ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

.. Если обвиняют инородцев или нуворишей, то обвинения звучат лишь с тем же смыслом - "правят нами". Если б не правили - то и не были б виноватые. Но почти тут же зовут править собой других - "честных", "непродажных". Людей озлобляет благополучие властьимущих ("сосут кровь из народа", "уничтожают народ"). Извлеченные на личном опыте уроки в своем большинстве унылы, рождают в людях только ощущение безысходности. "Я не понимаю эту демократию, если все делается для уничтожения народа" - сознает человек. Или думает с тоской о прошлом: "Раньше хоть что-то можно было доносить до людей - я занимался просвещением, работал на сельскую местность, писал для сельских детишек, был все время с ними". Обманутый не раз и не два, человек крепче всего научен не доверять и понимает со всей ясностью только новейшую эту формулу обмана: "обещали справедливость, борьбу с привилегиями властьимущих, а устроили общество еще более несправедливое и взяли себе привилегии, какие не снились начальству партийному, даже при однопартийной системе в стране - значит, коммунисты были честнее и справедливей к людям, чем те, кто призывал бороться с ними и получил власть в стране."
А меж непониманием настоящего и тоской по прошлому встревает уже волевое решение ни в чем общественном не принимать участия: "Кто нам поможет? Черт его знает. Даже люди наши говорят - голосовать больше не пойдем, все равно по-нашему не будет"
Но что же тогда делать?
Тем, что ожесточились, притягательно лишь одно: "все привилегии снять, дачи под квартиры, солдаты пусть служат народу, а не охраняют этих гнид" они не видят будущего ни для себя, ни для тех, о ком не могут думать без ненависти.
Рабочему по-старому притягательны государственный заказ, план и сбыт, но тоже затаил мыслишку о директорах с жирнейшими их окладами, так что, наверное, самое глубинное в душах рабочих: "оклады директоров предприятий и представителей любых ветвей власти хоть соотносить с зарплатами рабочих и доходами населения".
Крестьянин знает свои нужды точно и зарится только на землю: "земля должна перейти в собственность без всякого выкупа, целевой кредит должен быть льготным и даваться в рассрочку на десять лет, освободить крестьянина от бюрократических пут, особенно по налогообложению - взимать надо один ясный простой налог с земли, а не с десяток заумных налогов, который крестьянин мог бы раз в год заплатить, чтоб на все оставшееся время без риска уже рассчитать свои доходы и расходы".
Люди, еще увлеченные игрой в политику, видят нужду в том, чтоб "формировать власть по другим принципам".
Интеллигенты рассуждают по-интеллигентному и нуждаются в новых подходах к решениям острейших экономических проблем: "У нас же огромная армия грамотных экономистов. Уверен, не глупее заграничных. Им бы всем свои силы и знания направить не на споры между собой, не на доказательства своего умственного превосходства, а собраться всем вместе и в спокойной обстановке, начиная с самого низу проанализировать материально-экономическое состояние в России, не надеясь на богатого дядюшку ".
Пенсионеры - протестанты самые упрямые. Государство должно отдать им заслуженное, наработанное - и это его дело, каким способом отдавать долг. Если считают нужным, то урезонить сам государственный аппарат: "ликвидировать институт представителей Президента в областях Российской федерации, так как они не имеют реальной власти, но их содержание обходится налогоплательщикам в очень кругленькую сумму", "привлекать к строжайшей уголовной ответственности за нецелевое использование средств налогоплательщиков", "в госаппарат должны попадать совестливые профессионалы".
Нужно ж людям, оказывается, самое малое: получать пенсию, соотнесенную с ценой на продукты и товары первой необходимости; иметь работу и получать заработную плату за свой труд, достаточную для пропитания себя и своей семьи; вернуться когда-нибудь в своим любимым занятиями - писать книжки или учить детишек любви к природе; надеятся на помощь в той беде, с которой в одиночку хозяйство уже не справится и может только погибнуть; чтоб власть имущие испытывали к людям с малым достатком, к беднейшему населению страны уважение и не внушали бы обществу, что бедняки теперь - это тунеядцы, что бедность - это их собственный порок... Так-то мало нужно русскому человеку для счастья! Так-то близко оно должно быть, малое, неприхотливое, почти как у сироты! И молит человек надрывно, немощно, всей страдающей душой... но только какого ж спасителя?!
"Помогите всем русским!"
"Сделайте что-то полезное для народа, идем к концу жизни, а люди и не жили по- человечески!"
"Замолвите слово в защиту фремера!"
"Посетите страну детского подземелья!"
"Спасите как-нибудь село, ведь село погибло!"
"Помогите несчастным животным! "
"Ради Бога! Бейте в набат! "
В последних строках
Человек, которому так немного надо для счастья, несчастлив может быть только по какой-то невероятной причине. Но просят ведь за редким исключением только для себя, а не для ближнего, потому как и просят терпящие то или иное бедствие. А мало-мальский благополучный человек уж коростой покрывается в своем благополучии и к состраданию не оказывается способным - ни душевно, ни хоть по-граждански обязательно - потому как одно на уме да в душе: я свое з а с л у ж и л, ну а другие, значит, не заслужили.
Будь начальник или подневольный человек - все и всех обкорнал бы под одну гребенку. Россия - страна начальников и подчиненных. Отсутствие свободы органично, как органично оно в армии, где главенствует один на всех приказ. Приказ обязательный для всех к исполнению - что прокатывается, стукая по головам, от самых верхов и до низов. И все счастьишко, кто б ты ни был по званию, можешь только выслужить. Отсюда - забюрокраченность наша кромешная, подобная войсковой канцелярщине, отношение к человеку бездушно-уравнивающее, знающее лишь два оттенка - "годен" , "негоден", а также и всегдашняя наша гигантомания, лозунговщина, страсть всякую борьбу с чем-то превратить сразу же в "кампанию по борьбе". И при царях и при вождях - все пропитано именно этим казенным духом. В мирные времена еще терпима в этом духе жизнь. Ну, а если немирные наступают времена, если Россия воевать начинает сама в себе или втягивается в какую мировую - гора из черепов растет до неба, каждую пядь каких хочешь завоеваний покупаем человеческими жизнями, да притом за ценой-то не постоим никогда - надо угробить для светлого будущего миллион, угробим! надо угробить два, угробим два! Пуля, которой убьют, будет подороже жизни того, кого ею убивали. И на войнах клали людей без счета - как подешевле.
Готовность к жертве изначальна как порыв христианский - постоять за свою веру, не дать осквернить святынь своей веры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18