Читаем. Снова провал во времени — прошло ведь шестьдесят лет.
ВЫРЕЗКА ПЕРВАЯ
В июне этого года мы отправились к миссис Анне Н., бывшей драматической актрисе, 90 лет, живущей в одном из пригородов. Мы остановили машину возле особняка типа итальянской виллы. Громадная плакучая ива у крыльца, от-цветающая сирень. Навстречу нам вышла седая, немного сутулая и сильно накрашенная старуха в черных бархатных панталонах и белой вязаной кофточке. Она курила из длинного мундштука.
- Что вам угодно?—высокомерно осведомилась она.— Кто вы такие и зачем вы здесь?
Мы объяснили миссис Н., что ее родные беспокоятся о ней и обратились к нам.
— Все это вздор,— рассердилась старуха.— Пусть они меня оставят в покое.
Комнаты миссис Н. были в плачевном виде: со стен осыпалась штукатурка, повсюду груды хлама, на полу кипы книг и газет, пепельницы переполнены окурками.
— Мы слышали, что вы играли на сцене. Давно ли вы оставили свою профессию?
— Давно, К тому же я была великим драматургом. Под моей фамилией писались пьесы театральными талантами.— Она кокетливо поджала губы. Это был уже какой-то бред.— За определенную мзду, разумеется. Я была помоложе. И не все мной брезговали...
— Можно узнать, какую роль вы играли в последний раз? Старуха выпрямилась и протянула руки вперед, принимая театральную позу.
— «Я из шатра услышала твой голос,— продекламировала она приподнятым, великолепно поставленным голосом, отчетливо скандируя слова.— Привет тебе, морской богини сын!»
На меня вдруг «нашло», подаю ей реплику, по наитию переводя текст «Ифигении в Авлиде» в переводе Иннокентия Линенского на английский язык.
— «О честь святая, кто передо мною? Сколь благороден, царственен твой вид!»
Старуха удивленно подняла брови, но ответила репликой:
— «Дочь Леды, Клитемнестера, пред тобою. Ее супруг — державный Агамемнон». Но откуда вы знаете Эврипида?
— Мы видели фильм с гениальной Иреной Папас.
Луиза смотрела на нас, вытаращив глаза. Что здесь происходит?— шепнула она мне.— И кто из вас сумасшедший?
По чтение Эврипида не сделало старую актрису более гостеприимной. Она объявила, что чувствует себя утомленной, и нам пришлось уйти.
Через несколько месяцев мы стояли возле закрытой двери отдельной палаты одного из госпиталей. У миссис Н. был удар, и мы доставили ее сюда на машине «скорой помощи». Она лежала под кислородной палаткой без сознания. Когда дверь палаты открылась и оттуда вышла дежурная сестра, мы услышали отчаянный мужской крик:
— Мама! Мама! Это я, Джон, твой сын! Скажи, что ты меня любишь, мама! Посмотри, мама, вот твоя внучка Мари, моя дочь. У тебя также есть правнук Билли! Мама! Мама!
Дежурная сестра оказалсь хорошей знакомой. Вот что она нам поведала:
— Миссис Н. с детства была помешана на сцене и драматургии. Она очень любила деньги, складывала их в чулок, была до исступления жадной. Она вышла замуж за влиятельного человека, имела сына. Но вдруг оставила мужа и ребенка и уехала с какой-то труппой. Она больше никогда не вернулась к семье. Переменила имя, фамилию и жила самостоятельно, играя в театре. Она имела поклонников. Один из ее обожателей купил ей дом и обеспечил на старости лет. Она состарилась, ушла со сцены. Ее бывший муж умер. Сына она никогда не видела. Он жил в Нью-Джерси, разыскивал мать, писал ей, пытался с ней нстретиться, но она отказывались его видеть. Наверное, у нее был комплекс вины, и это ее мучило. Л может быть, она была просто дурная женщина, эгоистка. Ее сын вышел в отставку, недавно у него был коронарный тромбоз. Вот теперь он узнал, что его мать при смерти, и не отходит от ее постели. Она его покинула ребенком, но он продолжал ее помнить и тосковал о ней. Говорит, что собирал все ее портреты. Странный человек, правда?
— Может ли миссис Н. поправиться?— спросили мы.
— Ей почти 90 лет, и у нее общий рак. Она не приходит в сознание после удара и может умереть в любую минуту.
— Мама!— слышалось из палаты.— Мама, это твой сын Джон! Мама!
Мы опрометью выбежали из госпиталя. На следующий день нам сообщили, что миссис Н. умерла, не приходя в сознание.
ВЫРЕЗКА ВТОРАЯ
Холодным ветреным ноябрьским утром мы безуспешно звонили и стучали в дверь трехсемейного кирпичного дома с кровлей теремком. Здесь живет Анна Д., родом из Литвы.
— Пойдем к соседке,— решили мы.— У нее есть ключ от дома Анны.
Соседка, Дженни Т., тоже литовского происхождения, с добрым и приветливым лицом, очень обрадовалась нашему приходу.
- Помогите этой бедняжке,— говорила она, волнуясь.— Я слежу за ней, но у меня семья на руках. Знаете, если я не ни кормлю Анну, то она будет сидеть голодной. Ей привозили «обеды на колесах», но она не отпирала дверь, и развозка уезжала. У Анны есть средства, этот дом принадлежит ей, здесь живут квартиранты, но вокруг нее прахом все идет. Муж Анны недавно умер в госпитале, она не могла дать распоряжений о похоронах мужа, за телом никто не приходил, и Джона Д. зарыли на нищенском кладбище.
— Мы бы хотели повидать Анну.
— Пойдемте, но ведь она не поймет, что вы от нее хотите. Ее нужно просто отвезти в приют.
Мы объясняем этой доброй душе, что Анну нельзя устроить до тех пор, пока город не найдет для нее опекуна.
— Это ужасно,— говорит соседка.— Везде препятствия, везде формальности, а человек пропадает.
Под предводительством Дженни мы входим в квартиру. За порядком следит Дженни:
— Не могу я допустить, чтобы она жила в свинушнике.
Возле окна гостиной сидит на диване рыхлая седая женщина в махровом халате. Лицо у нее круглое, безмятежное, глаза стеклянные. Наш приход не производит на нее никакого впечатления. Дженни начинает говорить с ней по-литовски. Анна с широкой улыбкой протягивает нам руку.
— Она совсем забыла английский язык,— говорит Дженни.— Но и по-литовски она часто отвечает мне невпопад.
— Миссис Д., как ваше здоровье? Как вы себя чувствуете? Мы пришли вам помочь.
Дженни переводит вопрос на литовский язык. Анна улыбается и молчит. Дженни повторяет вопросы.
— Кофе! Кофе!— вдруг вскрикивает Анна, поднимаясь с места и хлопая в ладоши.
— Нет, спасибо, мы не хотим кофе. Спросите у нее: хочет ли она переселиться в старческий дом?
— Я спрошу, но она все равно ничего не поймет.
— Кофе! Кофе!— продолжает настойчиво повторять Анна и тянет меня за руку.
— Сделайте ей удовольствие и выпейте по чашке кофе,— говорит Дженни.
Мы идем вслед за сияющей Анной на кухню. Дженни кипятит воду для кофе. Мы садимся и осматриваемся: из-за кухонной двери доносится запах какой-то тухлятины.
— Чем это пахнет?— спрашиваю я.
Дженни, налив нам по чашке кофе, уводит нас из кухни в гостиную. Анна плетется вслед за нами.
— Опять она собрала отбросы и принесла их домой,— с сердцем говорит Дженни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
ВЫРЕЗКА ПЕРВАЯ
В июне этого года мы отправились к миссис Анне Н., бывшей драматической актрисе, 90 лет, живущей в одном из пригородов. Мы остановили машину возле особняка типа итальянской виллы. Громадная плакучая ива у крыльца, от-цветающая сирень. Навстречу нам вышла седая, немного сутулая и сильно накрашенная старуха в черных бархатных панталонах и белой вязаной кофточке. Она курила из длинного мундштука.
- Что вам угодно?—высокомерно осведомилась она.— Кто вы такие и зачем вы здесь?
Мы объяснили миссис Н., что ее родные беспокоятся о ней и обратились к нам.
— Все это вздор,— рассердилась старуха.— Пусть они меня оставят в покое.
Комнаты миссис Н. были в плачевном виде: со стен осыпалась штукатурка, повсюду груды хлама, на полу кипы книг и газет, пепельницы переполнены окурками.
— Мы слышали, что вы играли на сцене. Давно ли вы оставили свою профессию?
— Давно, К тому же я была великим драматургом. Под моей фамилией писались пьесы театральными талантами.— Она кокетливо поджала губы. Это был уже какой-то бред.— За определенную мзду, разумеется. Я была помоложе. И не все мной брезговали...
— Можно узнать, какую роль вы играли в последний раз? Старуха выпрямилась и протянула руки вперед, принимая театральную позу.
— «Я из шатра услышала твой голос,— продекламировала она приподнятым, великолепно поставленным голосом, отчетливо скандируя слова.— Привет тебе, морской богини сын!»
На меня вдруг «нашло», подаю ей реплику, по наитию переводя текст «Ифигении в Авлиде» в переводе Иннокентия Линенского на английский язык.
— «О честь святая, кто передо мною? Сколь благороден, царственен твой вид!»
Старуха удивленно подняла брови, но ответила репликой:
— «Дочь Леды, Клитемнестера, пред тобою. Ее супруг — державный Агамемнон». Но откуда вы знаете Эврипида?
— Мы видели фильм с гениальной Иреной Папас.
Луиза смотрела на нас, вытаращив глаза. Что здесь происходит?— шепнула она мне.— И кто из вас сумасшедший?
По чтение Эврипида не сделало старую актрису более гостеприимной. Она объявила, что чувствует себя утомленной, и нам пришлось уйти.
Через несколько месяцев мы стояли возле закрытой двери отдельной палаты одного из госпиталей. У миссис Н. был удар, и мы доставили ее сюда на машине «скорой помощи». Она лежала под кислородной палаткой без сознания. Когда дверь палаты открылась и оттуда вышла дежурная сестра, мы услышали отчаянный мужской крик:
— Мама! Мама! Это я, Джон, твой сын! Скажи, что ты меня любишь, мама! Посмотри, мама, вот твоя внучка Мари, моя дочь. У тебя также есть правнук Билли! Мама! Мама!
Дежурная сестра оказалсь хорошей знакомой. Вот что она нам поведала:
— Миссис Н. с детства была помешана на сцене и драматургии. Она очень любила деньги, складывала их в чулок, была до исступления жадной. Она вышла замуж за влиятельного человека, имела сына. Но вдруг оставила мужа и ребенка и уехала с какой-то труппой. Она больше никогда не вернулась к семье. Переменила имя, фамилию и жила самостоятельно, играя в театре. Она имела поклонников. Один из ее обожателей купил ей дом и обеспечил на старости лет. Она состарилась, ушла со сцены. Ее бывший муж умер. Сына она никогда не видела. Он жил в Нью-Джерси, разыскивал мать, писал ей, пытался с ней нстретиться, но она отказывались его видеть. Наверное, у нее был комплекс вины, и это ее мучило. Л может быть, она была просто дурная женщина, эгоистка. Ее сын вышел в отставку, недавно у него был коронарный тромбоз. Вот теперь он узнал, что его мать при смерти, и не отходит от ее постели. Она его покинула ребенком, но он продолжал ее помнить и тосковал о ней. Говорит, что собирал все ее портреты. Странный человек, правда?
— Может ли миссис Н. поправиться?— спросили мы.
— Ей почти 90 лет, и у нее общий рак. Она не приходит в сознание после удара и может умереть в любую минуту.
— Мама!— слышалось из палаты.— Мама, это твой сын Джон! Мама!
Мы опрометью выбежали из госпиталя. На следующий день нам сообщили, что миссис Н. умерла, не приходя в сознание.
ВЫРЕЗКА ВТОРАЯ
Холодным ветреным ноябрьским утром мы безуспешно звонили и стучали в дверь трехсемейного кирпичного дома с кровлей теремком. Здесь живет Анна Д., родом из Литвы.
— Пойдем к соседке,— решили мы.— У нее есть ключ от дома Анны.
Соседка, Дженни Т., тоже литовского происхождения, с добрым и приветливым лицом, очень обрадовалась нашему приходу.
- Помогите этой бедняжке,— говорила она, волнуясь.— Я слежу за ней, но у меня семья на руках. Знаете, если я не ни кормлю Анну, то она будет сидеть голодной. Ей привозили «обеды на колесах», но она не отпирала дверь, и развозка уезжала. У Анны есть средства, этот дом принадлежит ей, здесь живут квартиранты, но вокруг нее прахом все идет. Муж Анны недавно умер в госпитале, она не могла дать распоряжений о похоронах мужа, за телом никто не приходил, и Джона Д. зарыли на нищенском кладбище.
— Мы бы хотели повидать Анну.
— Пойдемте, но ведь она не поймет, что вы от нее хотите. Ее нужно просто отвезти в приют.
Мы объясняем этой доброй душе, что Анну нельзя устроить до тех пор, пока город не найдет для нее опекуна.
— Это ужасно,— говорит соседка.— Везде препятствия, везде формальности, а человек пропадает.
Под предводительством Дженни мы входим в квартиру. За порядком следит Дженни:
— Не могу я допустить, чтобы она жила в свинушнике.
Возле окна гостиной сидит на диване рыхлая седая женщина в махровом халате. Лицо у нее круглое, безмятежное, глаза стеклянные. Наш приход не производит на нее никакого впечатления. Дженни начинает говорить с ней по-литовски. Анна с широкой улыбкой протягивает нам руку.
— Она совсем забыла английский язык,— говорит Дженни.— Но и по-литовски она часто отвечает мне невпопад.
— Миссис Д., как ваше здоровье? Как вы себя чувствуете? Мы пришли вам помочь.
Дженни переводит вопрос на литовский язык. Анна улыбается и молчит. Дженни повторяет вопросы.
— Кофе! Кофе!— вдруг вскрикивает Анна, поднимаясь с места и хлопая в ладоши.
— Нет, спасибо, мы не хотим кофе. Спросите у нее: хочет ли она переселиться в старческий дом?
— Я спрошу, но она все равно ничего не поймет.
— Кофе! Кофе!— продолжает настойчиво повторять Анна и тянет меня за руку.
— Сделайте ей удовольствие и выпейте по чашке кофе,— говорит Дженни.
Мы идем вслед за сияющей Анной на кухню. Дженни кипятит воду для кофе. Мы садимся и осматриваемся: из-за кухонной двери доносится запах какой-то тухлятины.
— Чем это пахнет?— спрашиваю я.
Дженни, налив нам по чашке кофе, уводит нас из кухни в гостиную. Анна плетется вслед за нами.
— Опять она собрала отбросы и принесла их домой,— с сердцем говорит Дженни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111