Тут было холодно, и она зябко куталась в мантию из меха гиперборейских соболей, черно-седых, отливавших серебром в тусклом сиянии светового шара, горевшего в руке Владычицы.
Железный постамент и вытянутый Серый Камень на нем казались пятном тьмы, застывшим посередине подвала. Она приблизилась, приподняла шар левой рукой, положив правую на гладкую ледяную поверхность.
Под пальцами ее было плечо – массивное, грубо очерченное и холодное, но она улавливала и едва заметные токи тепла, поднимавшиеся из глубины, постепенно разогревавшие каменную твердь. Их следовало усилить и расщепить, направив к жизненным точкам: к печени и сердцу, к желудку и глазам, к голове, вместилищу разума. Это ее создание не являлось иллюзорным, как прочие слуги подземного дворца; оно не могло рассыпаться песком или вновь обратиться в гранит, оказавшись за границами ее магической силы. А потому над ним полагалось трудиться долго и тщательно.
Сняв цепочку с лунным камнем, она приложила волшебный кристалл к груди неподвижного существа и сосредоточилась. Токи тепла уверенно прокладывали дорогу сквозь неподатливую плоть и, покорные ее воле, превращались в сосуды с кровью. Не такой горячей, как у людей, но достаточно теплой, чтобы согреть и оживить ее голема. Вот множество струек пересеклось в его каменной груди, под самым магическим кристаллом, и там стукнуло сердце… Стукнуло раз, другой, и медленно забилось, разгоняя тягучую вязкую кровь, отогревая холодные члены.
Довольно кивнув, Дайома приложила свой талисман ко лбу голема, потом к его животу и паху, ощущая первые признаки жизни. Сотворенное ею существо слабо вздохнуло, и затхлый воздух подземной камеры впервые наполнил его грудь. Постепенно кожа голема теряла оттенок и фактуру камня, становясь похожей на человеческую – не смуглой или розовой, но все же такой, какая присуща иным людям, долго не видевшим солнца. Черты его казались вырубленными зубилом каменотеса, и Дайома знала, что пройдет еще немало дней, пока он сможет раскрыть глаза, разомкнуть уста, выслушать ее повеления и произнести первые слова – слова покорности.
Впрочем, у нее еще имелось время. Стигиец выжидал; видно, пытался догадаться, какое впечатление произвела его атака на остров. Быть может, он вынашивал новые планы или советовался с древней тварью, поработившей его разум; Дайома не могла узнать об этом, ибо расстояние до Ванахейма было далеко.
Но киммериец его преодолеет! В этом человеке таился неисчерпаемый запас жизненных сил; они били ключом, бурлили потоком, заставляли трепетать от наслаждения в его сильных руках. Он был одинаково хорош и на поле битвы, и на ложе любви; и там, и тут он вел себя как воин, как завоеватель, покоряющий вражескую твердыню.
Нет, о нем не стоило беспокоиться! Он доберется до стигийца, убьет его и останется жив. И возвратится к ней!
Особенно, если дать ему в спутники надежного и верного слугу…
Стиснув в кулачке лунный талисман, Дайома долго всматривалась в черты голема, застывшие в каменной неподвижности. Потом она вздохнула и направилась к двери.
ГЛАВА 4
ЗАМОК И ОСТРОВ
Пятеро обитали в мире, и каждому было назначено в нем свое место для жизни: кому людские тела, кому равнины севера, кому остров меж океанских волн, кому твердая каменная плоть, а кому и весь свет, все его леса и поля, моря и горы. Так повелел Митра, а Воля его воистину нерушима – и для людей, и для демонов, сколь бы не мнили они себя всемогущими.
Избранник был обеспокоен, и это мешало Ему. Особенно сейчас, когда Он занимался таким важным вопросом: решал, в чье тело вселиться при очередном воплощении.
Это было серьезной проблемой, так как подходящих представителей рода людского имелось не столь уж много; к тому же, метаморфоза свершалась лишь при условии, что новый Избранник находится неподалеку, желательно совсем рядом. Временами такое ограничение раздражало Его, временами радовало, становясь частью игры, которую Он вел в этом мире. Пожалуй, если бы он мог все – абсолютно все! – развлечение было бы не столь увлекательным… К счастью, Он неоспоримо властвовал лишь над мертвой субстанцией; живая не покорялась Ему с тем же инертным безразличием.
Итак, кого избрать? Он уже решил, что проведет одно или два столетия в теле земного владыки, полководца и завоевателя, но имя кандидата оставалось пока неясным. Безусловно, не властитель какого-нибудь из Черных Королевств и не князь из Камбуи или Уттары: первые слишком дики, вторые – малы ростом и слабы плотью. Возможно, Избранником мог бы стать владыка Кхитая или некий хайборийский король… Но одни из них были старцами, другие – глупцами и развратниками, третьи – и вовсе кретинами, с немощным телом и жалкими мозгами. Ему же требовалась молодая плоть, способная выдержать пару веков, и восприимчивый разум. Впрочем, к разуму Он не предъявлял очень уж больших претензий; новому Избраннику полагалось скорее иметь некую цель, которая придает вкус жизни. Какова эта цель, Он не мог выяснить, не овладев очередным телом, но смутно ощущал ее присутствие – так же, как человек видит огни в тумане с расстояния тысячи локтей.
У Его нынешнего Избранника тоже была цель: рыжеволосая женщина с зелеными глазами. И жалкое это стремление заслонило прочие цели, более величественные и привлекательные, с чем Он никак не мог смириться. Теперь Избранник стал для Него совсем неинтересной игрушкой, пустым сосудом или обратившимся в уксус вином. К чему колебать горы или слать губительные ураганы? Чтобы женщина, ужаснувшись, покорилась? Ничтожная задача!
Еще недавно Он был готов помочь Избраннику, пустив в ход все свое могущество, но сейчас не желал и думать об этом. Такая метаморфоза была вполне в Его природе – ведь Он являлся Духом Изменчивости и, решившись переменить тело, переменил и отношение к стигийцу, чья плоть служила Ему пристанищем на протяжении почти двух веков. Все, чего Он жаждал теперь от Избранника – последней игры, последней и заключительной сцены, в которой тот падет мертвым, исторгнув душу свою, а вместе с ней – и Его, невидимого всадника, оседлавшего разум стигийца.
Но прежде Ему хотелось очутиться рядом с новым Избранным, дабы избежать многочисленных промежуточных пересадок.
Так чьей же плотью Он овладеет? Если величайшие властелины земного мира недостойны вместить Его, можно обратиться к варварам, к тем, кто молод, крепок телом, искусен в битвах и достаточно смел. Скажем, какой-нибудь предводитель северных дружин, ванир, асир или гипербореец… Иранистанцы и туранцы тоже неплохи – прекрасные воины, горячие нравом и честолюбивые… Если выбрать такого, то долго ли внушить ему мысли о почестях и воинской славе? О господстве над всеми странами, о безраздельной власти, о покорении народов и земель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Железный постамент и вытянутый Серый Камень на нем казались пятном тьмы, застывшим посередине подвала. Она приблизилась, приподняла шар левой рукой, положив правую на гладкую ледяную поверхность.
Под пальцами ее было плечо – массивное, грубо очерченное и холодное, но она улавливала и едва заметные токи тепла, поднимавшиеся из глубины, постепенно разогревавшие каменную твердь. Их следовало усилить и расщепить, направив к жизненным точкам: к печени и сердцу, к желудку и глазам, к голове, вместилищу разума. Это ее создание не являлось иллюзорным, как прочие слуги подземного дворца; оно не могло рассыпаться песком или вновь обратиться в гранит, оказавшись за границами ее магической силы. А потому над ним полагалось трудиться долго и тщательно.
Сняв цепочку с лунным камнем, она приложила волшебный кристалл к груди неподвижного существа и сосредоточилась. Токи тепла уверенно прокладывали дорогу сквозь неподатливую плоть и, покорные ее воле, превращались в сосуды с кровью. Не такой горячей, как у людей, но достаточно теплой, чтобы согреть и оживить ее голема. Вот множество струек пересеклось в его каменной груди, под самым магическим кристаллом, и там стукнуло сердце… Стукнуло раз, другой, и медленно забилось, разгоняя тягучую вязкую кровь, отогревая холодные члены.
Довольно кивнув, Дайома приложила свой талисман ко лбу голема, потом к его животу и паху, ощущая первые признаки жизни. Сотворенное ею существо слабо вздохнуло, и затхлый воздух подземной камеры впервые наполнил его грудь. Постепенно кожа голема теряла оттенок и фактуру камня, становясь похожей на человеческую – не смуглой или розовой, но все же такой, какая присуща иным людям, долго не видевшим солнца. Черты его казались вырубленными зубилом каменотеса, и Дайома знала, что пройдет еще немало дней, пока он сможет раскрыть глаза, разомкнуть уста, выслушать ее повеления и произнести первые слова – слова покорности.
Впрочем, у нее еще имелось время. Стигиец выжидал; видно, пытался догадаться, какое впечатление произвела его атака на остров. Быть может, он вынашивал новые планы или советовался с древней тварью, поработившей его разум; Дайома не могла узнать об этом, ибо расстояние до Ванахейма было далеко.
Но киммериец его преодолеет! В этом человеке таился неисчерпаемый запас жизненных сил; они били ключом, бурлили потоком, заставляли трепетать от наслаждения в его сильных руках. Он был одинаково хорош и на поле битвы, и на ложе любви; и там, и тут он вел себя как воин, как завоеватель, покоряющий вражескую твердыню.
Нет, о нем не стоило беспокоиться! Он доберется до стигийца, убьет его и останется жив. И возвратится к ней!
Особенно, если дать ему в спутники надежного и верного слугу…
Стиснув в кулачке лунный талисман, Дайома долго всматривалась в черты голема, застывшие в каменной неподвижности. Потом она вздохнула и направилась к двери.
ГЛАВА 4
ЗАМОК И ОСТРОВ
Пятеро обитали в мире, и каждому было назначено в нем свое место для жизни: кому людские тела, кому равнины севера, кому остров меж океанских волн, кому твердая каменная плоть, а кому и весь свет, все его леса и поля, моря и горы. Так повелел Митра, а Воля его воистину нерушима – и для людей, и для демонов, сколь бы не мнили они себя всемогущими.
Избранник был обеспокоен, и это мешало Ему. Особенно сейчас, когда Он занимался таким важным вопросом: решал, в чье тело вселиться при очередном воплощении.
Это было серьезной проблемой, так как подходящих представителей рода людского имелось не столь уж много; к тому же, метаморфоза свершалась лишь при условии, что новый Избранник находится неподалеку, желательно совсем рядом. Временами такое ограничение раздражало Его, временами радовало, становясь частью игры, которую Он вел в этом мире. Пожалуй, если бы он мог все – абсолютно все! – развлечение было бы не столь увлекательным… К счастью, Он неоспоримо властвовал лишь над мертвой субстанцией; живая не покорялась Ему с тем же инертным безразличием.
Итак, кого избрать? Он уже решил, что проведет одно или два столетия в теле земного владыки, полководца и завоевателя, но имя кандидата оставалось пока неясным. Безусловно, не властитель какого-нибудь из Черных Королевств и не князь из Камбуи или Уттары: первые слишком дики, вторые – малы ростом и слабы плотью. Возможно, Избранником мог бы стать владыка Кхитая или некий хайборийский король… Но одни из них были старцами, другие – глупцами и развратниками, третьи – и вовсе кретинами, с немощным телом и жалкими мозгами. Ему же требовалась молодая плоть, способная выдержать пару веков, и восприимчивый разум. Впрочем, к разуму Он не предъявлял очень уж больших претензий; новому Избраннику полагалось скорее иметь некую цель, которая придает вкус жизни. Какова эта цель, Он не мог выяснить, не овладев очередным телом, но смутно ощущал ее присутствие – так же, как человек видит огни в тумане с расстояния тысячи локтей.
У Его нынешнего Избранника тоже была цель: рыжеволосая женщина с зелеными глазами. И жалкое это стремление заслонило прочие цели, более величественные и привлекательные, с чем Он никак не мог смириться. Теперь Избранник стал для Него совсем неинтересной игрушкой, пустым сосудом или обратившимся в уксус вином. К чему колебать горы или слать губительные ураганы? Чтобы женщина, ужаснувшись, покорилась? Ничтожная задача!
Еще недавно Он был готов помочь Избраннику, пустив в ход все свое могущество, но сейчас не желал и думать об этом. Такая метаморфоза была вполне в Его природе – ведь Он являлся Духом Изменчивости и, решившись переменить тело, переменил и отношение к стигийцу, чья плоть служила Ему пристанищем на протяжении почти двух веков. Все, чего Он жаждал теперь от Избранника – последней игры, последней и заключительной сцены, в которой тот падет мертвым, исторгнув душу свою, а вместе с ней – и Его, невидимого всадника, оседлавшего разум стигийца.
Но прежде Ему хотелось очутиться рядом с новым Избранным, дабы избежать многочисленных промежуточных пересадок.
Так чьей же плотью Он овладеет? Если величайшие властелины земного мира недостойны вместить Его, можно обратиться к варварам, к тем, кто молод, крепок телом, искусен в битвах и достаточно смел. Скажем, какой-нибудь предводитель северных дружин, ванир, асир или гипербореец… Иранистанцы и туранцы тоже неплохи – прекрасные воины, горячие нравом и честолюбивые… Если выбрать такого, то долго ли внушить ему мысли о почестях и воинской славе? О господстве над всеми странами, о безраздельной власти, о покорении народов и земель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84