Еще пять-семь дней, и они доберутся до границы Ванахейма, но можно ли считать это залогом безопасности? Вовсе нет; пикты, лесные крысы, упрямы и будут идти по следам до тех пор, пока не настигнут добычу. Особенно киммерийского воина! Вряд ли они ведают, за кем гонятся, но если б знали о том, Конан не дал бы за свою жизнь и жизнь Зийны ломаного стигийского медяка. Наконец, убедившись, что враги далеко, он выдрал клок влажного мха, притушил им костер и лег рядом с Зийной. Некоторое время Конан размышлял, не направиться ли все же к востоку, чтобы запутать следы в Боссонских топях, потом вспомнил о жутких болотных демонах и прочей нечисти, водившейся за Черной рекой, и решил идти прежним путем. Вскоре дремота начала одолевать его, а аромат волос Зийны заглушил запахи леса. Спустя несколько мгновений он уснул, но спал беспокойно, не отпуская рукояти обнаженного меча.
* * *
– Мой отец владел землями от Алиманы до самых предгорий и на треть дня пути вдоль речного берега, – сказала Зийна. Прошло пару дней, и они пробирались по вересковой пустоши, заваленной большими валунами, торопясь укрыться в темневшем неподалеку ельнике.
– Большие угодья, клянусь Кромом! – откликнулся Конан. – А ведь ты говорила, что отец твой был небогат.
– Земли наши обширны и красивы, но не слишком плодородны, – пояснила Зийна. – Есть виноградники И роща апельсиновых деревьев, есть хорошее пастбище для лошадей и коз, есть лес, где растут дубы и буки…
– Значит, можно торговать бревнами, – заметил Конан.
– Отец не любил торговать. Он говорил, что это занятие не для благородного рыцаря, владеющего мечом и копьем. Он был равнодушен к богатству.
– А зря! Будь он богат, нанял бы много воинов, и тогда ублюдки с Рабирийских гор побоялись бы приблизиться к вашей усадьбе. Конечно, золото не главное в жизни, но иногда мешок с монетами может ее спасти.
– Отец говорил: меч надежнее…
– Правильно! Он ошибался только в одном: мечей должно быть много… – Конан взглянул на солнце, висевшее в зените, и добавил: – Если б со мной шли сейчас два десятка киммерийцев с острыми мечами да секирами, получилась бы славная потеха! Только шерсть полетела б от лесных псов, что гонятся за нами!
– Ты не жалеешь, что оставил своего слугу на корабле? – спросила Зийна. – Он выглядел могучим воином…
– Не жалею. Лучше сразиться с сотней пиктов, чем терпеть рядом с собой эту нечисть!
Голубые глаза Зийны испуганно расширились.
– Нечисть? Почему ты так его называешь?
– Потому как он нечисть и есть! Нечисть и нелюдь, сотворенная из камня, и тупая, как камень!
Зийна вздрогнула, подняла руку к солнцу.
– Да защитит нас Митра от всякого зла! Страшные вещи ты говоришь, любимый!
– Чего же в них страшного? Этот Идрайн сотворен колдовством, но мало ли колдовства в мире, – он поднес ладонь к волосам и машинально ощупал свой защитный обруч. – Конечно, от злых чар жди беды, но этот серокожий не был злым… ни злым, ни добрым, просто равнодушным, как пень.
– Это еще страшнее, – сказала Зийна, помолчав. – Теперь я знаю, почему ты его невзлюбил.
– Невзлюбил я его из-за другого, – сказал Конан. – Он – настырный ублюдок… И потом, мне не нравятся твари, у которых я не могу вырезать печень.
– А те, у которых можешь – нравятся? – спросила Девушка, усмехнувшись.
– Не всегда. Но если я знаю, что могу укоротить мечом тварь на голову, я спокоен. А коли не так… – Он замолчал, вспоминая блеск лунного лезвия Рана Риорды, Небесной Секиры. Вот уж с чьей помощью не составляло труда разделать вдоль и поперек любую тварь, хоть каменную, хоть из плоти и крови! Конечно, дух Секиры был не самым приятным спутником, но все же получше Идрайна; древнее существо, безжалостное, но по-своему мудрое, видевшее мир еще в допотопные времена… Он многое узнал от Рана Риорды – и многое дал бы сейчас, если б в руках его было не тонкое зингарское копье, а надежное топорище магической Секиры. Но приходилось обходиться тем, что есть, и Конан, ускорив шаги, заспешил к лесу.
Пустошь, которую они пересекали, тянулась на пять-шесть полетов стрелы. Тут, в северной части Страны Пиктов, были невысокие увалы, поросшие вереском и колючим северным шиповником, на кустах которого, знаменуя приход лета, уже распустились нежно-розовые цветы. Здесь и там, на склонах и вершинах холмов, громоздились серые и коричневые валуны, обросшие бурым мхом и напоминавшие массивные туши медведей. Казалось, в вереске уснуло на века целое медвежье племя – матерые самцы, уткнувшие лобастые головы в землю, годовалые подростки с угловато выступающими лопатками и костлявыми хребтами, медведицы, окруженные стайкой свернувшихся в клубок медвежат. Место было глухим, как и любое другое в пиктских лесах, и если б Конан мог взглянуть на него сверху, выглядело бы похожим на сизую, заваленную камнями плешь в обрамлении темно-зеленого густого ельника. К этому ельнику и стремился киммериец, пробираясь между холмов и следя, чтобы один из них всегда был сзади и прикрывал путников от любопытного взгляда.
– Граф Троцеро благородный человек. Если я вернусь в Пуантен, граф отдаст отцовы земли, – девушка вновь начала о своем. – А если я вернусь не одна…
Конан внезапно замер и сделал ей знак замолчать. В полусотне шагов от них над вершинами елей с громким карканьем кружили вороны. Их было много; словно черные крылатые посланцы Нергала, они метались в голубых небесах, пророча беду. Конан сунул Зийне свое копье, сбросил с плеча арбалет и зарядил его. Мышцы на его могучих руках вздулись и опали: он натягивал тетиву, не пользуясь рычагом.
– Что? – спросила девушка, оглядывая опушку. Нежное лицо ее посуровело, между светлыми бровями пролегли морщинки.
– Птицы, моя красавица. Вороны! Кто-то их спугнул, клянусь бородой Крома!
– Значит?..
– Значит, наш обошли! Проклятые лесные крысы! Заметив шевеление среди елей, киммериец пригнулся и дернул Зийну вниз. Над их головами с шипеньем мелькнула стрела, ударила в ближний валун; наконечник рассыпался искрами кремневых осколков.
– Туда! – схватив девушку за руку, Конан потащил ее к ближним валунам. Их было три, целое медвежье семейство, залегшее на вечную спячку: пара медведиц, прижавшихся друг к другу носами, и огромный медведь, развалившийся неподалеку. Внутри каменного треугольника хватило бы места для человека и коня, а защищать пришлось бы два прохода. Киммериец, мгновенно оценив преимущества этой позиции, толкнул Зийну внутрь и прижался к большему из камней.
Тут же еще три стрелы вспороли мох на гранитном медвежьем хребте. Конан выстрелил, довольно кивнул, когда в ельнике раздался вопль, и перезарядил арбалет.
– Гнусная штука эти кремневые наконечники, – заметил он, подобрав пиктскую стрелу и показывая ее Зийне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
* * *
– Мой отец владел землями от Алиманы до самых предгорий и на треть дня пути вдоль речного берега, – сказала Зийна. Прошло пару дней, и они пробирались по вересковой пустоши, заваленной большими валунами, торопясь укрыться в темневшем неподалеку ельнике.
– Большие угодья, клянусь Кромом! – откликнулся Конан. – А ведь ты говорила, что отец твой был небогат.
– Земли наши обширны и красивы, но не слишком плодородны, – пояснила Зийна. – Есть виноградники И роща апельсиновых деревьев, есть хорошее пастбище для лошадей и коз, есть лес, где растут дубы и буки…
– Значит, можно торговать бревнами, – заметил Конан.
– Отец не любил торговать. Он говорил, что это занятие не для благородного рыцаря, владеющего мечом и копьем. Он был равнодушен к богатству.
– А зря! Будь он богат, нанял бы много воинов, и тогда ублюдки с Рабирийских гор побоялись бы приблизиться к вашей усадьбе. Конечно, золото не главное в жизни, но иногда мешок с монетами может ее спасти.
– Отец говорил: меч надежнее…
– Правильно! Он ошибался только в одном: мечей должно быть много… – Конан взглянул на солнце, висевшее в зените, и добавил: – Если б со мной шли сейчас два десятка киммерийцев с острыми мечами да секирами, получилась бы славная потеха! Только шерсть полетела б от лесных псов, что гонятся за нами!
– Ты не жалеешь, что оставил своего слугу на корабле? – спросила Зийна. – Он выглядел могучим воином…
– Не жалею. Лучше сразиться с сотней пиктов, чем терпеть рядом с собой эту нечисть!
Голубые глаза Зийны испуганно расширились.
– Нечисть? Почему ты так его называешь?
– Потому как он нечисть и есть! Нечисть и нелюдь, сотворенная из камня, и тупая, как камень!
Зийна вздрогнула, подняла руку к солнцу.
– Да защитит нас Митра от всякого зла! Страшные вещи ты говоришь, любимый!
– Чего же в них страшного? Этот Идрайн сотворен колдовством, но мало ли колдовства в мире, – он поднес ладонь к волосам и машинально ощупал свой защитный обруч. – Конечно, от злых чар жди беды, но этот серокожий не был злым… ни злым, ни добрым, просто равнодушным, как пень.
– Это еще страшнее, – сказала Зийна, помолчав. – Теперь я знаю, почему ты его невзлюбил.
– Невзлюбил я его из-за другого, – сказал Конан. – Он – настырный ублюдок… И потом, мне не нравятся твари, у которых я не могу вырезать печень.
– А те, у которых можешь – нравятся? – спросила Девушка, усмехнувшись.
– Не всегда. Но если я знаю, что могу укоротить мечом тварь на голову, я спокоен. А коли не так… – Он замолчал, вспоминая блеск лунного лезвия Рана Риорды, Небесной Секиры. Вот уж с чьей помощью не составляло труда разделать вдоль и поперек любую тварь, хоть каменную, хоть из плоти и крови! Конечно, дух Секиры был не самым приятным спутником, но все же получше Идрайна; древнее существо, безжалостное, но по-своему мудрое, видевшее мир еще в допотопные времена… Он многое узнал от Рана Риорды – и многое дал бы сейчас, если б в руках его было не тонкое зингарское копье, а надежное топорище магической Секиры. Но приходилось обходиться тем, что есть, и Конан, ускорив шаги, заспешил к лесу.
Пустошь, которую они пересекали, тянулась на пять-шесть полетов стрелы. Тут, в северной части Страны Пиктов, были невысокие увалы, поросшие вереском и колючим северным шиповником, на кустах которого, знаменуя приход лета, уже распустились нежно-розовые цветы. Здесь и там, на склонах и вершинах холмов, громоздились серые и коричневые валуны, обросшие бурым мхом и напоминавшие массивные туши медведей. Казалось, в вереске уснуло на века целое медвежье племя – матерые самцы, уткнувшие лобастые головы в землю, годовалые подростки с угловато выступающими лопатками и костлявыми хребтами, медведицы, окруженные стайкой свернувшихся в клубок медвежат. Место было глухим, как и любое другое в пиктских лесах, и если б Конан мог взглянуть на него сверху, выглядело бы похожим на сизую, заваленную камнями плешь в обрамлении темно-зеленого густого ельника. К этому ельнику и стремился киммериец, пробираясь между холмов и следя, чтобы один из них всегда был сзади и прикрывал путников от любопытного взгляда.
– Граф Троцеро благородный человек. Если я вернусь в Пуантен, граф отдаст отцовы земли, – девушка вновь начала о своем. – А если я вернусь не одна…
Конан внезапно замер и сделал ей знак замолчать. В полусотне шагов от них над вершинами елей с громким карканьем кружили вороны. Их было много; словно черные крылатые посланцы Нергала, они метались в голубых небесах, пророча беду. Конан сунул Зийне свое копье, сбросил с плеча арбалет и зарядил его. Мышцы на его могучих руках вздулись и опали: он натягивал тетиву, не пользуясь рычагом.
– Что? – спросила девушка, оглядывая опушку. Нежное лицо ее посуровело, между светлыми бровями пролегли морщинки.
– Птицы, моя красавица. Вороны! Кто-то их спугнул, клянусь бородой Крома!
– Значит?..
– Значит, наш обошли! Проклятые лесные крысы! Заметив шевеление среди елей, киммериец пригнулся и дернул Зийну вниз. Над их головами с шипеньем мелькнула стрела, ударила в ближний валун; наконечник рассыпался искрами кремневых осколков.
– Туда! – схватив девушку за руку, Конан потащил ее к ближним валунам. Их было три, целое медвежье семейство, залегшее на вечную спячку: пара медведиц, прижавшихся друг к другу носами, и огромный медведь, развалившийся неподалеку. Внутри каменного треугольника хватило бы места для человека и коня, а защищать пришлось бы два прохода. Киммериец, мгновенно оценив преимущества этой позиции, толкнул Зийну внутрь и прижался к большему из камней.
Тут же еще три стрелы вспороли мох на гранитном медвежьем хребте. Конан выстрелил, довольно кивнул, когда в ельнике раздался вопль, и перезарядил арбалет.
– Гнусная штука эти кремневые наконечники, – заметил он, подобрав пиктскую стрелу и показывая ее Зийне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84