Единственное, говорю, потому что он отличался стыдливостью и, если ему случалось попасть в женское общество, был неуклюж и неловок. Больше всего ему мешали руки. Манулач просто не знал, что с ними делать, к счастью, он вспоминал о часах, вынимал их, заводил и смотрел, который час.
Со своими сверстниками он почти не водился, зато охотно сидел с отцом и его друзьями, слушая их разговоры, полные мудрости и знания. Прежде чем сесть, обязательно расстилал платок, подтягивал чуть-чуть штаны у колен и только тогда садился и не поднимался до тех пор, пека не вставал отец. И лишь в трактире напоминал отцу, что пора уходить, и поднимался первый. Ложился с курами, с петухами вставал. Был бережлив. В деньгах не ощущал необходимости, потому что никогда их не тратил. Даже мать сердилась, что он ходит без денег, словно и не купеческий сын* Но он сколько возьмет с собой, столько и принесет обратно, а порой даже больше. Как-то пошел он в «Апеловац» на стрельбище, отец дал ему семь грошей. Манулач выпил кружку пива за грош, а на обратном пути купил овечью шкурку за шесть грошей и тут же по дороге продал ее за девять и таким образом принес домой на два гроша больше, чем взял с собой!..
* * *
Вот этого самого Манулача и расхваливала Зоне тетушка Таска, а Мане поносила. Но все это на Зону не производило никакого впечатления. Наоборот, после теткиных рассказов Мане казался Зоне еще интересней, как и его жизнь, и ремесло. Все ей было мило и симпатично!..
— Ну-ка, Васка, спой-ка мне эту жалобную еврейскую песню! — просила порой Зона, сидя на веранде, отложив пяльцы, она опиралась на одну руку, а другой перебирала свои буйные косы и тоскливо глядела своими большими сонными глазами поверх низких крыш окольных домов куда-то вдаль.
И Васка запевала песню, в которой Зона видела себя и свою злую судьбину, сподобившую ее родиться в доме богача-купца... Эту песню Васка пела каждый раз, когда хозяйкой овладевали сладкие мечты и грустные мысли и она впадала в меланхолию.
— Ну-ка, Васка, спой!.. Грустно мне, спой жалостливую песню!
И Васка пела:
Шел я себе, прохаживался, Шел по большому Битолю, Шел по кварталу еврейскому, По улочкам-закоулочкам. Там, на балконце, возле оконца, Девушку видел молоденькую: Косы она расчесывала, Слезы лила горючие. Песню все пела жалобную, В песне корила родителей. Что уродили еврейкою — Еврейкою, не христианкою!..
— Горе мне, Васка, и что делать — не придумаю! — вздыхала Зона.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
полна бурных сцен и крупных разговоров. В ней также рассказывается о том, как миссия тетушки Доки потерпела фиаско, или, лучше сказать: «Пошли дурака богу молиться, он и лоб расшибет»
Братец Таско сдержал слово. Расспросил, разнюхал и честно доложил обо всем матери Мане. Евда была огорошена. Чего-чего, а этого она никак не ожидала, такое ей и во сне не снилось. Дело приняло совсем другой оборот, но, пожалуй, это было еще хуже того, о чем она могла предполагать. Зная высокомерие именитого купеческого дома Замфировых, она легко себе представила, какой переполох и какие насмешки все это вызовет. И s решительно заявила: нет, Зона Мане не пара, из этого ровно ничего не получится. В самый разгар обсуждения нежданно-негаданно нагрянула Дока. Евда и братец Таско разговор не прервали, но, стараясь избегать слов, по которым можно было бы понять, о чем идет речь, не торопясь стали подводить итоги. Однако никакие ухищрения им не помогли: Доке, как и всякой любопытной женщине, чутье и опыт тотчас подсказали в чем дело...
— Все это проще простого! — вмешалась она в разговор и, к их великому удивлению, продолжила:— Чор-
баджийских домов много, а наш Мане один, другого такого во всем юроде не сыщешь!..
— Да не о том речь! — возмутилась Евда.— Ты ведь не знаешь, о чем мы говорим,..
— Что, я впервые вас вижу? Все я отлично раскусила. От меня хотите скрыть?!
— Ах, какая же ты настырная!..— возмутилась Евда.— И ничего-то ты не знаешь!..
— Как не знаю! А братец Таско зачем к тебе пришел?..
— Вот и не угадала! — защищается Таско.— Евда позвала меня посоветоваться насчет владенной на луг...
— Как же, насчет нескошенного луга, знаю я, все ясно! И я не в горохе сидела,— заверяет Дока, нимало не смущаясь рассерженным видом родичей.— Ну и ну! — продолжает она.— Молодец наш Мане, знает, кого выбрать! — Вот что значит настоящий мастер, видит где золото!.. Знает, как его расплавить!.. Орел!.. Недаром сын Джорджии!.. Его кровь!.. Вот так-то!..
— Да ведь не о том речь! — сопротивляется Евда.— Совсем о другом у нас разговор!.. Да и откуда такому быть!..
— Ах, Евда! Все будет как надо, ежели за это умело взяться! Красив Манча, хороша и Замфирова Зона, а уж какие детки народятся у таких родителей!.. А ты станешь бабушкой, будешь их нянчить.
— О несчастная! — восклицает в отчаянии Евда.— Когда же ты наконец наберешься ума?.. Помолчи ради бога! Ведь тебя никто ни о чем не спрашивает и ни о чем не просит?!
— А зачем мне говорить, если я и сама все зкаю? Полюбили друг друга дети, что ж... сейчас их пора...
— Опомнись, Дока! Где Замфировы, а где Джорд-жиевы!.. Мы совсем о другом калякаем, а она, видали, на что замахнулась!
— Ах, знаю я! Все это ерунда! Предоставьте это мне... И ни о чем не тревожьтесь, я распрекрасно все дело состряпаю! Подходец нам известен, получится преотлично, как по плану!..— бросает Дока и пулей вылетает из дома.
— Что ты, что ты! — кричит испуганно Евда и глубоко вздыхает.— Вот беда! Как это мы ее выпустили?! Натворит теперь бед, опозорит! Ну и дура! Отпетая! Дона,— кличет она служанку,— беги за ней, вороти, скажи, одно слово надо ей сказать.
Но, к несчастью, Доны поблизости не оказалось. Евда выбежала сама, но догнать Доку не смогла — ту будто ветром сдуло. Евда вернулась домой с тяжелым сердцем.
* * *
И сердце ее не обмануло. Тетушка Дока помчалась прямиком к дому Замфира. Встретив на улице, словно по заказу, служанку Васку, остановила ее и давай выспрашивать. Васка поначалу недоумевала, конфузилась, отнекивалась, но Дока — такой уж ее создал бог! — прикрикнула на нее, потом заорала, и Васка струсила, испугалась так, как никогда и хозяев не пугалась, и выложила все начисто, от «а» до «я». Дока не только нагнала на нее страху, но и ловко выспросила: учинила ей настоящий перекрестный допрос, и девушка рассказала все без утайки, не отдавая себе в том отчета. Разузнав обстановку и все прикинув, Дока впопыхах решила, что дела Мане на мази и надо диву даваться, что с ними еще не покончено. Обозвав Мане байбаком и растяпой, она тут же двинулась в мастерскую.
— Вот, значит, как? — крикнула она, появляясь на пороге мастерской.
— Что такое? — спросил Мане.
— Кем я тебе прихожусь, осел ты этакий?
— Понятно кем! — удивился Мане.
— Настоящий ишак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Со своими сверстниками он почти не водился, зато охотно сидел с отцом и его друзьями, слушая их разговоры, полные мудрости и знания. Прежде чем сесть, обязательно расстилал платок, подтягивал чуть-чуть штаны у колен и только тогда садился и не поднимался до тех пор, пека не вставал отец. И лишь в трактире напоминал отцу, что пора уходить, и поднимался первый. Ложился с курами, с петухами вставал. Был бережлив. В деньгах не ощущал необходимости, потому что никогда их не тратил. Даже мать сердилась, что он ходит без денег, словно и не купеческий сын* Но он сколько возьмет с собой, столько и принесет обратно, а порой даже больше. Как-то пошел он в «Апеловац» на стрельбище, отец дал ему семь грошей. Манулач выпил кружку пива за грош, а на обратном пути купил овечью шкурку за шесть грошей и тут же по дороге продал ее за девять и таким образом принес домой на два гроша больше, чем взял с собой!..
* * *
Вот этого самого Манулача и расхваливала Зоне тетушка Таска, а Мане поносила. Но все это на Зону не производило никакого впечатления. Наоборот, после теткиных рассказов Мане казался Зоне еще интересней, как и его жизнь, и ремесло. Все ей было мило и симпатично!..
— Ну-ка, Васка, спой-ка мне эту жалобную еврейскую песню! — просила порой Зона, сидя на веранде, отложив пяльцы, она опиралась на одну руку, а другой перебирала свои буйные косы и тоскливо глядела своими большими сонными глазами поверх низких крыш окольных домов куда-то вдаль.
И Васка запевала песню, в которой Зона видела себя и свою злую судьбину, сподобившую ее родиться в доме богача-купца... Эту песню Васка пела каждый раз, когда хозяйкой овладевали сладкие мечты и грустные мысли и она впадала в меланхолию.
— Ну-ка, Васка, спой!.. Грустно мне, спой жалостливую песню!
И Васка пела:
Шел я себе, прохаживался, Шел по большому Битолю, Шел по кварталу еврейскому, По улочкам-закоулочкам. Там, на балконце, возле оконца, Девушку видел молоденькую: Косы она расчесывала, Слезы лила горючие. Песню все пела жалобную, В песне корила родителей. Что уродили еврейкою — Еврейкою, не христианкою!..
— Горе мне, Васка, и что делать — не придумаю! — вздыхала Зона.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
полна бурных сцен и крупных разговоров. В ней также рассказывается о том, как миссия тетушки Доки потерпела фиаско, или, лучше сказать: «Пошли дурака богу молиться, он и лоб расшибет»
Братец Таско сдержал слово. Расспросил, разнюхал и честно доложил обо всем матери Мане. Евда была огорошена. Чего-чего, а этого она никак не ожидала, такое ей и во сне не снилось. Дело приняло совсем другой оборот, но, пожалуй, это было еще хуже того, о чем она могла предполагать. Зная высокомерие именитого купеческого дома Замфировых, она легко себе представила, какой переполох и какие насмешки все это вызовет. И s решительно заявила: нет, Зона Мане не пара, из этого ровно ничего не получится. В самый разгар обсуждения нежданно-негаданно нагрянула Дока. Евда и братец Таско разговор не прервали, но, стараясь избегать слов, по которым можно было бы понять, о чем идет речь, не торопясь стали подводить итоги. Однако никакие ухищрения им не помогли: Доке, как и всякой любопытной женщине, чутье и опыт тотчас подсказали в чем дело...
— Все это проще простого! — вмешалась она в разговор и, к их великому удивлению, продолжила:— Чор-
баджийских домов много, а наш Мане один, другого такого во всем юроде не сыщешь!..
— Да не о том речь! — возмутилась Евда.— Ты ведь не знаешь, о чем мы говорим,..
— Что, я впервые вас вижу? Все я отлично раскусила. От меня хотите скрыть?!
— Ах, какая же ты настырная!..— возмутилась Евда.— И ничего-то ты не знаешь!..
— Как не знаю! А братец Таско зачем к тебе пришел?..
— Вот и не угадала! — защищается Таско.— Евда позвала меня посоветоваться насчет владенной на луг...
— Как же, насчет нескошенного луга, знаю я, все ясно! И я не в горохе сидела,— заверяет Дока, нимало не смущаясь рассерженным видом родичей.— Ну и ну! — продолжает она.— Молодец наш Мане, знает, кого выбрать! — Вот что значит настоящий мастер, видит где золото!.. Знает, как его расплавить!.. Орел!.. Недаром сын Джорджии!.. Его кровь!.. Вот так-то!..
— Да ведь не о том речь! — сопротивляется Евда.— Совсем о другом у нас разговор!.. Да и откуда такому быть!..
— Ах, Евда! Все будет как надо, ежели за это умело взяться! Красив Манча, хороша и Замфирова Зона, а уж какие детки народятся у таких родителей!.. А ты станешь бабушкой, будешь их нянчить.
— О несчастная! — восклицает в отчаянии Евда.— Когда же ты наконец наберешься ума?.. Помолчи ради бога! Ведь тебя никто ни о чем не спрашивает и ни о чем не просит?!
— А зачем мне говорить, если я и сама все зкаю? Полюбили друг друга дети, что ж... сейчас их пора...
— Опомнись, Дока! Где Замфировы, а где Джорд-жиевы!.. Мы совсем о другом калякаем, а она, видали, на что замахнулась!
— Ах, знаю я! Все это ерунда! Предоставьте это мне... И ни о чем не тревожьтесь, я распрекрасно все дело состряпаю! Подходец нам известен, получится преотлично, как по плану!..— бросает Дока и пулей вылетает из дома.
— Что ты, что ты! — кричит испуганно Евда и глубоко вздыхает.— Вот беда! Как это мы ее выпустили?! Натворит теперь бед, опозорит! Ну и дура! Отпетая! Дона,— кличет она служанку,— беги за ней, вороти, скажи, одно слово надо ей сказать.
Но, к несчастью, Доны поблизости не оказалось. Евда выбежала сама, но догнать Доку не смогла — ту будто ветром сдуло. Евда вернулась домой с тяжелым сердцем.
* * *
И сердце ее не обмануло. Тетушка Дока помчалась прямиком к дому Замфира. Встретив на улице, словно по заказу, служанку Васку, остановила ее и давай выспрашивать. Васка поначалу недоумевала, конфузилась, отнекивалась, но Дока — такой уж ее создал бог! — прикрикнула на нее, потом заорала, и Васка струсила, испугалась так, как никогда и хозяев не пугалась, и выложила все начисто, от «а» до «я». Дока не только нагнала на нее страху, но и ловко выспросила: учинила ей настоящий перекрестный допрос, и девушка рассказала все без утайки, не отдавая себе в том отчета. Разузнав обстановку и все прикинув, Дока впопыхах решила, что дела Мане на мази и надо диву даваться, что с ними еще не покончено. Обозвав Мане байбаком и растяпой, она тут же двинулась в мастерскую.
— Вот, значит, как? — крикнула она, появляясь на пороге мастерской.
— Что такое? — спросил Мане.
— Кем я тебе прихожусь, осел ты этакий?
— Понятно кем! — удивился Мане.
— Настоящий ишак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42