А если буду побеждать, то хвали меня и прославляй, чтобы укрепилось мое мужество».
Вот сошлись герои для последнего боя. Взмахнул Кухулин мечом, чтобы срубить голову Феру Диаду, но тот отразил удар, да так, что Кухулин отлетел на середину брода. Закричал Лойг: «Стыд и срам тебе, Кухулин! Фер Диад побил тебя, как нянька непослушного ребенка, бросил в воду, как грязную чашку в лохань, обрушился на тебя, как ястреб на глупого цыпленка!» Распалился яростью Кухулин от такого поношения, быстрее ветра, стремительней ласточки бросился на Фера Диада.
Так яростно сошлись бойцы, что треснули их щиты, погнулись копья, а духи и демоны, что были изображены на их оружии, испустили громкий крик. Испугались этого крика кони в лагере четырех королевств, обезумев, сорвались с привязи и помчались прочь, топча все и всех на своем пути.
Нанес Кухулин последний могучий удар. Упал Фер Диад на землю и сказал, умиряя: «Тобой, о, Кухулин, сражен я насмерть!» Кухулин отбросил оружие, встал на колени рядом с телом друга, и от горя свет помутился в его глазах. Стал Кухулин оплакивать Фера Диада: «О, Фер Диад, брат мой любимый! Горькой была наша последняя встреча. Лучше бы ты отрубил мне ногу или руку, но остался бы жив. Теперь нет со мною моего брата, и вечной будет наша разлука!» Тут закричал рыжеволосый Лойг: «Поднимайся, Кухулин! Сто воинов четырех королевств идут на тебя, чтобы отомстить за смерть Фера Диада. Это уже не будет поединком: нападут они на тебя всем скопом!» Так нарушила уговор королева Медб. С того дня стала она высылать против Кухулина по сотне воинов сразу. И бился Кухулин каждый день от восхода солнца до заката, а по ночам спал, склонив голову на кулак, в котором сжимал копье, и положив меч на колено.
Тяжко страдал Кухулин от ран, что нанес ему Фер Диад, и на исходе были его силы.
Охватила его великая грусть, оттого что сражается он в одиночку и никто не придет ему на подмогу. Сложил Кухулин такую песню:
«Стекает кровь с моего копья.
От ран жестоко страдаю я
Не спешат мои друга ринуться в бой.
Верен мне только возница мой. (…)
Хороша пословица, хоть и стара:
Из одного полена не разжечь костра. (…)
Я один у брода, от войска вдали,
На самом краю Великой Земли…»
(Перевод С. Шкунаева)
Вдруг показались вдали колесницы. То спешили к Кухулину трижды пятьдесят юношей из Эмайн Махи. Были они так юны, что еще не могли называться мужчинами, и поэтому были неподвластны недугу уладов.
Вступили юноши в бой с врагами и многих побили, но сами полегли все до единого.
«Увы! — воскликнул Кухулин. — Кабы не страдал я от ран и были бы прежними мои силы, не дал бы я погибнуть юношам Эмайн Махи. Теперь же остается мне только отомстить за их смерть!» Велел Кухулин рыжеволосому Лойгу запрячь колесницу — и устремился на врагов. От великой ярости облик Кухулина исказился и стал ужасен: все его кости, все суставы и сухожилия пришли в движение, мышцы вздулись буфами, волосы встали дыбом и превратились в железные острия. Один глаз ушел в глазницу так глубоко, что и журавль не смог бы его достать, а второй выкатился наружу и стал размером с котел, в котором можно сварить теленка.
Стук его сердца был подобен рычанию льва, молнии сверкали вокруг лба, а над макушкой поднимался столб багрового дыма, словно над крышей дома, в котором зимним вечером остановился король.
Ринулся Кухулин разить врагов. Сражался он весь день и всю ночь, и никто не смог бы сосчитать, сколько воинов пало в том бою от его руки.
А утром вернулся к нему его прежний, приятный облик.
В войске четырех королевств было много женщин и девушек, поскольку многих воинов сопровождали их жены и дочери.
Кухулин захотел показать им, что он снова обрел свое приятное обличье, ибо вряд ли кому из них пришелся по нраву тот страшный образ, который он принял в бою.
Облачился Кухулин в шелковую рубаху и пурпурный плащ, падающий пятью складками и украшенный бахромой. Его глаза сияли, как драгоценные камни, волосы, черные у корней, красные посредине, золотые на концах, лежали кольцами. Сел Кухулин в свою колесницу и проехался перед вражеским войском — туда и обратно.
Женщины четырех королевств любовались его красотой и просили своих мужей и отцов посадить их на щиты и поднять повыше, чтобы могли они лучше видеть Кухулина.
Тем временем кончился срок заклятья — и отпустил уладов их недуг, восстали они с одра болезни. Король Конхобар собрал войско и во главе его двинулся к границе Улада, на помощь Кухулину.
Услышала королева Медб шум и грохот, будто рухнули небеса на землю, или море со всеми рыбами хлынуло на сушу, или раскололась мировая твердь. То скакало войско уладов, и земля содрогалась под копытами коней.
Затем увидела королева Медб вдали клубы тумана, сквозь который виднелись холмы и утесы, чернели глубокие пещеры. Был тот туман дыханьем уладских воинов и их коней, холмы и утесы — шлемами на их головах, пещеры — ртами, раскрытыми в воинственном кличе.
И вот вступило войско уладов в бой с войском четырех королевств.
Но Кухулина улады не пустили в битву, его связали ремнями, сказав, что покрытый тяжкими ранами, он не сможет устоять против врагов.
Лежит Кухулин, распростертый на ложе, и с криком рвется в сраженье. Рядом с ним сидит его верный Лойг.
Спросил Кухулин: «Кто начал битву, друг мой Лойг?» Лойг ответил: «Самые молодые улады».
«И как они бьются?» «Храбро, о, Кухулин».
«Горе мне, — воскликнул Кухулин, — что я не с ними!» Некоторое время спустя, он спросил: «А кто теперь идет в бой?» Ответил Лойг: «Опытные воины. Вышли они из своих шатров, и те, у кого выход был обращен к востоку, прошли прямо сквозь шатер на запад, чтобы не мешкать, обходя его».
«Увы! — воскликнул Кухулин. — Нет у меня сегодня сил, чтобы быть среди них».
Меж тем улады и воины четырех королевств рубили, кололи, резали, убивали и крушили друг друга, и делалось это уже долгое время. Сама королева Медб взялась за оружие и ввязалась в бой против уладов.
Сказали улады: «Мы ни на шаг не отступим перед врагом, пока небеса у нас над головой, земля под ногами и море вокруг!» Вот в самом центре сражения враги стали теснить короля Конхобара. Услышал Кухулин, как звенит щит короля под ударами вражеских мечей, и воскликнул: «Неужели кто-то посмел нанести удар по щиту моего короля, пока я жив!» Разорвал Кухулин свои путы, поднялся с ложа. Не было у него никакого оружия, лишь стояла неподалеку колесница. Кухулин взвалил ее на плечи, устремился в гущу сражения и стал разить врагов, нанося удары колесницей направо и налево. К вечерней заре в руках у него остался лишь пучок спиц от колеса да несколько жердей от бортов, но и тогда он продолжал сражаться.
Дрогнуло войско четырех королевств — и обратилось в бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170
Вот сошлись герои для последнего боя. Взмахнул Кухулин мечом, чтобы срубить голову Феру Диаду, но тот отразил удар, да так, что Кухулин отлетел на середину брода. Закричал Лойг: «Стыд и срам тебе, Кухулин! Фер Диад побил тебя, как нянька непослушного ребенка, бросил в воду, как грязную чашку в лохань, обрушился на тебя, как ястреб на глупого цыпленка!» Распалился яростью Кухулин от такого поношения, быстрее ветра, стремительней ласточки бросился на Фера Диада.
Так яростно сошлись бойцы, что треснули их щиты, погнулись копья, а духи и демоны, что были изображены на их оружии, испустили громкий крик. Испугались этого крика кони в лагере четырех королевств, обезумев, сорвались с привязи и помчались прочь, топча все и всех на своем пути.
Нанес Кухулин последний могучий удар. Упал Фер Диад на землю и сказал, умиряя: «Тобой, о, Кухулин, сражен я насмерть!» Кухулин отбросил оружие, встал на колени рядом с телом друга, и от горя свет помутился в его глазах. Стал Кухулин оплакивать Фера Диада: «О, Фер Диад, брат мой любимый! Горькой была наша последняя встреча. Лучше бы ты отрубил мне ногу или руку, но остался бы жив. Теперь нет со мною моего брата, и вечной будет наша разлука!» Тут закричал рыжеволосый Лойг: «Поднимайся, Кухулин! Сто воинов четырех королевств идут на тебя, чтобы отомстить за смерть Фера Диада. Это уже не будет поединком: нападут они на тебя всем скопом!» Так нарушила уговор королева Медб. С того дня стала она высылать против Кухулина по сотне воинов сразу. И бился Кухулин каждый день от восхода солнца до заката, а по ночам спал, склонив голову на кулак, в котором сжимал копье, и положив меч на колено.
Тяжко страдал Кухулин от ран, что нанес ему Фер Диад, и на исходе были его силы.
Охватила его великая грусть, оттого что сражается он в одиночку и никто не придет ему на подмогу. Сложил Кухулин такую песню:
«Стекает кровь с моего копья.
От ран жестоко страдаю я
Не спешат мои друга ринуться в бой.
Верен мне только возница мой. (…)
Хороша пословица, хоть и стара:
Из одного полена не разжечь костра. (…)
Я один у брода, от войска вдали,
На самом краю Великой Земли…»
(Перевод С. Шкунаева)
Вдруг показались вдали колесницы. То спешили к Кухулину трижды пятьдесят юношей из Эмайн Махи. Были они так юны, что еще не могли называться мужчинами, и поэтому были неподвластны недугу уладов.
Вступили юноши в бой с врагами и многих побили, но сами полегли все до единого.
«Увы! — воскликнул Кухулин. — Кабы не страдал я от ран и были бы прежними мои силы, не дал бы я погибнуть юношам Эмайн Махи. Теперь же остается мне только отомстить за их смерть!» Велел Кухулин рыжеволосому Лойгу запрячь колесницу — и устремился на врагов. От великой ярости облик Кухулина исказился и стал ужасен: все его кости, все суставы и сухожилия пришли в движение, мышцы вздулись буфами, волосы встали дыбом и превратились в железные острия. Один глаз ушел в глазницу так глубоко, что и журавль не смог бы его достать, а второй выкатился наружу и стал размером с котел, в котором можно сварить теленка.
Стук его сердца был подобен рычанию льва, молнии сверкали вокруг лба, а над макушкой поднимался столб багрового дыма, словно над крышей дома, в котором зимним вечером остановился король.
Ринулся Кухулин разить врагов. Сражался он весь день и всю ночь, и никто не смог бы сосчитать, сколько воинов пало в том бою от его руки.
А утром вернулся к нему его прежний, приятный облик.
В войске четырех королевств было много женщин и девушек, поскольку многих воинов сопровождали их жены и дочери.
Кухулин захотел показать им, что он снова обрел свое приятное обличье, ибо вряд ли кому из них пришелся по нраву тот страшный образ, который он принял в бою.
Облачился Кухулин в шелковую рубаху и пурпурный плащ, падающий пятью складками и украшенный бахромой. Его глаза сияли, как драгоценные камни, волосы, черные у корней, красные посредине, золотые на концах, лежали кольцами. Сел Кухулин в свою колесницу и проехался перед вражеским войском — туда и обратно.
Женщины четырех королевств любовались его красотой и просили своих мужей и отцов посадить их на щиты и поднять повыше, чтобы могли они лучше видеть Кухулина.
Тем временем кончился срок заклятья — и отпустил уладов их недуг, восстали они с одра болезни. Король Конхобар собрал войско и во главе его двинулся к границе Улада, на помощь Кухулину.
Услышала королева Медб шум и грохот, будто рухнули небеса на землю, или море со всеми рыбами хлынуло на сушу, или раскололась мировая твердь. То скакало войско уладов, и земля содрогалась под копытами коней.
Затем увидела королева Медб вдали клубы тумана, сквозь который виднелись холмы и утесы, чернели глубокие пещеры. Был тот туман дыханьем уладских воинов и их коней, холмы и утесы — шлемами на их головах, пещеры — ртами, раскрытыми в воинственном кличе.
И вот вступило войско уладов в бой с войском четырех королевств.
Но Кухулина улады не пустили в битву, его связали ремнями, сказав, что покрытый тяжкими ранами, он не сможет устоять против врагов.
Лежит Кухулин, распростертый на ложе, и с криком рвется в сраженье. Рядом с ним сидит его верный Лойг.
Спросил Кухулин: «Кто начал битву, друг мой Лойг?» Лойг ответил: «Самые молодые улады».
«И как они бьются?» «Храбро, о, Кухулин».
«Горе мне, — воскликнул Кухулин, — что я не с ними!» Некоторое время спустя, он спросил: «А кто теперь идет в бой?» Ответил Лойг: «Опытные воины. Вышли они из своих шатров, и те, у кого выход был обращен к востоку, прошли прямо сквозь шатер на запад, чтобы не мешкать, обходя его».
«Увы! — воскликнул Кухулин. — Нет у меня сегодня сил, чтобы быть среди них».
Меж тем улады и воины четырех королевств рубили, кололи, резали, убивали и крушили друг друга, и делалось это уже долгое время. Сама королева Медб взялась за оружие и ввязалась в бой против уладов.
Сказали улады: «Мы ни на шаг не отступим перед врагом, пока небеса у нас над головой, земля под ногами и море вокруг!» Вот в самом центре сражения враги стали теснить короля Конхобара. Услышал Кухулин, как звенит щит короля под ударами вражеских мечей, и воскликнул: «Неужели кто-то посмел нанести удар по щиту моего короля, пока я жив!» Разорвал Кухулин свои путы, поднялся с ложа. Не было у него никакого оружия, лишь стояла неподалеку колесница. Кухулин взвалил ее на плечи, устремился в гущу сражения и стал разить врагов, нанося удары колесницей направо и налево. К вечерней заре в руках у него остался лишь пучок спиц от колеса да несколько жердей от бортов, но и тогда он продолжал сражаться.
Дрогнуло войско четырех королевств — и обратилось в бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170