До тебя это доходит лишь при прощанье,— с притворным спокойствием насмешливо протянула она. Женщина, с которой я прожил девять лет, она же со мной — ни одного года.
Я надел кепку, достал из кармана сберкнижку.
— Это Юрке,— процедил я сквозь зубы, как и конец фразы: — Остальное тебе.
— Юрке полагается столько же, сколько и Ганке...
Но я уже не слушал.
0 моем раке она ничего не узнала. К чему было говорить об этом, она все равно не услышала бы, потому что в этот момент перелистнула книжку, открыв ее на самой интересной странице.
Не в селе, не в городе, а на пристани сидел в портовом кабачке Капитан Корабля, сидел, думал и понял, что его паршивого настроения нет и в помине. Оглянулся по сторонам — ни следа, ни намека, будто и не бывало. А избавиться от него помогли ему темноволосые подружки, в меру грустные (они видели себя сегодня утром в зеркале), но все же и веселые (они заглянули ему в глаза, да и в его кошелек).
— Слушай приказ Капитана: «Поднять якоря!» — И я поднял бокал, призывая Катку и Лену последовать моему примеру.
— Каким курсом двинемся? — уточнила Лена за двоих.
— Ты совсем, что ли, не того, а? — начал я с подвывертом, будто детванец1, собравшийся в танце прыгать через костер.
— В гостиницу нас не пустят,— быстро сориентировалась Катка и вопросительно уставилась на Лену.
— А если я там живу?
— Была не была: либо в стремя ногой, либо в пень головой.— Лена решительно подняла крепкую попку. В вырезе, открывшем завлекательный товар, при наклоне появилась ложбинка.
— Погоди еще.— Я торопливо осадил ее.
— Не знаю, что ты хочешь делать, и не призываю ничего выдумывать, но ко мне нельзя,— отрезала Катка.
— Выходит, ты идешь домой одна? — сразу же решила отделаться от нее Лена, которой померещилось было, что она ухватилась не за казовый конец.
— Твою драгоценную тетеньку мы не потревожим,
Детва — деревня в Словакии, известная своеобразными народными обычаями, танцами, песнями.
и вообще нечего понапрасну уверять, будто бокал доброго вина лучше неуловимого сна. Поверьте моему опыту: большинство проблем разрешаются сами собой, только надо дать им вылежаться.— Я поставил точку, отметая преждевременные дискуссии, и вернул улыбку официанту, с ухмылкой выслушавшему мой нудно повторяемый заказ.
В подобных компаниях, когда дело идет к концу и пора расходиться, не принято затевать серьезных разговоров. Кто-нибудь, вытряхнув из пачки пару сигарет, предложит остальным закурить; наступает пауза, которую каждый использует по своему усмотрению, заполняя ее ни к чему не обязывающими репликами.
— Бег жизни неспешен,— бросила для затравки Лена просто так, когда официант расставлял бокалы с вином.
Мы повернулись к ней, но Катка показала взглядом на официанта, я понял ее предостережение, лишь когда тот исчез, проскользнув в узкий проход меж зеркалами бара.
— Что же ты придумал? — спросила Лена.
— Приглашаю вас обеих. А чего вы торопитесь, надоело здесь? — И я прислонил свой бокал к Лениному.
— Не слишком ли много на себя берешь? — грустно улыбнулась Лена.— Не надорвешься? Это тебе не десять лет назад!
— Тебе плохо было, что ли? — отозвалась Катка.
— Можно ведь не только любовью заниматься — как будто больше нечем развлечься!
— Ну ладно, не злись.— Это Лена.
— А ты не заводи меня,— кротким голосом попросил я.
— Зря я сказала, что ты изменился, конечно, нечего было спрашивать, зачем ты тащишь нас обеих. Как будто в прошлое,— с наигранным весельем подмигнула Катка подруге.
— «Сказала», «спросила». Мне ничего не надо было объяснять; зачем, почему, я и не задумывался заранее. А сейчас могу четко сказать: я просто хотел проверить, насколько интересна забава, если неважно, во что она обойдется.
— Я идиотка, ничего не понимаю,— перебила меня Катка.
— Это, собственно, из сказки,— я смутился за свои трухлявые слова,— жил-был... да чего там — живет и поживает...
— Тебе пришла охота растрясти свой кошель,— пренебрежительно протянула Лена.
— Особенно-то не получится,— я схватил свой бокал,— но когда грошей немного, тратишь их с особым удовольствием... Я призываю радоваться! Выслушай призыв по радио и воодушевись перспективой!
— Тебе захотелось проверить, как это получится годы спустя? — громко захохотала Лена.— В постели ни я, ни она, ни ты не повторимся.
— Вы были друг с дружкой весьма нежны.— Я попытался отвести течение разговора в иное русло.— Я с удовольствием вспоминаю, вы были потрясающие!
— Да и ты был не самый последний сорт! — осадила меня Катка, не желая больше слушать.
— Итак, мы развлекаемся, вспоминая о былых развлечениях? — Лена была в ударе.
— Мы старые, милая, будь скромнее!
— Сейчас он начнет нас утешать,— съязвила Лена.
— Это уж как вам угодно,— вздохнул я совершенно искренне.
— Ладно, согласна, но только в постели.— Лена решительно поднялась, и мы отправились за ней.
В гостинице я без хлопот снял для них номер, от которого мы так и не взяли ключа.
В голове гудит, как эхо в каменоломне, во рту привкус исправительного дома, и сторожевой пес в мозгу напрасно лает на угрызения совести.
Не успел я отправить в рот третью ложку обжигающих щей, как кто-то огрел меня лапой по спине.
— Привет!
Можете себе представить мою «радость» при виде улыбающегося парня. Не стану тратить лишних слов, с внутренним вздохом рассказывая, кто это был,— сами поймете.
— Мы не смогли прийти, как обещали, Яро забыл, что у него арматурщики работают,— тарахтел парень, сыпал словами, как крупорушка сухой кукурузой.
Огревший меня по спине оказался Миланом, и в конце концов даже хорошо, что мы ездили с ним в трясучем вагоне из Леопольдова в Нитру, что я сидел в погребке и составлял им компанию. Впервые за долгое время я тогда искренне смеялся. Такое вам небось тоже знакомо — привяжется какой-нибудь тип и подложит вам свинью, а вы ломаете голову, как от него отделаться.
Милан лопочет, а я думаю о своем, сверлят мозг мысли о прошлом. Я раздавлен, и слова, что сейчас говорю какие- то корявые. С трудом напрягаю память, в голову лезет что-то
несущественное — сколько же мусора в моих воспоминаниях! Одни сомнения, и восторг в них (а ведь хватило бы и маленькой радости) — дефицитный товар. Суета сует и с трудом обретенная устойчивость в жизни — вот жестокий итог моего существования, того недолгого, что мне еще осталось. Может быть, о неизлечимо больном, вроде меня, больном раком, стоило бы лучше писать беспристрастному автору. Короче, чтоб писал не пришибленный хворью, так вернее выразиться. Я оправдываюсь, ей-богу, и не хитрю. Сам я пишу обо всем, чтобы сдержать обещание, которое дал доктору Мучке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28