– Как насчет того, чтобы зайти ко мне и выпить чаю со льдом или чего-нибудь в этом роде? На улице дьявольски жарко. А заодно и подождете маму. Мы услышим машину, когда она подъедет.
– Я бы не хотела причинять вам ненужные хлопоты…
– Мои малыши катаются с отцом на озере Лиллинона, так что, прошу вас, чувствуйте себя как дома!
Я выбралась из машины, нервничая все больше и больше, и последовала за Орнеллой в маленький внутренний дворик соседнего дома, который был построен в том же стиле, что и особнячок Рейнсфердов. На лужайке в беспорядке валялись детские игрушки, пластиковые диски «летающих тарелок», безголовые куклы Барби и детали конструктора «Лего». Усаживаясь в прохладной тени, я мимоходом подумала о том, сколько раз сюда приходила Сара Старжински, чтобы понаблюдать за тем, как играют ее внуки. Поскольку она жила в соседнем доме, то, надо полагать, приходила сюда каждый день.
Орнелла протянула мне высокий стакан чая со льдом, который я с благодарностью приняла. Мы сидели и потягивали напиток.
– Вы живете поблизости? – нарушила она молчание.
– Нет, я живу во Франции. В Париже. Я вышла замуж за француза.
– Париж, надо же… – закудахтала она. – Красивый город, наверное?
– Вы правы, но сейчас я очень рада, что вернулась домой. Моя сестра живет на Манхеттене, а мои родители – в Бостоне. Я приехала к ним на лето погостить.
Зазвонил телефон. Орнелла зашла в дом, чтобы ответить. Пробормотав что-то в трубку, она вернулась во дворик.
– Это была Милдред, – сообщила она.
– Милдред? – непонимающе переспросила я.
– Сиделка моего отца.
Ага, это, должно быть, та самая женщина, с которой вчера разговаривала Чарла. Та самая, которая сказала, что он уже стар и прикован к постели.
– Вашему отцу… стало лучше? – нерешительно поинтересовалась я, совершенно не зная, что сказать.
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, увы. Рак слишком запущен. Он недолго протянет. Он уже не может разговаривать и даже не приходит в сознание.
– Мне очень жаль, – пробормотала я.
– Слава Богу, мама не опустила руки. Она очень энергичная женщина. И именно она помогает мне пережить этот кошмар, хотя, по идее, все должно было быть наоборот. Она замечательный человек. Как и мой муж Эрик. Боюсь даже представить, что бы я без них делала.
Я кивнула. И тут мы услышали скрип колес по гравию.
– А вот и мама! – воскликнула Орнелла.
Я услышала, как хлопнула дверца автомобиля, а потом послышались шаги по подъездной дорожке, посыпанной гравием. В следующее мгновение из-за забора долетел высокий, очень приятный голос:
– Нелла! Нелла!
В нем чувствовался забавный, слегка картавый иностранный акцент.
– Иду, мама.
Сердце готово было выскочить у меня из груди. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы хоть немного успокоиться. Глядя вслед Орнелле, которая, виляя квадратными бедрами, торопливо семенила по лужайке, я вдруг почувствовала, как меня охватывает возбуждение и предвкушение чего-то необычного.
Сейчас я увижу Сару Старжински. Я увижу ее собственными глазами. И одному Богу известно, что я ей скажу.
Хотя Орнелла остановилась всего в нескольких шагах от меня, ее голос доносился как будто издалека.
– Мам, это Джулия Джермонд, знакомая дяди Лоренцо, она из Парижа, проездом через Роксбери…
Улыбающаяся женщина, которая приближалась ко мне, была одета в красное платье, доходившее до середины лодыжек. Ей уже перевалило за пятьдесят, пожалуй, даже ближе в шестидесяти. Она обладала тем же коренастым сложением, что и дочь: покатые плечи, крутые бедра, полные руки и широкие ладони. Черные волосы с проседью стянуты в узел на затылке, загорелая, испещренная морщинками кожа и угольно-черные глаза.
Черные глаза.
Это никак не могла быть Сара Старжински. В этом я была уверена.
* * *
– Значит, вы приятельница Лоренцо, si? Очень приятно!
В речи ее слышался итальянский акцент. Я не могла ошибиться. Эта женщина явно была стопроцентной итальянкой.
Я попятилась, растерянно бормоча:
– Прошу простить меня, ради Бога…
Орнелла и ее мать во все глаза уставились на меня. Улыбки на их лицах исчезли.
– Думаю, мне дали адрес не той миссис Рейнсферд.
– Не той миссис Рейнсферд? – эхом откликнулась Орнелла.
– Я ищу миссис Сару Рейнсферд, – сказала я. – Очевидно, меня ввели в заблуждение.
Мать Орнеллы вздохнула и потрепала меня по руке.
– Не расстраивайтесь. Подобные вещи случаются.
– Пожалуй, мне лучше уехать, – пробормотала я, чувствуя, как горит лицо. – Прошу простить меня за то, что отняла у вас время.
Я повернулась и направилась к своей машине, дрожа от стыда и разочарования.
– Мисс! – донесся до меня ясный и чистый голос миссис Рейнсферд. – Мисс, подождите!
Я остановилась. Она поспешно подошла и положила пухлую руку мне на плечо.
– Послушайте, вас не ввели в заблуждение.
Я нахмурилась.
– Что вы имеете в виду?
– Эта французская девчонка, Сара, была первой женой моего супруга.
Я в изумлении смотрела на нее.
– Вы не знаете, где она сейчас? – выдохнула я.
Пухлая рука снова потрепала меня по плечу. В черных глазах появилась грусть.
– Милая, она мертва. Она умерла еще в семьдесят втором году. Жаль, что не могу сообщить вам более приятные известия.
Понадобилась целая вечность, чтобы до меня дошел смысл ее слов. Голова у меня пошла кругом. Должно быть, во всем виновата проклятая жара и раскаленные солнечные лучи, падавшие с безоблачного неба.
– Нелла! Принеси воды, быстрее!
Миссис Рейнсферд взяла меня за руку, отвела обратно к крыльцу и усадила на деревянную скамейку, подбитую войлоком. Потом дала мне напиться. Зубы у меня лязгнули о край стакана, я вытерла рот рукой и поблагодарила ее.
– Мне очень жаль сообщать вам такие плохие известия, поверьте мне.
– Как она умерла? – прошептала я.
– Автомобильная катастрофа. Они с Ричардом поселились в Роксбери в самом начале шестидесятых. На дороге образовалась наледь, и машину Сары занесло. Она врезалась в дерево. Видите ли, зимой здесь ездить очень опасно. Смерть наступила мгновенно.
Я не могла говорить. Я чувствовала себя совершенно разбитой.
– Вы расстроились, милочка. Право же, успокойтесь, – пробормотала она, гладя меня по щеке материнским жестом.
Я тряхнула головой, пролепетала что-то нечленораздельное. Из меня как будто выдернули стержень, осталась одна оболочка. Мысль о том, что предстоит долгое возвращение в Нью-Йорк, приводила меня в отчаяние. Мне страшно хотелось заплакать. А потом… Что я скажу Эдуарду, что я скажу Гаспару? Что она мертва? И это все? Что больше ничего нельзя сделать?
Она умерла. Умерла в возрасте сорока лет. Ее больше нет. Она мертва. Мертва.
Сара умерла. Я не смогу поговорить с ней. Не смогу извиниться перед ней, не смогу извиниться за себя, за Эдуарда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82