Сейчас она держалась железно со мной. Она была непрошибаема.
Что там происходило на самом деле, я не знал.
Лили уехала отдыхать на озеро, в гости к одной женщине, которая немножко меня доставала, но была столь любезна, что увозила Лили вместе со своими двумя сыновьями, когда на меня обрушивались каникулы. Я ведь был отцом-одиночкой и пытался сам растить восьмилетнюю дочь – со всеми заморочками, какие к этому прилагаются.
Когда наступало лето, я начинал рвать на себе волосы. Что придумать на эти два месяца? Окажусь ли я на высоте, смогу ли соответствовать ожиданиям Лили – ведь кто знает, что там у нее в голове?
По выходным я ездил ее навещать. Я оставался сидеть с детьми и отпускал Кароль с мужем – его звали Ришар – сплавать на лодке поудить рыбу.
– Да нет же, Лили нисколько нам не в тягость, – уверяла Кароль. – Совсем наоборот, мальчики ужасно рады, что она с нами.
По вечерам, пока Ришар совершал моцион, мы с Кароль наблюдали, как дети играют на берегу, и я, по правде сказать, немного успокаивался. А то меня все мучило чувство вины.
Как-то утром, видя, что я сижу на террасе в задумчивости, Кароль спросила, чем я расстроен.
– Он даже не докрасил кухню, – ответил я. – И не брился несколько дней.
Я рассказал ей, как накануне вечером заглянул к матери и что там нашел. Атмосфера в квартире была тягостная. Точно там разрослись невидимые джунгли. Мать ходила с каменным лицом. Чтобы заполнить томительные паузы, мы распили на троих полбутылки белого мартини.
– Знаешь, приезжай сюда на несколько дней, – предложила Кароль. – Расслабишься немного. Они там без тебя сами разберутся.
Ришар регулярно ездил в город и обратно, а я никак не мог решиться. Не хотелось усложнять – и без того все было сложно. И потом, меня целиком поглощали приключения матери.
– Мои родители ведь развелись, – продолжала Кароль. – Я тебе не говорила? Слава богу, я не стала влезать в их дела. И твои сами разберутся.
Она предложила пойти искупаться, но я сел в машину и вернулся в город.
Вся эта история действовала мне на нервы. До такой степени, что однажды ночью случилось то, чего не случалось никогда прежде: включилась сигнализация.
Потом я долго лежал на кровати, сердце все еще бешено колотилось. Ободранные веревкой руки горели. Я снова и снова вспоминал, как из машин выскакивали полицейские, а я бежал от них, таща в каждой руке по сумке, затем перемахнул через забор – и чудом сумел скрыться.
Я ходил взад-вперед по комнате и бил кулаком по ладони.
Как я мог позволить себе отвлечься хоть на миг? Как мог расслабиться в тот момент, когда все современные технологии работали против меня? Я что, сбрендил? Или сам себе враг? Или обманываю себя?
На следующий день я наблюдал, как Лили качается на качелях, сделанных из шины, и думал о том, что жизнь – это такой большой спрут.
Однажды мать опоздала в магазин.
Когда она вошла, я поднял голову, и мне вдруг показалось, что передо мной старуха. Это длилось секунду, но я наконец все понял и решил снова с ней поговорить, когда мы ели салат на террасе кафе.
Начал я с того, что взял ее за руку. Потом я эту руку поцеловал. Потом стал умолять не молчать, не держать меня на расстоянии, не относиться ко мне как к врагу, потому что я не могу этого вынести.
– Я же вижу, что у тебя не все ладно. Я хочу помочь тебе, дорогая моя. Чем же еще я, по-твоему, занимаюсь все эти годы?
– Ты меня попрекаешь?
– Да нет же! Просто ты моя мать, и у тебя проблемы. Если хочешь, решим их вместе. Ведь именно для этого я и существую. Жалко, что ты не поняла этого до сих пор, вот и все.
К трем часам дня мы заказали по пятьдесят шестой чашке кофе. Мать долго не сдавалась. Пришлось воскресить в памяти множество событий нашей давней совместной жизни, напомнить про места, где мы жили, про все хорошее, что с нами случалось. Мы начали вспоминать, смеялись, пересказывали друг другу подробности, кто как их запомнил, и без конца пересаживались за столом вслед за тенью от зонтика.
В последний раз я видел отца в одиннадцать лет. Всю последующую жизнь я провел рядом с матерью. Я напомнил ей, что она никогда не умела долго что-нибудь от меня скрывать.
– Ты в этом как будто не уверен, – ответила она.
– Конечно не уверен. У каждого свои слабости.
Она смотрела на меня, покачивая головой. Как будто изучала каждую черточку моего лица.
– И все же я делала то, что считала лучшим – для тебя и для себя, – произнесла она наконец.
– Да, только сделать ничего невозможно. Мы об этом, кажется, достаточно говорили. Я живу так, как мне хочется. Перестань думать, что ты в этом виновата. Прошу тебя.
– Но вот только в любви ты не понимаешь ничего. Ты не знаешь, что это такое.
– Кто же тут виноват? Никто. И от меня это тоже не зависит. Что я, по-твоему, должен делать? Объявление повесить? Что ж, я готов. Действительно готов.
Она снова долго меня разглядывала, потом решилась наконец признаться: Венсан пьет не просыхая.
– Ну, значит, ты меня понимаешь, – ответил я. – Ведь нет никакой гарантии, что попадется хороший человек. Вероятность крайне невелика.
Однажды утром я зашел к матери и застал Венсана перед телевизором. Рядом стояла початая бутылка. Он смотрел религиозную передачу.
Я схватил его и поволок в ванную. Он не особо и упирался. Я стащил с него одежду, намылил жидким мылом с тонизирующим эффектом и стал поливать из душа. Потом побрил и одел. Он нес какую-то невнятицу, но я не обращал внимания.
– Его песенка спета, – заключил Борис после беглого осмотра.
Пока Венсан одевался в соседней комнате, Борис объяснил мне, что печень у него практически разложилась, причем началось это не вчера.
– А ты не хочешь поучаствовать в покупке «Турбо Скайлейн»? – предложил он, когда Венсан вышел к нам, с грехом пополам застегивая рубашку. – Я беру на себя парашюты.
– Не знаю. Подумаю, – отвечал я.
– Тебе разве не хочется стать легким как воздух? Испытать ощущение невесомости? Сбросить с себя тяжесть этой хреновой жизни? Чего тут думать!
На обратном пути я остановился на заправке и подвел Венсана к кофейному автомату.
– Плевать я хотел на то, что он там плетет. Хрень какая-то, – бормотал он.
Я молча кивнул. В тот момент я бы дорого дал, чтобы оказаться в маленьком самолетике – хотя лучше бы это был планер – на высоте двадцати тысяч футов над землей. Пусть даже с таким пилотом-любителем, как Борис.
Едва войдя в квартиру, Венсан снова плюхнулся в кресло перед телевизором и включил тот же канал. На сей раз за круглым столом обсуждалась проблема безбрачия священников.
– Интересно? – спросил я.
– Расслабляет, – буркнул он. – Не могу смотреть ничего другого. Тут хоть думать не надо.
– А о ней ты думаешь?
– Только о ней и думаю. Вообще-то говоря, это мало что меняет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33