Голубая Дама запретила ей пользоваться обзором и наблюдать за своими родственницами, так что целых пятнадцать дней Харамис ничего не знала о сестрах и страшно волновалась. Но самой сильной помехой в процессе обучения были невольные воспоминания об Орогастусе. Теперь, когда ей стало точно известно, что он жив, в памяти непроизвольно всплывали черты его лица и голос, он постоянно снился ей в те редкие часы отдыха, которые позволяла Ириана.
Однажды, совсем растерявшись и отчаявшись, она спросила Великую Волшебницу Моря, не является ли колдун виновником ее страданий и неудач. Голубая Дама холодно заявила, что ничей разум без разрешения не может проникнуть в ее святилище. Это утверждение повергло Харамис в еще большую депрессию. Если в ее неудачах нельзя обвинить Орогастуса, значит, во всем виновата она сама.
Каждое утро, просыпаясь, Харамис целый час занималась медитацией. Сначала она работала, ведомая безжалостным сознанием Ирианы. Потом все больше и больше времени стала проводить в одиночестве в комнате медитаций — помещении с черными стенами и полом, — неподвижно уставившись на мерцающий янтарь, вставленный в Шар-Трилистник, и ее рассудок отчаянно боролся со всеми помехами, грозящими нарушить сосредоточение: она должна была стать одним целым со своим талисманом.
«Я должна овладеть им, — снова и снова повторяла она. — Только один из Лепестков Живого Триллиума сможет стать врачевателем мира и восстановить всеобщее равновесие.
Я умею колдовать, я начинаю. Кадия импульсивная и решительная, она действует. Анигель чувствительна, тактична, способна к жертвенной любви, она завершает спасительную миссию… Анигель как-то вспомнила старинную песенку народа уйзгу с Золотого болота, в которой давным-давно были обозначены роли талисманов и их владелиц:
Раз, два, три —
Это все одно, смотри:
Раз — Корона Обездоленных,
Мудрости бесценный дар.
Где она — там нет озлобленных,
Нет беды, и ссор, и свар.
Два — Трехвекий Меч, что значит:
Правда, честь и славы луч.
Три — Крылатый Жезл, иначе
Это к единенью ключ.
Раз, два, три — в Одном взлелеяны.
В диких Трех — одна лишь жизнь.
Триллиум, явись скорее нам, Всемогущий, появись!
Я снова смогу все привести в порядок, если только научусь правильно пользоваться талисманом, ключом ко всем остальным. Владыки воздуха, помогите мне, помогите мне!»
— Они помогут, — прозвучал голос Ирианы. — Никогда не теряй веры, и они помогут тебе!
В темноте комнаты возникло голубое сияние, и в воздухе материализовалась плотная фигура Великой Волшебницы Моря. Она улыбалась. В одной руке у нее была накрытая салфеткой корзинка, сплетенная из морских водорослей, а в другой — существо по кличке Гри-Гри.
— Пришло время немного отдохнуть, дитя мое. Ты долго жила в моем мире, и глоток свежего воздуха взбодрит тебя и придаст сил. Следуй за моим маленьким питомцем, и он выведет тебя на поверхность. Там ты посидишь на солнце, отдохнешь и надышишься вволю. В этой корзинке — еда и питье. Можешь воспользоваться талисманом, посмотреть на сестер и зятя и сказать им, что думаешь. Пользуясь примитивной магией, ты никому не причинишь вреда. Если нужно, можешь даже понаблюдать за ним. Я знаю, ты подавлена, но у меня есть ощущение, что ты уже подошла совсем близко к волшебной двери духа, которая никак не желала открываться пред тобой. Теперь мы сможем войти туда вдвоем, ты и я. И мы победим.
Харамис с трудом поднялась с колен — именно в коленопреклоненной позе она должна была заниматься медитацией — и молча взяла корзину. Червеобразная многоножка Гри-Гри, которая, если бы не короткошерстная белая шкура и не красные глаза, была бы очень похожа на воррама, зашипела, спрыгнула на пол и поползла вперед, оглядываясь, чтобы удостовериться, идет ли Харамис следом.
Они вышли из жилища Голубой Дамы в прозрачное помещение искусственного айсберга, и опять морские твари и причудливые рыбешки приплыли поглазеть на них сквозь неровные стеклянные стены. Коридор с пологими ступеньками поднимался все выше и выше, и наконец свет стал более ярким. Харамис поняла, что айсберг, этот волшебный аквариум, освещается настоящим солнцем. Настроение ее улучшилось. Она почти бежала за Гри-Гри, которой солнечный свет, казалось, тоже придал сил. И вот они вышли на открытый воздух. Животное радостно заурчало и встало на задние лапки, закрыв от удовольствия глаза и подставив солнечным лучам голое брюшко.
— Бедная Гри-Гри! Ты тоже скучаешь по солнышку!
Ей показалось, что зверек жалобно вздохнул. Харамис наблюдала, как его шкура стала постепенно темнеть, шерсть стала ярко-зеленой, а двенадцать ножек из белых превратились в черные. Когда многоножка открыла глаза, они оказались не красными, как раньше, а темно-голубыми, совсем как у воррамов, что живут в Туманных болотах.
— Значит, жизнь внутри этого волшебного айсберга и для тебя не совсем естественна, — пробормотала Харамис и погладила животное по спине. — Интересно, почему твоя хозяйка не пожалеет тебя и не выпустит на волю?
Зверек повернулся к ней и с негодованием зашипел. Он уклонился от ее ласк и, злобно проурчав что-то, забавно заковылял в сторону, выбирая место для солнечных ванн подальше от нее.
— Прости меня, Гри-Гри. Мне бы следовало знать, что твоя любовь к Великой Волшебнице гораздо сильнее голоса природы.
Зверек не обратил на нее внимания, но больше не шипел.
С вершины гигантского айсберга открывался чудесный вид. Чистейшей голубизны море было испещрено плавучими льдинами и огромными айсбергами — словно кто-то невидимый выложил на воде огромное мозаичное панно. Далекая линия горизонта, изрезанная белоснежными ледяными вершинами, смыкалась с безоблачным небом. В нескольких милях лежал песочного цвета материк — с полукруглыми гладкими камнями, без единого дерева. Он обрывался в море отвесными живописными скалами, ровная поверхность которых обнажала разноцветные пласты горной породы — розовые, оранжевые и даже винно-фиолетовые. Такими же яркими красками искрились на солнце и торчащие из воды неподалеку от материка рифы. Может быть, мировой покой и нарушен, но это никак не отразилось на великолепии спокойных северных вод.
Харамис присела на сухую неровную поверхность айсберга. Она открыла корзинку и растрогалась: Великая Волшебница наполнила ее едой, привычной для Харамис с детства, проведенного в Рувенде. А ведь она уже пятнадцать дней из вежливости мужественно питалась только морскими деликатесами. Улыбаясь, Харамис достала из корзинки фрукт ладо и вонзила зубы в его ароматную мякоть.
«О чем я думаю?»
Сконфузившись, она перестала есть, отпила немного морса и положила руку на свисающий с шеи талисман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Однажды, совсем растерявшись и отчаявшись, она спросила Великую Волшебницу Моря, не является ли колдун виновником ее страданий и неудач. Голубая Дама холодно заявила, что ничей разум без разрешения не может проникнуть в ее святилище. Это утверждение повергло Харамис в еще большую депрессию. Если в ее неудачах нельзя обвинить Орогастуса, значит, во всем виновата она сама.
Каждое утро, просыпаясь, Харамис целый час занималась медитацией. Сначала она работала, ведомая безжалостным сознанием Ирианы. Потом все больше и больше времени стала проводить в одиночестве в комнате медитаций — помещении с черными стенами и полом, — неподвижно уставившись на мерцающий янтарь, вставленный в Шар-Трилистник, и ее рассудок отчаянно боролся со всеми помехами, грозящими нарушить сосредоточение: она должна была стать одним целым со своим талисманом.
«Я должна овладеть им, — снова и снова повторяла она. — Только один из Лепестков Живого Триллиума сможет стать врачевателем мира и восстановить всеобщее равновесие.
Я умею колдовать, я начинаю. Кадия импульсивная и решительная, она действует. Анигель чувствительна, тактична, способна к жертвенной любви, она завершает спасительную миссию… Анигель как-то вспомнила старинную песенку народа уйзгу с Золотого болота, в которой давным-давно были обозначены роли талисманов и их владелиц:
Раз, два, три —
Это все одно, смотри:
Раз — Корона Обездоленных,
Мудрости бесценный дар.
Где она — там нет озлобленных,
Нет беды, и ссор, и свар.
Два — Трехвекий Меч, что значит:
Правда, честь и славы луч.
Три — Крылатый Жезл, иначе
Это к единенью ключ.
Раз, два, три — в Одном взлелеяны.
В диких Трех — одна лишь жизнь.
Триллиум, явись скорее нам, Всемогущий, появись!
Я снова смогу все привести в порядок, если только научусь правильно пользоваться талисманом, ключом ко всем остальным. Владыки воздуха, помогите мне, помогите мне!»
— Они помогут, — прозвучал голос Ирианы. — Никогда не теряй веры, и они помогут тебе!
В темноте комнаты возникло голубое сияние, и в воздухе материализовалась плотная фигура Великой Волшебницы Моря. Она улыбалась. В одной руке у нее была накрытая салфеткой корзинка, сплетенная из морских водорослей, а в другой — существо по кличке Гри-Гри.
— Пришло время немного отдохнуть, дитя мое. Ты долго жила в моем мире, и глоток свежего воздуха взбодрит тебя и придаст сил. Следуй за моим маленьким питомцем, и он выведет тебя на поверхность. Там ты посидишь на солнце, отдохнешь и надышишься вволю. В этой корзинке — еда и питье. Можешь воспользоваться талисманом, посмотреть на сестер и зятя и сказать им, что думаешь. Пользуясь примитивной магией, ты никому не причинишь вреда. Если нужно, можешь даже понаблюдать за ним. Я знаю, ты подавлена, но у меня есть ощущение, что ты уже подошла совсем близко к волшебной двери духа, которая никак не желала открываться пред тобой. Теперь мы сможем войти туда вдвоем, ты и я. И мы победим.
Харамис с трудом поднялась с колен — именно в коленопреклоненной позе она должна была заниматься медитацией — и молча взяла корзину. Червеобразная многоножка Гри-Гри, которая, если бы не короткошерстная белая шкура и не красные глаза, была бы очень похожа на воррама, зашипела, спрыгнула на пол и поползла вперед, оглядываясь, чтобы удостовериться, идет ли Харамис следом.
Они вышли из жилища Голубой Дамы в прозрачное помещение искусственного айсберга, и опять морские твари и причудливые рыбешки приплыли поглазеть на них сквозь неровные стеклянные стены. Коридор с пологими ступеньками поднимался все выше и выше, и наконец свет стал более ярким. Харамис поняла, что айсберг, этот волшебный аквариум, освещается настоящим солнцем. Настроение ее улучшилось. Она почти бежала за Гри-Гри, которой солнечный свет, казалось, тоже придал сил. И вот они вышли на открытый воздух. Животное радостно заурчало и встало на задние лапки, закрыв от удовольствия глаза и подставив солнечным лучам голое брюшко.
— Бедная Гри-Гри! Ты тоже скучаешь по солнышку!
Ей показалось, что зверек жалобно вздохнул. Харамис наблюдала, как его шкура стала постепенно темнеть, шерсть стала ярко-зеленой, а двенадцать ножек из белых превратились в черные. Когда многоножка открыла глаза, они оказались не красными, как раньше, а темно-голубыми, совсем как у воррамов, что живут в Туманных болотах.
— Значит, жизнь внутри этого волшебного айсберга и для тебя не совсем естественна, — пробормотала Харамис и погладила животное по спине. — Интересно, почему твоя хозяйка не пожалеет тебя и не выпустит на волю?
Зверек повернулся к ней и с негодованием зашипел. Он уклонился от ее ласк и, злобно проурчав что-то, забавно заковылял в сторону, выбирая место для солнечных ванн подальше от нее.
— Прости меня, Гри-Гри. Мне бы следовало знать, что твоя любовь к Великой Волшебнице гораздо сильнее голоса природы.
Зверек не обратил на нее внимания, но больше не шипел.
С вершины гигантского айсберга открывался чудесный вид. Чистейшей голубизны море было испещрено плавучими льдинами и огромными айсбергами — словно кто-то невидимый выложил на воде огромное мозаичное панно. Далекая линия горизонта, изрезанная белоснежными ледяными вершинами, смыкалась с безоблачным небом. В нескольких милях лежал песочного цвета материк — с полукруглыми гладкими камнями, без единого дерева. Он обрывался в море отвесными живописными скалами, ровная поверхность которых обнажала разноцветные пласты горной породы — розовые, оранжевые и даже винно-фиолетовые. Такими же яркими красками искрились на солнце и торчащие из воды неподалеку от материка рифы. Может быть, мировой покой и нарушен, но это никак не отразилось на великолепии спокойных северных вод.
Харамис присела на сухую неровную поверхность айсберга. Она открыла корзинку и растрогалась: Великая Волшебница наполнила ее едой, привычной для Харамис с детства, проведенного в Рувенде. А ведь она уже пятнадцать дней из вежливости мужественно питалась только морскими деликатесами. Улыбаясь, Харамис достала из корзинки фрукт ладо и вонзила зубы в его ароматную мякоть.
«О чем я думаю?»
Сконфузившись, она перестала есть, отпила немного морса и положила руку на свисающий с шеи талисман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117