Очень быстро.
– У меня будет ребенок.
Я внимательно всматривалась в его лицо. Я ждала, что вот сейчас он откроет от удивления рот, а в глазах вспыхнет восторг. Но на лице у него не дрогнул ни один мускул, оно осталось неподвижным, как маска. Он лишь смотрел на меня.
– Ты ждешь ребенка? – повторил он.
Я сжала его руку.
– Это замечательно, правда? Бертран, это ведь замечательно, скажи!
Он по-прежнему молчал. Я ничего не могла понять.
– И давно ты беременна? – соизволил поинтересоваться он наконец.
– Я только что узнала об этом, – пробормотала я, неприятно пораженная его равнодушием.
Он потер глаза, как делал всегда, когда чувствовал усталость или был расстроен. Он ничего не сказал, и я тоже хранила молчание.
Тишина повисла над нами, как густой туман. Я буквально ощущала ее кончиками пальцев.
Официантка принесла первую перемену блюд. Никто из нас не притронулся к спарже.
– В чем дело? – спросила я. У меня больше не было сил молчать.
Он вздохнул, покачал головой, снова потер глаза.
– Я думала, ты обрадуешься… Придешь в восторг… – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Он, подперев подбородок рукой, глядел на меня.
– Джулия, я устал и сдался.
– Но ведь и я тоже! Я тоже перестала надеяться.
В глазах у него появилось мрачное и торжественное выражение. Похоже, он принял окончательное решение, и оно мне не нравилось.
– Что ты имеешь в виду? – сказала я. – Из-за того, что ты потерял надежду, ты не можешь…
– Джулия, меньше чем через три года мне исполнится пятьдесят…
– Ну и что? – воскликнула я, чувствуя, как у меня горят щеки.
– Я не хочу быть престарелым отцом, – тихо закончил он.
– Побойся Бога, – прошептала я.
Молчание.
– Мы не можем оставить этого ребенка, Джулия, – негромким и нежным голосом произнес он. – У нас теперь совсем иная жизнь. Зоя вскоре станет девушкой. Тебе уже сорок пять. Наша жизнь не та, что была раньше. И еще один ребенок в нее не вписывается.
Слезы хлынули ручьем, потекли у меня по лицу, обильно смачивая еду на тарелке.
– Ты хочешь сказать, – с трудом выдавила я, – ты хочешь сказать, что я должна сделать аборт?
Семейство за другим столиком с нескрываемым интересом уставилось на нас, прислушиваясь к нашему разговору. Но мне было плевать.
Как всегда в минуты кризиса, я перешла на родной язык. В такой момент я просто не могла говорить по-французски.
– Ты хочешь, чтобы я сделала аборт, и это после трех выкидышей? – срывающимся голосом спросила я.
Его лицо было печальным. Оно выражало грусть и нежность. Мне захотелось ударить по нему кулаком, ударить изо всей силы.
Но я не могла этого сделать. Я могла лишь разрыдаться в салфетку. Он гладил меня по голове, бормотал слова утешения, повторял, что любит меня.
Я не желала его слушать.
* * *
Они проснулись, когда на землю уже опустилась ночь. Лес больше не казался мирным и приветливым другом, с которым они не расставались сегодня почти весь день. Он высился вокруг них, огромный, темный, полный непонятных запахов и звуков. Они медленно двинулись через заросли папоротника, держась за руки, замирая при каждом постороннем звуке. Им казалось, что с каждым шагом ночь становится все чернее и чернее, страшнее и страшнее. Но они продолжали идти вперед. Девочка думала, что вот-вот просто упадет на землю от изнеможения. Но теплая рука Рахили поддерживала и ободряла ее.
Наконец они вышли на широкую тропинку, петлявшую по луговой равнине. Вдалеке мрачной стеной стоял лес. Девочки подняли головы к хмурому, безлунному небу.
– Смотри, – сказала Рахиль, указывая вперед. – Автомобиль.
Они увидели снопы яркого света от фар, прорезавшие ночь. Фары были затемнены черной краской, так что оставалась только узенькая полоска, через которую и бил свет. Девочки услышали рокот приближающегося мотора.
– Что делать? – спросила Рахиль. – Будем останавливать машину или нет?
Но тут девочка увидела еще одну пару затемненных фар, а за ними еще одну. К ним приближалась целая колонна машин.
– Пригнись, – прошептала она, дергая Рахиль за юбку. – Быстрее!
Кустов, в которых можно спрятаться, поблизости не было. Поэтому девочка просто легла на живот, уткнув лицо в землю.
– Зачем? Что ты делаешь? – воскликнула Рахиль.
Но потом поняла и она.
Это были немцы. Немецкие солдаты, двигающиеся куда-то походным порядком.
Рахиль рухнула на землю рядом с девочкой.
Рев мощных моторов стал громче, машины приближались. В тусклом свете фар девочка заметила блестящие каски солдат, сидевших в кузовах. Они обязательно увидят нас, подумала девочка. Мы не сможем спрятаться. Нам негде укрыться, и они обязательно увидят нас.
Мимо промчался первый вездеход, за ним последовали остальные. Лица девочек запорошила густая белая пыль. Они старались не закашляться и лежали, не шелохнувшись. Девочка уткнулась лицом в землю и зажала уши ладошками. Колонна машин казалась бесконечной. Заметят ли солдаты темные контуры их тел на обочине проселочной дороги? Девочка сжалась в ожидании криков, визга тормозов останавливающихся машин, стука распахивающихся дверец, быстрых шагов и грубых рук, хватающих их за плечи.
Но вот проехала последняя машина, и рев ее мотора стих в ночи. Вернулась тишина. Девочки подняли головы. Дорога была пуста, если не считать клубов белой пыли, поднятой колесами тяжелых автомобилей. Они выждали несколько минут, а потом двинулись по тропинке в противоположном направлении. Вдалеке между деревьями показался мерцающий огонек. Он звал и манил к себе. Девочки подобрались ближе, по-прежнему держась обочины дороги. Они осторожно открыли калитку и подошли к дому. Он похож на ферму, подумала девочка. В открытое окно они увидели женщину, которая читала, сидя у камина, а рядом расположился мужчина с трубкой. В ноздри им ударил дразнящий аромат еды.
Не колеблясь и не раздумывая, Рахиль постучала в дверь. Изнутри кто-то отдернул хлопчатобумажную занавеску. У женщины, которая смотрела на них сквозь стекло, было вытянутое, костлявое лицо. Она долго разглядывала девочек, потом задернула занавеску. Дверь она не открыла.
Рахиль постучала снова.
– Пожалуйста, мадам! Не дадите ли вы нам напиться и немного поесть?
Занавеска не шелохнулась. Девочки подошли к открытому окну и остановились перед ним. Мужчина с трубкой поднялся из кресла.
– Уходите, – низким угрожающим голосом заговорил он. – Убирайтесь отсюда.
Позади него маячила женщина с костлявым лицом. Она молчала.
– Пожалуйста, немного воды… – взмолилась девочка.
Створка окна со звоном захлопнулась.
Девочке хотелось плакать. Как могут эти фермеры быть такими жестокими? В комнате на столе лежал хлеб, она видела его. И кувшин с водой там тоже стоял. Рахиль потащила ее в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– У меня будет ребенок.
Я внимательно всматривалась в его лицо. Я ждала, что вот сейчас он откроет от удивления рот, а в глазах вспыхнет восторг. Но на лице у него не дрогнул ни один мускул, оно осталось неподвижным, как маска. Он лишь смотрел на меня.
– Ты ждешь ребенка? – повторил он.
Я сжала его руку.
– Это замечательно, правда? Бертран, это ведь замечательно, скажи!
Он по-прежнему молчал. Я ничего не могла понять.
– И давно ты беременна? – соизволил поинтересоваться он наконец.
– Я только что узнала об этом, – пробормотала я, неприятно пораженная его равнодушием.
Он потер глаза, как делал всегда, когда чувствовал усталость или был расстроен. Он ничего не сказал, и я тоже хранила молчание.
Тишина повисла над нами, как густой туман. Я буквально ощущала ее кончиками пальцев.
Официантка принесла первую перемену блюд. Никто из нас не притронулся к спарже.
– В чем дело? – спросила я. У меня больше не было сил молчать.
Он вздохнул, покачал головой, снова потер глаза.
– Я думала, ты обрадуешься… Придешь в восторг… – прошептала я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
Он, подперев подбородок рукой, глядел на меня.
– Джулия, я устал и сдался.
– Но ведь и я тоже! Я тоже перестала надеяться.
В глазах у него появилось мрачное и торжественное выражение. Похоже, он принял окончательное решение, и оно мне не нравилось.
– Что ты имеешь в виду? – сказала я. – Из-за того, что ты потерял надежду, ты не можешь…
– Джулия, меньше чем через три года мне исполнится пятьдесят…
– Ну и что? – воскликнула я, чувствуя, как у меня горят щеки.
– Я не хочу быть престарелым отцом, – тихо закончил он.
– Побойся Бога, – прошептала я.
Молчание.
– Мы не можем оставить этого ребенка, Джулия, – негромким и нежным голосом произнес он. – У нас теперь совсем иная жизнь. Зоя вскоре станет девушкой. Тебе уже сорок пять. Наша жизнь не та, что была раньше. И еще один ребенок в нее не вписывается.
Слезы хлынули ручьем, потекли у меня по лицу, обильно смачивая еду на тарелке.
– Ты хочешь сказать, – с трудом выдавила я, – ты хочешь сказать, что я должна сделать аборт?
Семейство за другим столиком с нескрываемым интересом уставилось на нас, прислушиваясь к нашему разговору. Но мне было плевать.
Как всегда в минуты кризиса, я перешла на родной язык. В такой момент я просто не могла говорить по-французски.
– Ты хочешь, чтобы я сделала аборт, и это после трех выкидышей? – срывающимся голосом спросила я.
Его лицо было печальным. Оно выражало грусть и нежность. Мне захотелось ударить по нему кулаком, ударить изо всей силы.
Но я не могла этого сделать. Я могла лишь разрыдаться в салфетку. Он гладил меня по голове, бормотал слова утешения, повторял, что любит меня.
Я не желала его слушать.
* * *
Они проснулись, когда на землю уже опустилась ночь. Лес больше не казался мирным и приветливым другом, с которым они не расставались сегодня почти весь день. Он высился вокруг них, огромный, темный, полный непонятных запахов и звуков. Они медленно двинулись через заросли папоротника, держась за руки, замирая при каждом постороннем звуке. Им казалось, что с каждым шагом ночь становится все чернее и чернее, страшнее и страшнее. Но они продолжали идти вперед. Девочка думала, что вот-вот просто упадет на землю от изнеможения. Но теплая рука Рахили поддерживала и ободряла ее.
Наконец они вышли на широкую тропинку, петлявшую по луговой равнине. Вдалеке мрачной стеной стоял лес. Девочки подняли головы к хмурому, безлунному небу.
– Смотри, – сказала Рахиль, указывая вперед. – Автомобиль.
Они увидели снопы яркого света от фар, прорезавшие ночь. Фары были затемнены черной краской, так что оставалась только узенькая полоска, через которую и бил свет. Девочки услышали рокот приближающегося мотора.
– Что делать? – спросила Рахиль. – Будем останавливать машину или нет?
Но тут девочка увидела еще одну пару затемненных фар, а за ними еще одну. К ним приближалась целая колонна машин.
– Пригнись, – прошептала она, дергая Рахиль за юбку. – Быстрее!
Кустов, в которых можно спрятаться, поблизости не было. Поэтому девочка просто легла на живот, уткнув лицо в землю.
– Зачем? Что ты делаешь? – воскликнула Рахиль.
Но потом поняла и она.
Это были немцы. Немецкие солдаты, двигающиеся куда-то походным порядком.
Рахиль рухнула на землю рядом с девочкой.
Рев мощных моторов стал громче, машины приближались. В тусклом свете фар девочка заметила блестящие каски солдат, сидевших в кузовах. Они обязательно увидят нас, подумала девочка. Мы не сможем спрятаться. Нам негде укрыться, и они обязательно увидят нас.
Мимо промчался первый вездеход, за ним последовали остальные. Лица девочек запорошила густая белая пыль. Они старались не закашляться и лежали, не шелохнувшись. Девочка уткнулась лицом в землю и зажала уши ладошками. Колонна машин казалась бесконечной. Заметят ли солдаты темные контуры их тел на обочине проселочной дороги? Девочка сжалась в ожидании криков, визга тормозов останавливающихся машин, стука распахивающихся дверец, быстрых шагов и грубых рук, хватающих их за плечи.
Но вот проехала последняя машина, и рев ее мотора стих в ночи. Вернулась тишина. Девочки подняли головы. Дорога была пуста, если не считать клубов белой пыли, поднятой колесами тяжелых автомобилей. Они выждали несколько минут, а потом двинулись по тропинке в противоположном направлении. Вдалеке между деревьями показался мерцающий огонек. Он звал и манил к себе. Девочки подобрались ближе, по-прежнему держась обочины дороги. Они осторожно открыли калитку и подошли к дому. Он похож на ферму, подумала девочка. В открытое окно они увидели женщину, которая читала, сидя у камина, а рядом расположился мужчина с трубкой. В ноздри им ударил дразнящий аромат еды.
Не колеблясь и не раздумывая, Рахиль постучала в дверь. Изнутри кто-то отдернул хлопчатобумажную занавеску. У женщины, которая смотрела на них сквозь стекло, было вытянутое, костлявое лицо. Она долго разглядывала девочек, потом задернула занавеску. Дверь она не открыла.
Рахиль постучала снова.
– Пожалуйста, мадам! Не дадите ли вы нам напиться и немного поесть?
Занавеска не шелохнулась. Девочки подошли к открытому окну и остановились перед ним. Мужчина с трубкой поднялся из кресла.
– Уходите, – низким угрожающим голосом заговорил он. – Убирайтесь отсюда.
Позади него маячила женщина с костлявым лицом. Она молчала.
– Пожалуйста, немного воды… – взмолилась девочка.
Створка окна со звоном захлопнулась.
Девочке хотелось плакать. Как могут эти фермеры быть такими жестокими? В комнате на столе лежал хлеб, она видела его. И кувшин с водой там тоже стоял. Рахиль потащила ее в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82