Он не сказал ни «да» ни «нет», но его явно развеселил тот факт, что скептик-журналист этого не исключает. Возможно, вместо ответа он рассказал мне историю своего рождения.
У его матери уже было четырнадцать детей, Далай-лама был четвертым сыном, когда она снова забеременела. Однако новорожденный умер, и горе матери было безграничным. Пришел лама и сказал: «Не отчаивайся. Этот сын родится вновь». И прежде чем тело мальчика унесли на погребальную церемонию, лама нанес знак на его ягодице. И когда родился следующий ребенок, у него на ягодице был тот же знак. Это и был он, последний из братьев.
Леопольд регулярно принимал свои овечьи катышки и через несколько недель был здоров. Пилюли ему помогли или все прошло само собой, кто знает? Как бы то ни было, у меня от встречи со старым врачом остались самые добрые воспоминания, и вот теперь я снова еду к нему – на сей раз узнать, нет ли какого-нибудь средства для меня.
На рассвете поезд прибыл на станцию. До Дхарамсалы оставалось четыре часа езды на машине. Я взял такси в складчину с английской девушкой и еще с двумя молодыми людьми. Они ехали туда впервые, но знали, что в эти дни Далай-лама проводит ряд специальных показательных «наставлений». Я об этом не знал и никуда заранее не записывался. Вдобавок все пошло вкривь и вкось, как мне тогда показалось. Я узнал, что доктор Коедрак болеет и не сможет принять нас в ближайшие дни, что пансион, как и прочие гостиницы, был переполнен иностранцами, съехавшимися послушать «наставления».
Я уже был готов снова уехать, но тут, благодаря цепочке совпадений, встретил принца Рупендру, молодого отпрыска очень древнего местного рода, и он предложил мне стать первым гостем в старом бунгало Хари Коти.
Рупендра поселил меня в «Королевском номере», бывшей комнате своей бабушки, а за сотню лет до меня там переночевал Вивекананда, знаменитый мистик, ученик Рамакришны. Пансион Хари Коти со старыми фотографиями предков на стенах, со слугами в ливреях и развевавшимся штандартом раджей – все это была другая, непривычная мне Дхарамсала. Однако принц сделал все возможное, чтобы я чувствовал себя как дома, и однажды вечером, зная, что я интересуюсь тибетской медициной, устроил ужин, на который пригласил и гостью из Голландии, врача по специальности.
Она тоже приехала в Дхарамсалу в погоне за мифом. Ей хотелось помочь тибетцам и разузнать что-нибудь об их взгляде на болезни и способы их лечения. Больше года она проработала в местной тибетской больнице и, раздосадованная, собралась уезжать. «Тибетцев, – говорила она, – уже испортил усиленный интерес со стороны иностранцев».
Ну а их медицина? «То немногое хорошее, что она содержала, пришло из аюрведы, и тому, кто ищет альтернативные способы лечения, следует обратиться именно к ней», – сказала голландка. Тибетские же врачи, по ее мнению, сами не верят в тибетские средства. Как только у кого-то из них начинался кашель или у ребенка поднималась температура, они прибегали к ней за антибиотиками и витаминами. Да, тибетцы утверждают, что их «драгоценные пилюли» могут вылечить человека от гепатита, или, вернее, трансформировать гепатит В, тот, что может привести к раку и роковым последствиям, в гепатит неопасный, но подтвердить это научно ей не удалось.
Выходит, она не видела случаев исцеления при помощи тибетских лекарств?
Нет, был один случай с западным юношей, который не захотел принимать аллопатические лекарства. Но у него, скорее всего, был вирусный гепатит, от которого он и так бы выздоровел. Зато она видела, как многие умирали только потому, что какой-нибудь лама, проведя сеанс ясновидения, убеждал их не ходить в больницу и не давать себя оперировать западным врачам – таким, как она.
– А как же «особые способности», – спросил я ее. – Значит, их вообще не существует? Даже сделать так, чтобы ручка исчезла, никто не может?
– Если бы они были, эти сверхъестественные способности, почему же тогда ими не воспользовались для защиты от китайцев? – спросила она.
Все это могущество, эти особые способности – ловушка, в которую угодили сами тибетцы. Во времена английской экспедиции 1903 года они были убеждены, что неуязвимы для пуль, и их буквально изрешетили пулеметы.
Впечатления голландки заставили меня призадуматься. Они не слишком отличались от наблюдений путешественников в былые времена. В 1900 году загадочному японскому монаху по имени Екай Кавагучи удалось, прикинувшись паломником, проникнуть в Тибет и провести там три года. В книге, которую он написал по возвращении в Японию, Кавагучи рассказывает о царящей повсюду антисанитарии, о полном отсутствии медицинской практики, о том, как он стал здесь невероятно популярным благодаря тем немногим знаниям, которые он приобрел в детстве, листая книги своего дедушки-врача. Когда в монастыре, в котором поселился Кавагучи, два монаха сцепились и сильно поколотили друг друга, только он – при том, что там было около тысячи лам, – сумел вправить одному из драчунов вывихнутое плечо.
Как могло случиться, что столько людей считают тибетскую медицину одним из ценных альтернативных методов, если еще сто лет тому назад сами тибетцы относились к ней так несерьезно? Вот тибетская поговорка, которую приводит Кавагучи: «В Тибете что ни монгол – то врачеватель».
Вот так и Генрих Харрер, австриец, автор книги «Семь лет в Тибете», один из очень немногих иностранцев, живших в Лхасе в годы Второй мировой войны, не находит ни одного доброго слова для тибетской медицины и рассказывает, как больные предпочитают обращаться к прорицателям или знахарям, лечащим наложением рук, а не к ламам из Школы медицины.
Собственно, и у меня тоже при посещении Лхасы в 1979 году не сложилось особо положительного мнения об этой школе. Однажды утром, незадолго до рассвета, выменяв свой «Полароид» на велосипед, мне удалось сбежать от китайского «хвоста» и взобраться на Холм Медицины. Там я встретил восход; подо мной расстилалась равнина Лхасы, напротив виднелся фасад Поталы; а я стоял среди руин. Это были развалины старого здания Школы, которое китайцы обстреляли из пушек и сравняли с землей, объявив «гнездом сопротивления». Для тибетцев это место осталось священным. При первом свете дня я увидел десятки людей, которые поднимались наверх, скребли камень и собирали пыль. Я не понимал, что происходит; ко мне на помощь пришел один старик, который говорил по-китайски. По его словам, эта пыль, взболтанная в воде, помогает от любых болезней.
Может, голландка не так уж и заблуждалась, полагая, что тибетская медицина никогда не имела собственной традиции, а на протяжении последнего века и вовсе свелась к суевериям.
«Если пациент, придя к врачу, ступит в кабинет левой ногой, а не правой, лечение будет успешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
У его матери уже было четырнадцать детей, Далай-лама был четвертым сыном, когда она снова забеременела. Однако новорожденный умер, и горе матери было безграничным. Пришел лама и сказал: «Не отчаивайся. Этот сын родится вновь». И прежде чем тело мальчика унесли на погребальную церемонию, лама нанес знак на его ягодице. И когда родился следующий ребенок, у него на ягодице был тот же знак. Это и был он, последний из братьев.
Леопольд регулярно принимал свои овечьи катышки и через несколько недель был здоров. Пилюли ему помогли или все прошло само собой, кто знает? Как бы то ни было, у меня от встречи со старым врачом остались самые добрые воспоминания, и вот теперь я снова еду к нему – на сей раз узнать, нет ли какого-нибудь средства для меня.
На рассвете поезд прибыл на станцию. До Дхарамсалы оставалось четыре часа езды на машине. Я взял такси в складчину с английской девушкой и еще с двумя молодыми людьми. Они ехали туда впервые, но знали, что в эти дни Далай-лама проводит ряд специальных показательных «наставлений». Я об этом не знал и никуда заранее не записывался. Вдобавок все пошло вкривь и вкось, как мне тогда показалось. Я узнал, что доктор Коедрак болеет и не сможет принять нас в ближайшие дни, что пансион, как и прочие гостиницы, был переполнен иностранцами, съехавшимися послушать «наставления».
Я уже был готов снова уехать, но тут, благодаря цепочке совпадений, встретил принца Рупендру, молодого отпрыска очень древнего местного рода, и он предложил мне стать первым гостем в старом бунгало Хари Коти.
Рупендра поселил меня в «Королевском номере», бывшей комнате своей бабушки, а за сотню лет до меня там переночевал Вивекананда, знаменитый мистик, ученик Рамакришны. Пансион Хари Коти со старыми фотографиями предков на стенах, со слугами в ливреях и развевавшимся штандартом раджей – все это была другая, непривычная мне Дхарамсала. Однако принц сделал все возможное, чтобы я чувствовал себя как дома, и однажды вечером, зная, что я интересуюсь тибетской медициной, устроил ужин, на который пригласил и гостью из Голландии, врача по специальности.
Она тоже приехала в Дхарамсалу в погоне за мифом. Ей хотелось помочь тибетцам и разузнать что-нибудь об их взгляде на болезни и способы их лечения. Больше года она проработала в местной тибетской больнице и, раздосадованная, собралась уезжать. «Тибетцев, – говорила она, – уже испортил усиленный интерес со стороны иностранцев».
Ну а их медицина? «То немногое хорошее, что она содержала, пришло из аюрведы, и тому, кто ищет альтернативные способы лечения, следует обратиться именно к ней», – сказала голландка. Тибетские же врачи, по ее мнению, сами не верят в тибетские средства. Как только у кого-то из них начинался кашель или у ребенка поднималась температура, они прибегали к ней за антибиотиками и витаминами. Да, тибетцы утверждают, что их «драгоценные пилюли» могут вылечить человека от гепатита, или, вернее, трансформировать гепатит В, тот, что может привести к раку и роковым последствиям, в гепатит неопасный, но подтвердить это научно ей не удалось.
Выходит, она не видела случаев исцеления при помощи тибетских лекарств?
Нет, был один случай с западным юношей, который не захотел принимать аллопатические лекарства. Но у него, скорее всего, был вирусный гепатит, от которого он и так бы выздоровел. Зато она видела, как многие умирали только потому, что какой-нибудь лама, проведя сеанс ясновидения, убеждал их не ходить в больницу и не давать себя оперировать западным врачам – таким, как она.
– А как же «особые способности», – спросил я ее. – Значит, их вообще не существует? Даже сделать так, чтобы ручка исчезла, никто не может?
– Если бы они были, эти сверхъестественные способности, почему же тогда ими не воспользовались для защиты от китайцев? – спросила она.
Все это могущество, эти особые способности – ловушка, в которую угодили сами тибетцы. Во времена английской экспедиции 1903 года они были убеждены, что неуязвимы для пуль, и их буквально изрешетили пулеметы.
Впечатления голландки заставили меня призадуматься. Они не слишком отличались от наблюдений путешественников в былые времена. В 1900 году загадочному японскому монаху по имени Екай Кавагучи удалось, прикинувшись паломником, проникнуть в Тибет и провести там три года. В книге, которую он написал по возвращении в Японию, Кавагучи рассказывает о царящей повсюду антисанитарии, о полном отсутствии медицинской практики, о том, как он стал здесь невероятно популярным благодаря тем немногим знаниям, которые он приобрел в детстве, листая книги своего дедушки-врача. Когда в монастыре, в котором поселился Кавагучи, два монаха сцепились и сильно поколотили друг друга, только он – при том, что там было около тысячи лам, – сумел вправить одному из драчунов вывихнутое плечо.
Как могло случиться, что столько людей считают тибетскую медицину одним из ценных альтернативных методов, если еще сто лет тому назад сами тибетцы относились к ней так несерьезно? Вот тибетская поговорка, которую приводит Кавагучи: «В Тибете что ни монгол – то врачеватель».
Вот так и Генрих Харрер, австриец, автор книги «Семь лет в Тибете», один из очень немногих иностранцев, живших в Лхасе в годы Второй мировой войны, не находит ни одного доброго слова для тибетской медицины и рассказывает, как больные предпочитают обращаться к прорицателям или знахарям, лечащим наложением рук, а не к ламам из Школы медицины.
Собственно, и у меня тоже при посещении Лхасы в 1979 году не сложилось особо положительного мнения об этой школе. Однажды утром, незадолго до рассвета, выменяв свой «Полароид» на велосипед, мне удалось сбежать от китайского «хвоста» и взобраться на Холм Медицины. Там я встретил восход; подо мной расстилалась равнина Лхасы, напротив виднелся фасад Поталы; а я стоял среди руин. Это были развалины старого здания Школы, которое китайцы обстреляли из пушек и сравняли с землей, объявив «гнездом сопротивления». Для тибетцев это место осталось священным. При первом свете дня я увидел десятки людей, которые поднимались наверх, скребли камень и собирали пыль. Я не понимал, что происходит; ко мне на помощь пришел один старик, который говорил по-китайски. По его словам, эта пыль, взболтанная в воде, помогает от любых болезней.
Может, голландка не так уж и заблуждалась, полагая, что тибетская медицина никогда не имела собственной традиции, а на протяжении последнего века и вовсе свелась к суевериям.
«Если пациент, придя к врачу, ступит в кабинет левой ногой, а не правой, лечение будет успешным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176