"П-привет, ст-тарик! К-как хорошо, чт-то т-ты мне зв-звонишь.
Т-ты прямо т-телепат! Я т-только собрался набрать т-твой номер, - а т-ты
т-тут к-как т-тут. К-когда соб-бираемся? Не п-пятого ли? Я т-так и з-знал.
Не у Лад-дика ли? От-ткуда мне из-звестно? Инт-туиция, ст-таричок!..."
Никита клал трубку и некоторое время сидел, окаменев лицом и
уставившись в пространство. Через две-три минуты удивление стиралось из
памяти.
Как-то раз мы в полном составе - правда, без Булата Аникаева - сидели
в комнате Толи Каштаркина, манипулятора и поклонника синекдохи. Мы сидели
в комнате, полной сюрпризов, и, пребывая в отличном настроении,
наслаждались фокусами Толи. Он вытаскивал из наших карманов колоды карт,
жонглировал шестнадцатью шариками, извлекал изо рта длинные гирлянды
бритвенных лезвий, играл веревочками, связывая их в немыслимые узлы, из
которых вырастали живые цветы и вылетали бабочки, превращавшиеся в клочья
газетной бумаги, ломались пальцами металлические рубли-монеты с ружейным
треском, чтобы тут же предстать перед нашими глазами целехонькими. Все
расслабились, никто в тот день не принес новых рукописей, а обсуждать
старые не было смысла. По комнате перепархивали сочные анекдоты. И вдруг,
когда Шушуня Майский, матерщинный жизнелюб, ввернул что-то совсем уж
полисексуальное, обрисовав картину, от которой все застыли с разинутыми
ртами и слезами на глазах, в воздухе раздалось сдавленное девическое
хихиканье. Абсолютно точно, что девическое - никто из нас таким голосом не
обладал. Мы изумленно переглянулись и раздумали смеяться, а Игоряша
скорчил недовольную мину.
- Оленька! Я же умолял тебя быть сдержанной, - укоризненно произнес
он. - Я взял тебя при условии строжайшего молчания, а теперь пеняй на
себя, - и Игоряша небрежно взмахнул рукой.
На подоконнике появилась фигура потрясающе красивой девушки в изящном
платье сафари. Она залилась краской и уткнулась лицом в ладони - то ли от
хохота, то ли от смущения.
- Разморожу завтра! - холодно и странно заявил Игоряша и вторично
взмахнул рукой.
Девушка исчезла, словно в кинотрюке.
Все загалдели, но тут же опомнились и в смятенном молчании воззрились
на Игоряшу.
Почти полторы минуты - как в "Ревизоре", - длилась немая сцена.
Зимарь-патетик Шушуня Майский сидел красный как кирпич,
семасиолог-любитель Толя Каштаркин рвал в клочья туза пик из секретной
колоды, поклонник Эзопа Никита Котляренко совал мимо рта таблетку
рудотеля, Рубенид Нерголин, гений рапидной новеллы, отъезжал на стуле в
угол, Петя Кровский, отец импатоведения, надрывно икал, а эпистолярный
пират Боря Бруденко возил руками по опустевшему подоконнику.
Наконец Игоряша встал и спокойно воздел руки.
Он щелкнул пальцами - на столе возник японский видеомагнитофон.
Игоряша притопнул ногой - на колени Герарду Экудянову, фотолюбителю и
профессиональному прагматику, упала суперфотокамера "Минолта Максимум" с
двумя микропроцессорами.
Игоряша издал губами чмокающий звук - перед Славиком Дорожным,
инженером по профессии и писателем-самоучкой по склонности, образовался
роскошный конволют в кожаном переплете, вобравший все малые и стыдливые
публикации Славы в многотиражной печати.
Игоряша подмигнул Паладину Гриммову, и страдающий астмой Ладик, наш
король эвфуизмов, ощутил в кармане странную тяжесть - то был флакон с
новейшим западногерманским антиастматическим средством "Супранас",
мгновенно снимающим любой, самый мучительный приступ.
И пошло-поехало. Гак Чуков, гонитель литературной скверны, получил
полное собрание сочинений Рея Брэдбери издательства "Тimeskape" - в
твердом переплете и с дарственной надписью автора. Пете Кровскому,
чемпиону оксюморона и отцу-одиночке с двумя мальчишками-сорванцами, манна
небесная явилась в виде полного комплекта гэдээровской игрушечной железной
дороги - двадцать шесть увесистых коробок, перевязанных разноцветными
вискозными ленточками. Никиту Котляренко, поэта-гилозоиста, едва не
пришибла грянувшая сверху электронная пишущая машинка "Оливетти" с
лепестковой шрифтовой головкой (машинка была в антиударной пенопластовой
упаковке, и поэтому не разбилась). Шушуне Майскому, пророку кармической
словесности, достались три подлинные тибетские тантры II века
(исчезновение их в одном лхасском монастыре едва не вызвало жестокое
кровопролитие). Боря Бруденко - хотя и демократ художественной формы, но
все же пожарник - обрел сверкающий микровзрывной огнетушитель (перенос его
из пятого из вероятностного 2О18 года в наше время вызвал две затухающие
разнонаправленные темпоральные волны, интерференция которых на рубеже XX и
XXI столетий грозила разжалованием брандмайора Бруденко с лишением его
парадной робы и именного топора). Далее: Рубениду Нерголину, канонику
строчной развертки, - ордер на новую трехкомнатную квартиру.
Кондотьеруинтерпретатору Володьке Набакову - дека "Накамичи" с сенсорным
управлением, двумя генераторами и автоматической подстройкой головки плюс
вертушка "Дюаль", колонки "Джи-Би-Эль" и усилитель "Маранц" с октавным
эквалайзером.
Наконец Булат Аникаев, камикадзе стихосложения и приват-доцент
унциального письма, вовсе впал в состояние ступора. В тот вечер он не смог
прийти на наше сборище - сидел у себя дома и самозабвенно вырезал из
вершкового куска саппанового дерева фигурку великого логофета Византии
Федора Метохита. Аникаев только сегодня закончил чтение его
астрономических сочинений и, прочитав, восхитился и вдохновился на
миниатюру. Легко можно представить кататоническое удивление Булата, когда
посреди его комнаты - ни с того ни с сего - материализовался раритетный
"Форд-Т" с включенными фарами.
Словом, каждый из нашей братии получил нечто вожделенное. Что тут
началось! О девушке Оле, испарившейся с подоконника, мы и думать забыли.
Мы кричали, прыгали, бесновались, хохотали, и даже невозмутимый обычно
хозяин квартиры Толя Каштаркин, эссеист-престидижитатор, стоял на голове.
Вот чудеса так чудеса! Вот это иллюзион! Колонки "Джи-Би-Эль" истошно
орали, "Минолта" ходила по рукам, и все, счастливые, снимались на память,
и все палили из микровзрывного огнетушителя по зажженной газовой плите,
гася пламя, и кое-кто умолял брэдберианца Чукова разбить двенадцать томов
сочинений великого Рея Дугласа на всех, и добрая душа Гак, экуменист
интеллигенции, уже почти соглашался, и...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Т-ты прямо т-телепат! Я т-только собрался набрать т-твой номер, - а т-ты
т-тут к-как т-тут. К-когда соб-бираемся? Не п-пятого ли? Я т-так и з-знал.
Не у Лад-дика ли? От-ткуда мне из-звестно? Инт-туиция, ст-таричок!..."
Никита клал трубку и некоторое время сидел, окаменев лицом и
уставившись в пространство. Через две-три минуты удивление стиралось из
памяти.
Как-то раз мы в полном составе - правда, без Булата Аникаева - сидели
в комнате Толи Каштаркина, манипулятора и поклонника синекдохи. Мы сидели
в комнате, полной сюрпризов, и, пребывая в отличном настроении,
наслаждались фокусами Толи. Он вытаскивал из наших карманов колоды карт,
жонглировал шестнадцатью шариками, извлекал изо рта длинные гирлянды
бритвенных лезвий, играл веревочками, связывая их в немыслимые узлы, из
которых вырастали живые цветы и вылетали бабочки, превращавшиеся в клочья
газетной бумаги, ломались пальцами металлические рубли-монеты с ружейным
треском, чтобы тут же предстать перед нашими глазами целехонькими. Все
расслабились, никто в тот день не принес новых рукописей, а обсуждать
старые не было смысла. По комнате перепархивали сочные анекдоты. И вдруг,
когда Шушуня Майский, матерщинный жизнелюб, ввернул что-то совсем уж
полисексуальное, обрисовав картину, от которой все застыли с разинутыми
ртами и слезами на глазах, в воздухе раздалось сдавленное девическое
хихиканье. Абсолютно точно, что девическое - никто из нас таким голосом не
обладал. Мы изумленно переглянулись и раздумали смеяться, а Игоряша
скорчил недовольную мину.
- Оленька! Я же умолял тебя быть сдержанной, - укоризненно произнес
он. - Я взял тебя при условии строжайшего молчания, а теперь пеняй на
себя, - и Игоряша небрежно взмахнул рукой.
На подоконнике появилась фигура потрясающе красивой девушки в изящном
платье сафари. Она залилась краской и уткнулась лицом в ладони - то ли от
хохота, то ли от смущения.
- Разморожу завтра! - холодно и странно заявил Игоряша и вторично
взмахнул рукой.
Девушка исчезла, словно в кинотрюке.
Все загалдели, но тут же опомнились и в смятенном молчании воззрились
на Игоряшу.
Почти полторы минуты - как в "Ревизоре", - длилась немая сцена.
Зимарь-патетик Шушуня Майский сидел красный как кирпич,
семасиолог-любитель Толя Каштаркин рвал в клочья туза пик из секретной
колоды, поклонник Эзопа Никита Котляренко совал мимо рта таблетку
рудотеля, Рубенид Нерголин, гений рапидной новеллы, отъезжал на стуле в
угол, Петя Кровский, отец импатоведения, надрывно икал, а эпистолярный
пират Боря Бруденко возил руками по опустевшему подоконнику.
Наконец Игоряша встал и спокойно воздел руки.
Он щелкнул пальцами - на столе возник японский видеомагнитофон.
Игоряша притопнул ногой - на колени Герарду Экудянову, фотолюбителю и
профессиональному прагматику, упала суперфотокамера "Минолта Максимум" с
двумя микропроцессорами.
Игоряша издал губами чмокающий звук - перед Славиком Дорожным,
инженером по профессии и писателем-самоучкой по склонности, образовался
роскошный конволют в кожаном переплете, вобравший все малые и стыдливые
публикации Славы в многотиражной печати.
Игоряша подмигнул Паладину Гриммову, и страдающий астмой Ладик, наш
король эвфуизмов, ощутил в кармане странную тяжесть - то был флакон с
новейшим западногерманским антиастматическим средством "Супранас",
мгновенно снимающим любой, самый мучительный приступ.
И пошло-поехало. Гак Чуков, гонитель литературной скверны, получил
полное собрание сочинений Рея Брэдбери издательства "Тimeskape" - в
твердом переплете и с дарственной надписью автора. Пете Кровскому,
чемпиону оксюморона и отцу-одиночке с двумя мальчишками-сорванцами, манна
небесная явилась в виде полного комплекта гэдээровской игрушечной железной
дороги - двадцать шесть увесистых коробок, перевязанных разноцветными
вискозными ленточками. Никиту Котляренко, поэта-гилозоиста, едва не
пришибла грянувшая сверху электронная пишущая машинка "Оливетти" с
лепестковой шрифтовой головкой (машинка была в антиударной пенопластовой
упаковке, и поэтому не разбилась). Шушуне Майскому, пророку кармической
словесности, достались три подлинные тибетские тантры II века
(исчезновение их в одном лхасском монастыре едва не вызвало жестокое
кровопролитие). Боря Бруденко - хотя и демократ художественной формы, но
все же пожарник - обрел сверкающий микровзрывной огнетушитель (перенос его
из пятого из вероятностного 2О18 года в наше время вызвал две затухающие
разнонаправленные темпоральные волны, интерференция которых на рубеже XX и
XXI столетий грозила разжалованием брандмайора Бруденко с лишением его
парадной робы и именного топора). Далее: Рубениду Нерголину, канонику
строчной развертки, - ордер на новую трехкомнатную квартиру.
Кондотьеруинтерпретатору Володьке Набакову - дека "Накамичи" с сенсорным
управлением, двумя генераторами и автоматической подстройкой головки плюс
вертушка "Дюаль", колонки "Джи-Би-Эль" и усилитель "Маранц" с октавным
эквалайзером.
Наконец Булат Аникаев, камикадзе стихосложения и приват-доцент
унциального письма, вовсе впал в состояние ступора. В тот вечер он не смог
прийти на наше сборище - сидел у себя дома и самозабвенно вырезал из
вершкового куска саппанового дерева фигурку великого логофета Византии
Федора Метохита. Аникаев только сегодня закончил чтение его
астрономических сочинений и, прочитав, восхитился и вдохновился на
миниатюру. Легко можно представить кататоническое удивление Булата, когда
посреди его комнаты - ни с того ни с сего - материализовался раритетный
"Форд-Т" с включенными фарами.
Словом, каждый из нашей братии получил нечто вожделенное. Что тут
началось! О девушке Оле, испарившейся с подоконника, мы и думать забыли.
Мы кричали, прыгали, бесновались, хохотали, и даже невозмутимый обычно
хозяин квартиры Толя Каштаркин, эссеист-престидижитатор, стоял на голове.
Вот чудеса так чудеса! Вот это иллюзион! Колонки "Джи-Би-Эль" истошно
орали, "Минолта" ходила по рукам, и все, счастливые, снимались на память,
и все палили из микровзрывного огнетушителя по зажженной газовой плите,
гася пламя, и кое-кто умолял брэдберианца Чукова разбить двенадцать томов
сочинений великого Рея Дугласа на всех, и добрая душа Гак, экуменист
интеллигенции, уже почти соглашался, и...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20