На этой должности за короткое время Санчо Панса благодаря своей практической сметке проявляет недюжинные способности управленца и справедливого судьи. Единственно, чего ему, к сожалению, не удалось — так это повывести всех донов и распродонов, которые надоели ему и всем хуже всяких комаров.
«Дон Кихот» — отнюдь не сатира в чистом виде, да к тому же обращенная в прошлое. Роман Сервантеса — в лучшем случае — трагикомедия с серьезным философским подтекстом. И философия эта нацелена в будущее. Чего стоят страстные рассуждения автора и его героя о тяготах и пагубности войн с гуманистическим выводом, что «цель войны есть мир». Сервантес как никто имел право на подобное утверждение. В молодости сам храбрый воин, изувеченный в кровопролитном сражении с турецким флотом и изведавший все ужасы алжирского плена, он хорошо знал, что говорил.
Трагедия Дон Кихота в том, что он пытался привить кодекс рыцарской чести в условиях, когда о чести и человеколюбии никто и не помышлял. Но так было всегда. Неудача и неизбежные вслед за тем насмешки постигли бы Дон Кихота в нынешние времена так же, как и в любую другую эпоху. Потому-то он и бессмертен.
Пройдут тысячелетия. Быть может, многие тысячелетия. Жизнь на земле наверняка изменится. Но вряд ли изменится природа человека: отягченное все теми же недостатками — каждое новое поколение будет по-прежнему повторять ошибки прошлого. Завершится атомная эра, обязательно наступит какая-нибудь другая — фотонная, торсионная, телепортационная и еще неизвестно какая. Быть может, и само человечество через секстиллионы секстиллионов лет, как предсказывал Циолковский, станет лучистым. Но сколько бы эпох и эр не прошло и в какие бы дали Вселенной ни забросила судьба наших потомков — их всегда будет сопровождать образ чудака с детской улыбкой на подернутом морщинами лице. И даже на неведомых планетах, в бескрайних просторах Космоса среди посланцев Земли в сияющих скафандрах — нет-нет да и тускло блеснут вдруг помятые латы Дон Кихота. Ведь он так мечтал, чтобы люди стали хоть чуточку лучше, чем они есть на самом деле.
58. ДАНИЭЛЬ ДЕФО
«РОБИНЗОН КРУЗО»
Роман о приключениях Робинзона — книга совершенно удивительная. У всех, кто однажды прикоснулся к ней (а таких, кто бы не прикасался, практически не существует), в памяти запечатлевается не один только потрясающий ни на что не похожий сюжет, но и мельчайшие атрибуты самой Книги — формат, шрифт, бумага, обложка, даже ее запах и непременно — иллюстрации (как правило, Жана Гранвиля).
Помню — и до самой смерти не забуду — своего «Робинзона Крузо», которого еще до того, как я увидел саму книгу, мне много раз — теперь уже в далеком-предалеком детстве — перемазывала моя мать. Пересказывала больше по кинофильму, потому что саму книгу тоже читала в детстве. Главную роль в том старом (и одном из первых стереоскопическом) фильме играл Павел Кадочников — восходящая звезда советского кинематографа. И надобно такому случиться, что, когда он ехал на съемки этого фильма, мы оказались с ним в одном купе.
Шел 1944 год, близился конец войны, мы с мамой возвращались из Новосибирска, где два года прожили в эвакуации. «Русский Робинзон», оказывается, тоже прожил всю войну в Новосибирске, куда был эвакуирован вместе с Лениградским ТЮЗом, где тогда работал. Из Новосибирска же он ездил в Алма-Ату сниматься у Сергея Эйзенштейна в одной из своих лучших ролей — Владимира Старицкого во 2-й серии «Ивана Грозного». Но когда я с ним познакомился — впереди был «Робинзон Крузо». Дороги через полстраны оказалось достаточно, чтобы наговориться вволю. Кадочников постоянно брал меня — тогда еще малыша — на руки и с увлечением рассказывал о своей будущей роли. Конечно, лично я помню не так много, но кое-что все-таки помню. Остальное впоследствии дорассказала мама. Со временем все перемешалось в ее голове — долгая дорога, актер, Робинзон, Пятница, и позднее, когда я уже подрос, она по многу раз с неподдельным увлечением рассказывала мне удивительную историю о человеке, выброшенном бурей на необитаемый остров.
А жили мы тогда в Порт-Артуре, совсем недавно освобожденном от японцев. Старых русских книг там не было и в помине, а новых переизданий еще не случилось. Помню, свое разочарование, когда, поступив в школу, я в первый раз пришел в скромную школьную библиотеку и спросил книгу, о которой грезил даже во сне. Увы, «Робинзона Крузо» в школьной библиотеке не оказалось. Но судьба вскоре сжалилась надо мной. Товарищ по классу тайно шепнул мне, что может достать предмет моего вожделения на одну ночь у соседа-белоэмигранта. С этой «публикой», которую после революции разбросало по всему миру, нам, детям военнослужащих, было запрещено общаться строго-настрого. Но Робинзон оказался сильнее всяких идеологических табу.
И вот книга, завернутая в газету, у меня в портфеле. Затаив дыхание, я развернул заветный сверток. До сих пор помню неповторимый запах ветхих страниц. Мне досталось какое-то очень старое и зачитанное издание — без переплета, фактически стопка из отдельных пожелтевших листков с закругленными от старости уголками (поразительно, что, пройдя через сотни, если не тысячи, рук, ни одна страница не потерялась). От одного титула уже захватывало дух: «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим». Не название — поэма!
Нет, то было не чтение, а какое-то священнодействие. Утром меня обязали вернуть книгу, и пришлось читать, не отрываясь, оставшийся день до вечера и практически всю ночь. До сих пор помнится все. И по телу все так же пробегают мурашки, когда вспоминаешь, как Робинзон увидел след человеческой ноги на песке. А ведь написано-то таким незатейливым языком (недаром сам Лев Толстой призывал учиться у Дефо простоте стиля):
Однажды около полудня я шел берегом моря, направляясь к своей лодке, и вдруг увидел след голой человеческой ноги, ясно отпечатавшийся на песке. Я остановился, как громом пораженный или как если бы увидел привидение. Я прислушивался, озирался кругом, но не услышал и не увидел ничего подозрительного. Я взбежал вверх на откос, чтобы лучше осмотреть местность; опять спустился, ходил взад и вперед по берегу — нигде ничего: я не мог найти другого отпечатка ноги. Я пошел еще раз взглянуть на него, чтобы удостовериться, действительно ли это человеческий след и не вообразилось ли мне. Но нет, я не ошибся; это был несомненно отпечаток ноги:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108