Однако не заживающие бесследно раны были и у его псов - у всех, кроме
Верного (кстати, а где Верный?), сегодня их еще прибавилось.
Действительно, где Верный? Скадли помнил, что тот лежит у его ног, он
даже чувствовал левой щиколоткой его короткую шерсть, но... Что
случилось?!
Верный действительно лежал у его ног именно так, как лежат вожаки у
ног ведущего. Только перевернув его, можно было заметить небольшую рану на
шее - там, где проходила главная жила. Не рану даже - царапину, порез.
Слепой укол Начальника Разведки сделал свое дело.
У Верного не было боевых шрамов.
Скадли с рыданием приник к его теплому еще телу. Он не видел как
вокруг постепенно собираются другие псы, яростные и торжествующие, как при
виде мертвого вожака их торжество сменяется тоской и болью, а у Третьего,
который станет теперь вожаком и получит имя дополнительно к номеру, - еще
и властной уверенностью. Но внезапная волна горя (не то чтобы более
глубокого, чем его собственное, но пришедшего откуда-то со стороны)
проникла в мозг и заставила поднять голову.
Лакхаараа. Он стоял в полусотне шагов от них и выл, задрав морду к
небу. Тщательно вытерев глаза (Лакхаараа - главный вожак Группы, почти
равноправный партнер, и он не должен видеть ведущего в слабости), Скадли
подошел к догу. Тогда пес завыл еще протяжнее, а потом схватил его за край
пятнисто-зеленого плаща, подтащил к одному из лежащих и закружился вокруг,
хрипло рыча и повизгивая. Сейчас прямо заговорит!
Скадли встал на колени рядом с трупом. Да (он уже догадался), это был
солдат. Ну и что же? Солдат вообще-то двое было, вон еще один валяется,
почему же именно с этим Лакхи уже второй раз ведет себя как щенок? Как
щенок...
Зубы среднего сошлись под нижней челюстью, на горле, и лицо,
охваченное светлой бородкой, оставалось нетронутым.
Да, Скадли видел его пять лет назад, когда еще не было этой бороды. И
войны не было. Раньше тоже видел, почти каждый день, но пять лет назад - в
последний раз. И тогда, как и теперь, глаза его были мокры от слез.
...Их дома в Нико соприкасались стенами, словно подталкивали друг
друга локтями. Семьи не очень-то ладили, но сыновья-первенцы сначала не
осознавали разницы между ларами и никанцами, а когда с возрастом уловили
ее, не охладели друг к другу. Возможно потому, что оба были помешаны на
собаках. В столице как раз открывались первые Школы - кто мог тогда знать,
с какой целью они закладываются... Моурнианнэ (или Морни, если говорить на
"общем") был двумя годами старше, но именно Скадли первым принес в дом
неуклюжий жесткошерстный комочек, который тогда еще трудно было назвать
догом, тем более - боевым. Впрочем, слово "боевой" тогда и вовсе не
употреблялось. Морни тоже нацелился было на Школу, и кажется, он обладал
способностями щупача (вот было бы здорово - два щупача в двух соседних
домах!); но и в Школе не проявили восторга - Скадли тогда не понял,
почему, - и отец, узнав, избил его до полусмерти за увлечение "варварскими
игрищами".
Потом... Потом - события в Кандикаре и признание независимости "Нико,
страны и города", нарушенное через год... Договор о репатриации никанской
колонии... Ряд телег на улице и непроницаемо-каменное лицо соседа, отца
Морни, и его каменная же ладонь, которая опустилась на плечо растерянного
подростка, обрывая его прощание с остающимся младшим другом, почти младшим
братом...
Щенка они вместе назвали Лакхаараа, что переводилось с ларского как
"Тот, кто имеет два сердца". Разумеется, это прямой перевод,
действительное значение было нечто вроде "Неуязвимый". Это имя Скадли ему
сохранил, хотя раскаты ларской речи вводили в шок каждого Проверяющего,
который посещал Школу, и они настоятельно советовали назвать вожака как
положено. Сохранил даже после второго похода, когда ненависть к ларам
кипела у него в груди, как расплавленный свинец. Сохранил, потому что имя
псу дается один раз в жизни и перемены он не примет.
И имя Моурнианнэ в прямом переводе звучало как "На бегу стреляющий в
скалу". Это тоже что-то значило, но тогда Скадли этим не интересовался, а
сейчас - и подавно.
Он постоял над мертвым еще немного и вернулся к убитой собаке.

2
О Создатель этого мира! О Великий!
Каково прегрешение человека, заставляющего страдать
молодую собаку от недостатка пищи?
И сказал Ахура Мазда: "Столь же великое, как если бы
он заставил страдать от голода деревенского ребенка,
находящегося у него в услужении".
Я сижу, значит, реву как малыш, Группа скулит вокруг... совсем
размокли. Но делать что-то надо. Встаю, промокаю морду, псов успокоил -
кроме Лакхи, тот все воет. Малый прямо лебезит - не может простить себе,
что меня бросил. А Нюхачу все это до пятки, как прошлогоднее мясо. Мерзкая
все-таки порода. Огрел бы его раз, да не поймет, за что.
Вообще-то нам положено в качестве доказательства правое ухо брать, но
тут я засомневался. Во-первых, они все далеко друг от друга, самому ходить
- до вечера не управлюсь, а собакам это не поручишь. А во-вторых... Даже
сказать неловко. У одного-то из них я ухо точно не отсеку.
С одной стороны, конечно, они наших не жалеют. Это-то я знаю не из
Бесед. Но все-таки.... А главное - время, время! Двое суток гнал, значит,
и обратно - столько же. А у меня еще две собаки ранены.
Так ничего придумать и не могу. В конце-концов икнул я на это дело и
заставил Группу вырыть яму (лопаты не было, а мечом копать - опять же
время). Похоронил обоих вместе. Как - кого? - Морни и Верного, конечно.
Знаю, у них это не принято, но не мог же я погребальный костер сварганить
- это ведь воз сухого дерева. Потом, на ларские обычаи я икать хотел, я
его - как никанца. Чего скалишься? Он бы знаешь, каким собаководом был,
если бы Всемогущий иначе распорядился! Уложил, как нужно - в позе спящего,
рядом дорожная сумка... Хватит.
Уши не стал брать. Скажу - пятнадцать - пусть поверят или проверят,
если смогут. Небось, поверят - я все-таки пока на хорошем счету. А у того,
которого считаю Сыном, беру всю голову и медальон нагрудный. Гнусное оно
дело - головы рубить, но война спишет. Не мы начали... Сдам в Управление,
пусть разбираются.
Обратный путь трудным был. У меня за плечами доспехи Верного и Лакхи,
две головы (да, я не сказал, вторая - того старикашки, что чуть не упокоил
меня. Все молодые ребята, а ему лет пятьдесят и ритуальная татуировка над
бровями: видная шишка, значит). Седьмой совсем потух, сзади все плетется.
Я, конечно, лапу перевязал, но я же не целитель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12