Несогласная подняла руку.
— Мне кажется, — спокойно заключила она, — вопрос в том, кто станет лучшей хранительницей.
Арона тоже подняла руку.
— Эгил, он-дочь Элизабет, чужой у нас, он не знает наших преданий и обычаев. Он часто говорил мне, что хочет переписать свитки, чтобы они соответствовали его взглядам и обычаям. А его собственная мать сказала мне, что их обычаи такие же, как у Хуаны, дочери Гунтира. Я предлагаю осмотреть записи, которые мы сделали отдельно, и вы увидите, что именно он записывает. Я отдам вам все свои записи для проверки, даже те, что я делала ребенком.
— Согласны, — сразу же откликнулась госпожа Флори. — Те из нас, кто умеет читать, пойдут вместе со мной в Дом Записей. — И потом, к явному отчаянию большинства старейших, добавила: — Госпожа волшебница, не присоединишься ли к нам? Ты умеешь читать и знаешь женщин.
— С радостью, — согласилась Несогласная, закутываясь в плащ.
Проверка оказалась долгой и утомительной. Несколько свитков Эгила были посвящены его народу, и Арона снова подумала, почему бы не сделать его хранительницей своих преданий, а деревенские дела оставить ей? Она снова высказала эту мысль.
Потом старейшая мать Раула спросила:
— А где запись об исчезновении Асты, дочери Леннис, вместе с товарами ее матери?
Арона глотнула и вынуждена была признаться, к собственному ужасу, что во время болезни хозяйки она была очень занята и предоставила все записи Эгилу. Она не подумала, что нужно сделать запись об этом скандале самой. Она забыла об этом! Внутренности ее сжались, голова снова начала болеть.
Госпожа Флори развернула один из свитков Эгила.
— Похоже, это то предание, что ты нам рассказывала в пещере, но написанное от лица Тсенгана Безумца, —заметила она.
Арона вытерла глаза и кивнула.
— Он часто говорил, что предание нужно рассказывать по-другому. — Она дала старейшим подумать над этим, потом отвела их наверх.
Большинство свитков самой Ароны было сделано ею в детстве. Взяв один из них, она взглянула на последнюю строку.
— Но ее изменили! — воскликнула она гневно. Старейшие всмотрелись. Арона указала на последнее слово.
— Я сама это писала и на каждом свитке добавляла:
«Я знаю это, потому что делала своими руками и видела собственными глазами». Но посмотрите! Теперь здесь написано: «Это смесь полной чепухи».
Эгил торопливо прикрыл рот рукой, но волосы на его верхней губе дрожали.
— Эгил, это уже не шутка! — с обидой закричала Арона. — Ты изменил запись!
— Откуда ты знаешь, что это сделал я, а не твоя хозяйка? Она выразила свое мнение о твоем свитке, — невинно сказал он.
— Какие еще записи ты изменил? — настаивала Арона. — О, уважаемые старейшие, теперь нам придется просматривать их все!
Старейшая мать вздохнула и отыскала для себя сиденье: спина у нее очень уставала, когда она стояла долго, а ноги начинали неметь. Эгил услужливо принес ей чашку травяного чая. Арона посмотрела на волшебницу, которая незаметно покачала головой. Госпожа Флори послала Ханну к госпоже Гондрин за едой и элем. Ароне пришла в голову новая мысль, и она в ужасе посмотрела на волшебницу. Несогласная кивнула.
— Старейшие, — предложила волшебница холодным ясным голосом, — это продлится больше, чем один день. Так как возник вопрос об изменении записей, я думаю, Арона и Эгил должны вернуться в дома своих матерей и жить там, пока мы не закончим, а комнату записей нужно охранять.
— Согласны, — протянула старейшая мать, кисло посмотрев на Арону.
В плотницкой Бетиас Арона не могла уснуть. Собственная постель казалась ей узкой и непривычной, теперь она принадлежала одной из маленьких дочерей тети Наты. Не сворачивалась в ногах маленькая рыжая кошка, не ходила по ее груди по утрам, заставляя встать. Сестры приставали к ней с вопросами, шумно просили во всех подробностях рассказать о происшествии и о том, как она собирается жить с Эгилом. Кармонт, дочь Элен, которая, вырастая, проявляла все признаки он-дочери, спросила, почему бы ей не выяснить, что нужно Эгилу, и не согласиться в обмен на то, чего хочет она.
— Потому что мы хотим одного и того же, — выпалила Арона. — Или — в другом случае — мы хотим прямо противоположного.
Она отодвинула стул и попросила разрешения уйти от обеденного стола.
— Мама, тетя Ната, тетя Элен, я не хочу есть. — Она убежала на крыльцо и заплакала, плакала о Марис, о себе, о записях и о том, что произошло с момента появления Эгила, дочери Элизабет, в деревне.
Если Эгил выиграет, что ей делать?
Она может жить здесь и ежедневно ходить в Дом Записей, присматривать за свитками. Эгил этого не позволит, но сможет ли он ее остановить?
Предположим, сможет. Тогда она украдет записи и спрячет где-нибудь. Но где? И если старейшие назначат его хранительницей, они заставят ее вернуть свитки.
Допустим, она спрячет их так, что никто не сможет найти, и откажется возвращать. Самое плохое, что с ней могут сделать, — изгнать. Безумная Бетия, убийца, была изгнана. Бабушка Ангхард сама себя изгнала, и Пелиел, Дочь Лаэли, и брат Джомми. Аста, дочь Леннис, сбежала с торговцами. Это одна из возможностей уйти от хулигана.
Если бы только ей удалось поговорить с Джомми! В записях говорится, что в изгнании ему было одиноко и страшно, но переносимо. Он ткач и без труда зарабатывал себе на жизнь. А как заработает на жизнь изгнанный Писец?
Неожиданно Арона села в постели. Он-торговец рассказывал о месте, где может жить писец и где записи в безопасности, там их никто не подумает изменять. Лормт! Ей даже показали дорогу туда. Может, торговец предвидел, что она будет изгнана? Это совсем страшно!
Но такого не случится. Старейшие ни за что не отдадут записи чужаку, человеку, который их изменяет, лжецу и хулигану, желавшему смерти старой хранительнице. Или отдадут ему его записи, а ей — ее. В этом есть смысл, почему никто не может его увидеть? Почему не согласились сразу?
Арона снова повернулась в постели. Одеяла кажутся спутанными, подушка комковатой. Голова у нее зудела. Она встала и принялась неторопливо расчесывать волосы. Старейшие примут разумное решение. Если нет, то последствия такие ужасные, что о них страшно подумать.
Дни проходили, и старейшие начали ворчать. Чтение свитков — тяжелая работа, и они стали обвинять Арону в своих неудобствах. Подошло полнолуние, и кто-то другой отвез продукты Джомми Мудрому. Эйна, дочь Парры, подарила Этилу собаку, и Парра была очень довольна, потому что девочка часами играла с ней. Этил назвал собаку Клыком. У Ароны начали сдавать нервы.
Но вот к ней обратилась госпожа Бирка:
— Арона! Подойди ко мне и скажи, изменено ли здесь что-нибудь?
Девушка подбежала к жрице. Длинным искривленным пальцем жрица указывала на последнее слово в последней строчке Сказания о Мирре-Лисе, записанное ее сестрой-подругой Вариной-Соколицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43