это уже не долговязый подросток, что, тараща глаза, бродит по улицам и грызет кукурузные хлопья, извлекая их из широких карманов своих шальвар. Сейчас Зона выступает гордо, с достоинством и сознанием своего превосходства над подружками и своего дома над их домами... Сколько раз ей твердили, что здесь, в городе, подходящих для нее партий, можно сказать, почти нет. Поэтому Зона только кружила голову молодым людям, лишь бы насладиться своим триумфом.
Вращалась она в обществе родичей, теток по отцу и матери, в домах именитых купцов. К «плебеям» же ходила, а вернее, снисходила, редко. Впрочем, когда и ходила, вела себя кичливо, как дочь чорбаджи, и обычно в сопровождении своей служанки Васки. Процедит снисходительно какой-нибудь бедной девушке, частенько не помня даже, как ее зовут, два-три слова, и все. Являлась кое-когда и на танцы, но обязательно с подружкой и в сопровождении служанки. Словно бы ненароком она оказывалась там, куда приходил Мане, или, вернее, где он дольше всего оставался, потому что мастер имел обыкновение побывать за вечер в нескольких местах. Станет в сторонке, смотрит на танцующих и время от времени позевывает. Но украдкой следит взглядом за Мане, и так ей досадно, если он ее не замечает или ухЬдит плясать в другое место. Ее женская гордость бывала уязвлена до крайности.
Однажды, позабывшись, она вспылила так, что пришлось потом выслушать целую лекцию от своих теток и горько раскаиваться, что не смогла она сохранить должную дистанцию между собой и этой «шушерой».
Случилось это в воскресенье на масленую, когда всюду царит оживление, когда погожий день все живое выманивает на улицу — старших поболтать, молодых повеселиться, детей побегать; когда под деревьями у качелей все оживает, одни качаются, другие поют, третьи пляшут под игру цыган.
Собрался народ. Кого только тут нет: и ребятишки, и парни, и девушки со всех концов города — так глазами и играют. Пришел непременный участник сборищ, штабной писарь, унтер Перица по прозванию Красавчик Пе-рица — прозвали его так за белое лицо и две родинки на щеке, под правым усом. Его стройный стан, перетянутый лакированным поясом с тесаком на боку, его остроносые башмаки и еще более острая челка под сдвинутой набекрень французской каскеткой производят на женщин весьма сильное впечатление, особенно на тех, кто любит веселиться на плебейских балах.
Стоит Перице показаться на улице со своим дражайшим побратимом, помощником аптекаря или фармацевтом Паицей, в свой ausgang1, как девушки сломя голову бегут к воротам; иная и споткнется, так что ее туфелька или шлепанец летит через улицу, а Красавчик Перица, поглаживая ус, пустит баском (обычно он говорит вполголоса): «Ой-ой, побратим, умереть мне на месте!..» — и сворачивает в переулок, где опять что-нибудь крикнет или скажет: «Здесь, побратим, девушек не видать!» А Паица ему отвечает: «Ради чего тогда мы тут месим грязь, побратим?»
И вот унтеру приглянулась — не шутка, после стольких побед! — Зона Замфирова, но покуда он ничего не предпринимал. Считал, что еще не время. Не пара он ей, надо сначала офицером стать. А до тех пор самое главное почаще попадаться ей на глаза, потому он и спустил по-офицерски свою лакированную портупею, как мог, ниже, так что тесак, и без того лихо болтавшийся под ногами, словно сабля, тарахтел по мостовой. Потому, видимо, он и не ухаживал с «серьезными намерениями» за прочими девушками. Всех свел с ума, но ни к одной в плен не попался. Однако трофеи, как всякий добрый солдат, любил. Одним из немалых трофеев была песенка, сложенная о нем и красивой Катарине, под которую плясали новое коло:
Ходит коло у погоста, Пляшет наша Катаринка, Катаринка — что картинка, Рядом с ней — лихой поручик...
На такие сборища нередко заглянет и какой-нибудь приезжий, а то и столичный житель. Здесь можно встретить коммивояжеров, страховых агентов или приказчиков из Белграда, которые приехали в провинцию собирать взносы за купленные в кредит товары; это обычно веселые и остроумные, а главное, не спесивые люди, которые не кичатся своим столичным происхождением, не отгораживаются от простого народа и не прочь побалагурить и повеселиться. Постоят, поглядят, обязательно попросят печатную программу танцев, спросят, где гардероб, где можно заказать дамам мороженое,— одним
1 Выходной день (нем.).
словом, непременно отпустят какую-нибудь остроту, которая запомнится и долго потом будет циркулировать как поговорка... Но все-таки, отбросив наконец шутки в сторону, вполне серьезно отдают должное патриотизму местной публики, которая может обходиться без стольких вещей: без танцмейстера Благоя, без парков с гарнизонным оркестром, без танцевального зала!..
Заходят сюда порой и прилежные профессора, соединяя приятное с полезным — прогулку с научными изысканиями. Сюда их влечет чисто филологический и фольклорный интерес, то есть они хотят начать с того места, на котором остановился отец нашей новой словесности Вук.
Однако больше всего тут, разумеется, парней и девушек, девушек богатых и бедных; первые приходят, чтобы убить время, вторые — всласть натанцеваться; всю неделю они безропотно сносили брань и укоры, ежечасно утешая себя тем, что в воскресенье после обеда будут плясать и гулять с парнями.
Вот уже и цыгане пришли. Знаменитый оркестр, оснащенный разными инструментами. Сразу бросается в глаза трубач, шевелюра и борода которого соперничают в желтизне с его инструментом. Это пан Франтишек, брат-чех, который несколько лет тому назад, тотчас по окончании консерватории приехал в Сербию с наилучшими рекомендациями и несколькими партитурами. Поначалу он давал концерты, играл фантазию Паганини «Моисей» и пожинал бурные аплодисменты. Тогда же он проявил себя талантливым композитором: скомпоновал новый танец «Аптекарское коло», который посвятил своему земляку Цицули, городскому аптекарю. Но хорошее начало не имело продолжения, и причина тому, так сказать, «местные обстоятельства». Пан Франтишек до своего приезда в Сербию употреблял только пиво, а тут познакомился с вином; государственные интересы требовали, чтобы он поселился в том краю, где красное жупское вино было чуть подороже воды. И потому не удивительно, что пан Франтишек отказался от пива и посвятил оставшиеся дни своей жизни жупскому вину, резонно рассуждая, что таким манером он сберегает и деньги и время: пиво дороже, вино дешевле, а главное, не тратишь зря времени, ведь от жупского вина гораздо быстрей пьянеешь, чем от глупого швабского пива. И сейчас, глядя на него, легко различаешь оба этих периода: от пива он сохранил брюшко, а от жупского вина нос его приобрел цвет красной меди. Однако творческий талант композитора ему изменил;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Вращалась она в обществе родичей, теток по отцу и матери, в домах именитых купцов. К «плебеям» же ходила, а вернее, снисходила, редко. Впрочем, когда и ходила, вела себя кичливо, как дочь чорбаджи, и обычно в сопровождении своей служанки Васки. Процедит снисходительно какой-нибудь бедной девушке, частенько не помня даже, как ее зовут, два-три слова, и все. Являлась кое-когда и на танцы, но обязательно с подружкой и в сопровождении служанки. Словно бы ненароком она оказывалась там, куда приходил Мане, или, вернее, где он дольше всего оставался, потому что мастер имел обыкновение побывать за вечер в нескольких местах. Станет в сторонке, смотрит на танцующих и время от времени позевывает. Но украдкой следит взглядом за Мане, и так ей досадно, если он ее не замечает или ухЬдит плясать в другое место. Ее женская гордость бывала уязвлена до крайности.
Однажды, позабывшись, она вспылила так, что пришлось потом выслушать целую лекцию от своих теток и горько раскаиваться, что не смогла она сохранить должную дистанцию между собой и этой «шушерой».
Случилось это в воскресенье на масленую, когда всюду царит оживление, когда погожий день все живое выманивает на улицу — старших поболтать, молодых повеселиться, детей побегать; когда под деревьями у качелей все оживает, одни качаются, другие поют, третьи пляшут под игру цыган.
Собрался народ. Кого только тут нет: и ребятишки, и парни, и девушки со всех концов города — так глазами и играют. Пришел непременный участник сборищ, штабной писарь, унтер Перица по прозванию Красавчик Пе-рица — прозвали его так за белое лицо и две родинки на щеке, под правым усом. Его стройный стан, перетянутый лакированным поясом с тесаком на боку, его остроносые башмаки и еще более острая челка под сдвинутой набекрень французской каскеткой производят на женщин весьма сильное впечатление, особенно на тех, кто любит веселиться на плебейских балах.
Стоит Перице показаться на улице со своим дражайшим побратимом, помощником аптекаря или фармацевтом Паицей, в свой ausgang1, как девушки сломя голову бегут к воротам; иная и споткнется, так что ее туфелька или шлепанец летит через улицу, а Красавчик Перица, поглаживая ус, пустит баском (обычно он говорит вполголоса): «Ой-ой, побратим, умереть мне на месте!..» — и сворачивает в переулок, где опять что-нибудь крикнет или скажет: «Здесь, побратим, девушек не видать!» А Паица ему отвечает: «Ради чего тогда мы тут месим грязь, побратим?»
И вот унтеру приглянулась — не шутка, после стольких побед! — Зона Замфирова, но покуда он ничего не предпринимал. Считал, что еще не время. Не пара он ей, надо сначала офицером стать. А до тех пор самое главное почаще попадаться ей на глаза, потому он и спустил по-офицерски свою лакированную портупею, как мог, ниже, так что тесак, и без того лихо болтавшийся под ногами, словно сабля, тарахтел по мостовой. Потому, видимо, он и не ухаживал с «серьезными намерениями» за прочими девушками. Всех свел с ума, но ни к одной в плен не попался. Однако трофеи, как всякий добрый солдат, любил. Одним из немалых трофеев была песенка, сложенная о нем и красивой Катарине, под которую плясали новое коло:
Ходит коло у погоста, Пляшет наша Катаринка, Катаринка — что картинка, Рядом с ней — лихой поручик...
На такие сборища нередко заглянет и какой-нибудь приезжий, а то и столичный житель. Здесь можно встретить коммивояжеров, страховых агентов или приказчиков из Белграда, которые приехали в провинцию собирать взносы за купленные в кредит товары; это обычно веселые и остроумные, а главное, не спесивые люди, которые не кичатся своим столичным происхождением, не отгораживаются от простого народа и не прочь побалагурить и повеселиться. Постоят, поглядят, обязательно попросят печатную программу танцев, спросят, где гардероб, где можно заказать дамам мороженое,— одним
1 Выходной день (нем.).
словом, непременно отпустят какую-нибудь остроту, которая запомнится и долго потом будет циркулировать как поговорка... Но все-таки, отбросив наконец шутки в сторону, вполне серьезно отдают должное патриотизму местной публики, которая может обходиться без стольких вещей: без танцмейстера Благоя, без парков с гарнизонным оркестром, без танцевального зала!..
Заходят сюда порой и прилежные профессора, соединяя приятное с полезным — прогулку с научными изысканиями. Сюда их влечет чисто филологический и фольклорный интерес, то есть они хотят начать с того места, на котором остановился отец нашей новой словесности Вук.
Однако больше всего тут, разумеется, парней и девушек, девушек богатых и бедных; первые приходят, чтобы убить время, вторые — всласть натанцеваться; всю неделю они безропотно сносили брань и укоры, ежечасно утешая себя тем, что в воскресенье после обеда будут плясать и гулять с парнями.
Вот уже и цыгане пришли. Знаменитый оркестр, оснащенный разными инструментами. Сразу бросается в глаза трубач, шевелюра и борода которого соперничают в желтизне с его инструментом. Это пан Франтишек, брат-чех, который несколько лет тому назад, тотчас по окончании консерватории приехал в Сербию с наилучшими рекомендациями и несколькими партитурами. Поначалу он давал концерты, играл фантазию Паганини «Моисей» и пожинал бурные аплодисменты. Тогда же он проявил себя талантливым композитором: скомпоновал новый танец «Аптекарское коло», который посвятил своему земляку Цицули, городскому аптекарю. Но хорошее начало не имело продолжения, и причина тому, так сказать, «местные обстоятельства». Пан Франтишек до своего приезда в Сербию употреблял только пиво, а тут познакомился с вином; государственные интересы требовали, чтобы он поселился в том краю, где красное жупское вино было чуть подороже воды. И потому не удивительно, что пан Франтишек отказался от пива и посвятил оставшиеся дни своей жизни жупскому вину, резонно рассуждая, что таким манером он сберегает и деньги и время: пиво дороже, вино дешевле, а главное, не тратишь зря времени, ведь от жупского вина гораздо быстрей пьянеешь, чем от глупого швабского пива. И сейчас, глядя на него, легко различаешь оба этих периода: от пива он сохранил брюшко, а от жупского вина нос его приобрел цвет красной меди. Однако творческий талант композитора ему изменил;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42