, он вдруг резко вставал, чтобы разразиться речью, составленной из нескончаемых оборотов, рассуждений, недоступных для слушателей, и так продолжалось вплоть до того момента, когда, уже уходя, он в возбуждении признался мне:
– Мне кажется, я уйду от Жозефины…
– Ты что?
– Ничего. Шучу.
Он засмеялся жутким смехом. Мне не удалось уловить в нем и отзвука его обычного тембра. И он исчез в ночи. Как-то Жозефина предложила мне пойти выпить где-нибудь кофе. Она больше не была такой красивой, не была прежней Жозефиной, наверное, ее замучили сомнения. Я взял ее за руку, подавленные женщины обожают, когда их берут за руку. Мой первый эротический контакт с незапамятных времен. Ее изящные, нежные руки, друг, который пытается утешить. Все это стало таким клише, что я сразу пришел в себя. Она призналась, что все ужасно. Эдуар слоняется по улицам, не дотрагивается до нее, не играет с Эдмоном и Жюлем, и, по последним сведениям, у него неприятности на работе. Один из его коллег даже позвонил ей, чтобы сообщить, что дело пахнет керосином. Он постоянно опаздывает, совершает какие-то сомнительные финансовые операции… Я больше не слушал, настолько это меня доконало. У моего друга крыша поехала. Нужно было любой ценой спасти его. Я пообещал Жозефине, что попытаюсь вытащить ее мужа из пропасти. Перед тем как мы попрощались, она спросила:
– А кто такой Конрад?
– Мой новый квартирант… А в чем дело?
– А… я спрашиваю, потому что часто среди ночи Эдуар просыпается весь в поту и выкрикивает это имя…
– …
Все стало ясно. Конрад сводил людей с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Если бы это зависело только от меня, я бы уже давным-давно выставил его с работы. Какой идиот! Улыбается по-дурацки. Думаете, легко работать с этой жизнерадостной дубиной?…
– Как вам не стыдно так говорить о Конраде! Вы встречали человека добрее него?
– Да, мать Терезу… но ее я не должен заставлять работать…
Это удар ниже пояса – говорить мне о Терезе. Но я его выдержал. Я спросил, что он имеет в виду под словом «должен». Он оглядел меня в полной уверенности, что я такой же идиот, и упомянул о блате. Конрад был блатной. Я узнал про Милана Кундеру. На обратном пути я спросил, почему он никогда не рассказывает о своем дяде. Он возразил, что я его никогда не спрашивал. Действительно. Мы и о самом Конраде редко говорили. Это было по его вине: когда я интересовался его прошлым, он отвечал, что плохо помнит. Я начал задавать вопросы, чтобы выяснить, собирается ли он время от времени навещать дядю; он вздохнул, что не совсем понимает этого дядю, у которого так много племянников. Конрад добавил: «Мне нужно, чтобы меня любили». Тогда я бросился к нему, чтобы засвидетельствовать свою любовь. Я так сильно его любил.
Мы с Конрадом стали неразлучны. Мы резвились как два дурачка. Я скучал, пока он был на работе, но еще не осмеливался предложить ему перейти ко мне на иждивение. Он настаивал, что будет платить за комнату. Дружба не в счет, вот что он мне говорил. Поскольку мы были друзьями, я брал деньги. Он не замечал, как плата за комнату понижалась каждую неделю. Он был человеком принципа и не вдавался в мелочи. Не могу не остановиться на поведении каждого из нас в повседневной рутине. Тереза жила взаперти; я больше не беспокоился, что она уйдет, поскольку, по словам Эглантины, она решила остаться. И все это из-за уникальной освещенности комнаты. Ах да, забыл сказать… Она вернулась к живописи, ну и на здоровье! Я-то считал, что она осталась из-за меня, живопись была лишь предлогом. Честно говоря, меня это мало трогало. Когда Эглантина восхваляла достоинства полотен Терезы, я отворачивался, стараясь узнать, когда будут готовы щи. Это может показаться невероятным, но мне даже удавалось не думать о Терезе в течение всего дня. Это не значит, что я любил ее меньше, просто у меня не хватало на нее места. Конрад занял все мое внутреннее пространство. Что касается Эглантины, она оживала и сразу же нарушала установленное расписание. Она даже клянчила, чтобы я сдал ей принадлежавшую мне комнату для прислуги на восьмом этаже. Я согласился на двух следующих условиях: не вторгаться на чужую территорию и не использовать тесное соседство, чтобы привлечь к себе Конрада. Она поклялась жизнью матери, но я для верности заставил ее поклясться жизнью Конрада. Хватит с меня нервотрепки с Мартинесом, когда он завлек Конрада в свой капкан. Только я отвернулся, и гоп-ля, малыша и след простыл. Я пережил дикий стресс, поскольку не мог запретить эти визиты. Я даже не боролся, Мартинес проводил у нас целые вечера, только чтобы удостовериться, что все в порядке. К счастью, я договорился о прекращении демонстрации его жалких трюков. Он безропотно согласился, ведь главным для него было находиться рядом с Конрадом. Я систематически выставлял всех присутствующих в двадцать два тридцать, несмотря на утомительные попытки потянуть подольше. Уговор Дороже денег. Единственный, кого я не выставлял, был Эдуар. Ссылаясь на статус лучшего друга, он утверждал, что хочет побыть со мной. Минутами я сомневался в его намерениях. Он стал очень странным за последнее время. Жозефина позвонила мне в панике:
– Ты не видел Эдуара?
– Он здесь.
Он смылся из дому, даже не поставив в известность жену, даже не поцеловав ребятишек, чтобы им ночью не снились кошмары. Я уже не пытался что-либо понять. Как часто это бывает с депрессивными типами, не желающими признать свою депрессию, – они пытаются обнаружить депрессию у других. Своего рода перенос кризисного состояния на новый объект. Иначе говоря, он проводил все время со мной под предлогом того, что Тереза меня бросила, и продолжал приходить, несмотря на все мои доводы… Причем теперь у меня уже не оставалось сомнений относительно того, кто из нас двоих был не в себе. Однако он молчал как рыба. Каждый раз, когда я пытался расспросить его, он неизменно отвечал:
– Да нет же… Все в порядке… а почему должно быть иначе? Почему, скажи?
Его нельзя было упрекнуть в том, что он истово исповедовался. Или, наоборот, он вдруг резко вставал, чтобы разразиться речью, составленной из нескончаемых оборотов, рассуждений, недоступных для слушателей, и так продолжалось вплоть до того момента, когда, уже уходя, он в возбуждении признался мне:
– Мне кажется, я уйду от Жозефины…
– Ты что?
– Ничего. Шучу.
Он засмеялся жутким смехом. Мне не удалось уловить в нем и отзвука его обычного тембра. И он исчез в ночи. Как-то Жозефина предложила мне пойти выпить где-нибудь кофе. Она больше не была такой красивой, не была прежней Жозефиной, наверное, ее замучили сомнения. Я взял ее за руку, подавленные женщины обожают, когда их берут за руку. Мой первый эротический контакт с незапамятных времен. Ее изящные, нежные руки, друг, который пытается утешить. Все это стало таким клише, что я сразу пришел в себя. Она призналась, что все ужасно. Эдуар слоняется по улицам, не дотрагивается до нее, не играет с Эдмоном и Жюлем, и, по последним сведениям, у него неприятности на работе. Один из его коллег даже позвонил ей, чтобы сообщить, что дело пахнет керосином. Он постоянно опаздывает, совершает какие-то сомнительные финансовые операции… Я больше не слушал, настолько это меня доконало. У моего друга крыша поехала. Нужно было любой ценой спасти его. Я пообещал Жозефине, что попытаюсь вытащить ее мужа из пропасти. Перед тем как мы попрощались, она спросила:
– А кто такой Конрад?
– Мой новый квартирант… А в чем дело?
– А… я спрашиваю, потому что часто среди ночи Эдуар просыпается весь в поту и выкрикивает это имя…
– …
Все стало ясно. Конрад сводил людей с ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49