Ни ты, ни Антар никогда не обращали внимания на мои постоянные просьбы дать им все гражданские права!
— На то были веские причины! — гневно ответила королева. — Наша экономика разрушится, если разрешить оддлингам торговать с другими народами, минуя нас. Ты прекрасно знаешь это и все равно настаиваешь на своем, вдохновляя вайвило и глисмаков на восстания, советуя уйзгу и ниссомам придерживать товары, чтобы поднять на них цены!
— А почему бы вам не увеличить цены? Они трудятся не покладая рук, почти ничего не получая взамен. Вы называете их оддлингами! А я говорю, что они личности и ничем не хуже, чем люди! У вас нет права эксплуатировать их!
— А кто сказал, что их эксплуатируют? — спросила королева. — Кто посеял в их бесхитростных сердцах недовольство? Ты! Так называемая защитница! О, как я не хотела верить Эллинис и Ованону, когда они говорили, что в глубине души ты страшно жалеешь о своем отказе от короны, что ты завидуешь моей власти и поднимаешь волнения среди аборигенов для самоутверждения! Они все-таки были правы!
— Какие чудовищные домыслы! — воскликнула Кадия. — Именно ты стала самоуверенной и бесчувственной, забыв о том, что народ помог нам одолеть короля Волтрика и Орогастуса! Вы думаете только о благополучии людского племени и просто-напросто используете бедных нелюдей, которые все еще ищут вашего покровительства и справедливости! Ты стала похожа на своего лаборнокского супруга, воспитанного в представлениях о том, что народ — это всего лишь животные! Он отравил твое сознание…
— Как ты смеешь говорить так о моем дорогом Антаре! Бессердечная, что ты знаешь о настоящей любви? У тебя не было ничего, кроме тупого обожания бесноватой толпы дикарей! Они как дети, и у тебя у самой ум дитяти! Ты не умеешь владеть собой, готова вспыхнуть из-за любого пустяка, не думая о том, какие будут последствия! Из-за своего ограниченного умишка ты всегда видишь один-единственный выход для решения всех проблем! Что ты смыслишь в вопросах управления, разве ты можешь защитить народ?
— Я знаю, что справедливо, а что нет, — сказала Кадия. Ее тихий голос стал вдруг спокойным и угрожающим — Я понимаю разницу между настоящей клятвой и той, что произнесена под давлением обстоятельств. Ты можешь делать что хочешь, сестра, даже лишить меня помощи своей диадемы. Но если ты попытаешься остановить меня в поисках талисмана, если ты встанешь на моем пути, пусть Владыки воздуха сжалятся над тобой — но не я!
Она пошла прочь, призывая Джегана и Ламмому-Ко, и не обернулась, когда Анигель стала звать ее, извиняться за свои гневные речи и просить вернуться назад.
У Анигель не было сил даже плакать. Она ушла на корму «Литии» и устроилась там среди связок канатов. Остаток дня она провела, наблюдая с помощью талисмана за королем Антаром и детьми. Пыталась проследить и за колдуном, хотя его фигура по-прежнему виделась как расплывчатое пятно. Безо всякого интереса, уныло смотрела Анигель на Портолануса и трех его помощников, расположившихся в своей каюте: они распевали песни и разыгрывали странные сценки, смысл которых был ей непонятен. Они, по всей видимости, и не собирались отправляться за талисманом Кадии.
Как и сама Кадия. После беседы со своими друзьями-аборигенами, до подслушивания которой Анигель не снизошла, Большеглазая Дама спустилась к себе в каюту и весь день проспала.
К вечеру Анигель наскучило наблюдать за пиратской триремой, на борту которой ровным счетом ничего не происходило, ее разморило на солнце, а от легкой качки потянуло в сон. Она выбралась из своего укромного местечка. Джеган принес ей прохладительный напиток, она попила и задремала. Проснулась она глубокой ночью, когда было уже поздно помешать свершившемуся несчастью.
ГЛАВА 12
— На палубе происходит что-то странное, — крикнул вниз принц Никалон сестре и брату. Стояла ночь, в якорном трюме было темно, только сквозь круглые отверстия проникал слабый лунный свет. Ники наполовину высунулся наружу.
— Я слышу пение, — сказал он. — Только не могу понять, на каком языке поют.
— Должно быть, это колдун, — сказал принц Толивар с явным восхищением — Он насылает проклятия на тех, кто нас разыскивает. Вот бы посмотреть, как он мечет громы и молнии или вызывает чудовищ!
— Не болтай ерунды! — сказала принцесса Джениль, а потом обратилась к Ники: — А на берегу ты что-нибудь видишь?
— Только несколько мигающих огоньков от костра за деревьями, на воде нет никаких лодок. Светят две из Трех Лун, и, если мы попытаемся сбежать сейчас, нас будет отлично видно!
— Но если мы будем медлить, корабль может уплыть! — сказала Джен. — Надо уходить, пока это возможно.
— Верно, — согласился Ники. — Сейчас трирема встала на якорь гораздо ближе к берегу, чем раньше. Нам придется проплыть всего около половины лиги.
— А это далеко? — с любопытством спросил Толо.
— Тысячу элсов, — ответила ему Джен. — Но тебе не стоит бояться, лягушонок. Мы с Ники сможем тащить тебя, когда ты устанешь. — Я не хочу никуда идти, — захныкал Толо. — Я ненавижу плавать. Вода всегда заливается в нос.
— А как тебе понравится, если пираты привяжут тебя к мачте и будут использовать в качестве мишени для метания ножей? — безжалостно спросил Ники.
Толо разразился слезами, и Джен поспешила утешить его, укоризненно глядя на старшего брата.
— Посмотри, что ты наделал! Ладно, малыш, Ники просто дразнится! Никто не собирается тебя мучить!
— Я ненавижу это место, — всхлипывал Толо. — Почему никто не придет и не спасет нас?
— Я уверена, что мама старается… — начала она, но в этот момент за дверью послышался шум, и она прошипела Никалону: — Быстро слезай! Сюда кто-то идет!
Наследный принц едва успел соскользнуть вниз, упав спиной на груду огромных цепей, как дверь приоткрылась. Появился Боблин со светильником, стоящий за ним принц-карлик держал в руке второй фонарь.
Ледавардис вышел вперед и ступил в темный якорный отсек. Он нес туго набитый мешок.
— Закрой дверь и подожди снаружи, Боблин! Я хочу поговорить с этими несчастными детьми с глазу на глаз.
— Подумайте хорошенько, ваше величество! Плохо уже то, что вы воспользовались моим добрым нравом и уговорили спуститься вниз…
— Молчи! Неужели ты в самом деле думаешь, что эти младенцы способны обидеть меня? Подожди снаружи, я сказал!
Боблин, ворча, удалился. Когда дверь за ним закрылась, Ледавардис повесил фонарь на гвоздь, а потом вытряхнул содержимое объемистого мешка на грубый пол к их ногам. Здесь были спасательный круг из дуба, нож в чехле, маленький топорик, плоский матерчатый пакет, непромокаемая сумка, заполненная наполовину чем-то твердым, тыквенная фляга с водой и маленький глиняный горшок, замотанный тряпками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
— На то были веские причины! — гневно ответила королева. — Наша экономика разрушится, если разрешить оддлингам торговать с другими народами, минуя нас. Ты прекрасно знаешь это и все равно настаиваешь на своем, вдохновляя вайвило и глисмаков на восстания, советуя уйзгу и ниссомам придерживать товары, чтобы поднять на них цены!
— А почему бы вам не увеличить цены? Они трудятся не покладая рук, почти ничего не получая взамен. Вы называете их оддлингами! А я говорю, что они личности и ничем не хуже, чем люди! У вас нет права эксплуатировать их!
— А кто сказал, что их эксплуатируют? — спросила королева. — Кто посеял в их бесхитростных сердцах недовольство? Ты! Так называемая защитница! О, как я не хотела верить Эллинис и Ованону, когда они говорили, что в глубине души ты страшно жалеешь о своем отказе от короны, что ты завидуешь моей власти и поднимаешь волнения среди аборигенов для самоутверждения! Они все-таки были правы!
— Какие чудовищные домыслы! — воскликнула Кадия. — Именно ты стала самоуверенной и бесчувственной, забыв о том, что народ помог нам одолеть короля Волтрика и Орогастуса! Вы думаете только о благополучии людского племени и просто-напросто используете бедных нелюдей, которые все еще ищут вашего покровительства и справедливости! Ты стала похожа на своего лаборнокского супруга, воспитанного в представлениях о том, что народ — это всего лишь животные! Он отравил твое сознание…
— Как ты смеешь говорить так о моем дорогом Антаре! Бессердечная, что ты знаешь о настоящей любви? У тебя не было ничего, кроме тупого обожания бесноватой толпы дикарей! Они как дети, и у тебя у самой ум дитяти! Ты не умеешь владеть собой, готова вспыхнуть из-за любого пустяка, не думая о том, какие будут последствия! Из-за своего ограниченного умишка ты всегда видишь один-единственный выход для решения всех проблем! Что ты смыслишь в вопросах управления, разве ты можешь защитить народ?
— Я знаю, что справедливо, а что нет, — сказала Кадия. Ее тихий голос стал вдруг спокойным и угрожающим — Я понимаю разницу между настоящей клятвой и той, что произнесена под давлением обстоятельств. Ты можешь делать что хочешь, сестра, даже лишить меня помощи своей диадемы. Но если ты попытаешься остановить меня в поисках талисмана, если ты встанешь на моем пути, пусть Владыки воздуха сжалятся над тобой — но не я!
Она пошла прочь, призывая Джегана и Ламмому-Ко, и не обернулась, когда Анигель стала звать ее, извиняться за свои гневные речи и просить вернуться назад.
У Анигель не было сил даже плакать. Она ушла на корму «Литии» и устроилась там среди связок канатов. Остаток дня она провела, наблюдая с помощью талисмана за королем Антаром и детьми. Пыталась проследить и за колдуном, хотя его фигура по-прежнему виделась как расплывчатое пятно. Безо всякого интереса, уныло смотрела Анигель на Портолануса и трех его помощников, расположившихся в своей каюте: они распевали песни и разыгрывали странные сценки, смысл которых был ей непонятен. Они, по всей видимости, и не собирались отправляться за талисманом Кадии.
Как и сама Кадия. После беседы со своими друзьями-аборигенами, до подслушивания которой Анигель не снизошла, Большеглазая Дама спустилась к себе в каюту и весь день проспала.
К вечеру Анигель наскучило наблюдать за пиратской триремой, на борту которой ровным счетом ничего не происходило, ее разморило на солнце, а от легкой качки потянуло в сон. Она выбралась из своего укромного местечка. Джеган принес ей прохладительный напиток, она попила и задремала. Проснулась она глубокой ночью, когда было уже поздно помешать свершившемуся несчастью.
ГЛАВА 12
— На палубе происходит что-то странное, — крикнул вниз принц Никалон сестре и брату. Стояла ночь, в якорном трюме было темно, только сквозь круглые отверстия проникал слабый лунный свет. Ники наполовину высунулся наружу.
— Я слышу пение, — сказал он. — Только не могу понять, на каком языке поют.
— Должно быть, это колдун, — сказал принц Толивар с явным восхищением — Он насылает проклятия на тех, кто нас разыскивает. Вот бы посмотреть, как он мечет громы и молнии или вызывает чудовищ!
— Не болтай ерунды! — сказала принцесса Джениль, а потом обратилась к Ники: — А на берегу ты что-нибудь видишь?
— Только несколько мигающих огоньков от костра за деревьями, на воде нет никаких лодок. Светят две из Трех Лун, и, если мы попытаемся сбежать сейчас, нас будет отлично видно!
— Но если мы будем медлить, корабль может уплыть! — сказала Джен. — Надо уходить, пока это возможно.
— Верно, — согласился Ники. — Сейчас трирема встала на якорь гораздо ближе к берегу, чем раньше. Нам придется проплыть всего около половины лиги.
— А это далеко? — с любопытством спросил Толо.
— Тысячу элсов, — ответила ему Джен. — Но тебе не стоит бояться, лягушонок. Мы с Ники сможем тащить тебя, когда ты устанешь. — Я не хочу никуда идти, — захныкал Толо. — Я ненавижу плавать. Вода всегда заливается в нос.
— А как тебе понравится, если пираты привяжут тебя к мачте и будут использовать в качестве мишени для метания ножей? — безжалостно спросил Ники.
Толо разразился слезами, и Джен поспешила утешить его, укоризненно глядя на старшего брата.
— Посмотри, что ты наделал! Ладно, малыш, Ники просто дразнится! Никто не собирается тебя мучить!
— Я ненавижу это место, — всхлипывал Толо. — Почему никто не придет и не спасет нас?
— Я уверена, что мама старается… — начала она, но в этот момент за дверью послышался шум, и она прошипела Никалону: — Быстро слезай! Сюда кто-то идет!
Наследный принц едва успел соскользнуть вниз, упав спиной на груду огромных цепей, как дверь приоткрылась. Появился Боблин со светильником, стоящий за ним принц-карлик держал в руке второй фонарь.
Ледавардис вышел вперед и ступил в темный якорный отсек. Он нес туго набитый мешок.
— Закрой дверь и подожди снаружи, Боблин! Я хочу поговорить с этими несчастными детьми с глазу на глаз.
— Подумайте хорошенько, ваше величество! Плохо уже то, что вы воспользовались моим добрым нравом и уговорили спуститься вниз…
— Молчи! Неужели ты в самом деле думаешь, что эти младенцы способны обидеть меня? Подожди снаружи, я сказал!
Боблин, ворча, удалился. Когда дверь за ним закрылась, Ледавардис повесил фонарь на гвоздь, а потом вытряхнул содержимое объемистого мешка на грубый пол к их ногам. Здесь были спасательный круг из дуба, нож в чехле, маленький топорик, плоский матерчатый пакет, непромокаемая сумка, заполненная наполовину чем-то твердым, тыквенная фляга с водой и маленький глиняный горшок, замотанный тряпками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117