И намного! Если раньше, после возвращения из Системы он тыкался, как слепой щенок в чужие двери, то теперь он кое-что знает об этом мире, управляемом выродками-дегенератами! Теперь он не слеп! А это уже большой плюс. Правда, если Вторжение начнется раньше, чем он приступит к серьезным действиям, грош цена всем его познаниям. Но он всего лишь человек.
Иван неторопливо вышел на полутемную улочку меж старинными каменными домами. Облака в высоком небе начинали алеть, скоро рассвет, скоро будет совсем светло. Надо уходить. Он не любил брать чужое, даже на время. Но что поделаешь, ни одного свободного дисколета. Ночь. Он вскарабкался на крышу четырехэтажного готического особняка с островерхими шпилями. И не ошибся. Прогулочный катерок старой модели стоял, накренившись, на узенькой площадке – как они умудрялись садиться на такую. Ну что же, выбора нет.
Прощай, Венеция!
Он шея над каналами, над мостиками и мостами, над крышами, шел медленно, чуть покачивая короткими резными крылышками. А сердце ныло. Теперь он никогда не прилетит сюда с легким сердцем. Тень старика Луиджи будет преследовать его. Ну и что же, он заслужил это, он не имея права оставлять наемника у этого добряка-забулдыги.
Время вспять не повернешь.
– Прощай, колыбель венедов!
Иван выключил обзор. Прозрачности в этой старушке не было, но четвертного обзора вполне хватало. Он развернул катер и пошел в море, по ослепительной дорожке восходящего солнца, он убегал от светила, он не хотел сейчас света, у него болели глаза. И еще немного болел локоть, задетый пулей. В пылу драки он не заметил ранения. Ничего пройдет. Иван как закаленный рос-вед, познавший тайны тысячелетий, не перевязывал рану, затянется сама. Он убегал от солнца. До стартовой площадки было еще двести миль. Катер вернется назад, на родную крышу. А он сам уже не вернется сюда. Ну и пусть. Иван не оглядывался. Он думал о Сихане.
Крохотная площадка затерялась среди скал крохотного островка. Это был один из самых дешевых космодромов Земли. Иван не мог позволить себе прежней роскоши. Он потерял свою изумительную десантную капсулу. И был теперь беднотой, босяком.
Четыреста монет. Что можно на них купить?!
– Доставочную кабину, пожалуйста! – попросил он паренька-диспетчера, который был одновременно и кассиром, и всем обслуживающим персоналом. Его пьяный папаша валялся под соседней пальмой с бананом в одной руке и бутылкой рома в другой.
– Одноразового действия?
– Да.
– Смотрите не промахнитесь, месье!
Шутка была не самой удачной. Промахнувшегося могли и не подобрать, в пространстве всякое случается. Но подобная шуточка, обращенная к космодесантнику-смертнику, звучала вызывающе.
– Постараемся, – заверил Иван.
Оба левых двигателя выносной ступени заели на полпути, и он выбирался на орбиту на двух правых, это была не очень хорошая примета. Плевать! Иван спешил на Дубль-Биг! Старый коммерсант и большой любитель астрономии Дил Бронкс давно его дожидался. Но дело не в нем.
Вечером того же дня Иван причалил к сверкающему боку бесподобной космической станции своего приятеля. Дубль-Биг с каждой неделей становился все краше. Он был просто бриллиантом Космоса.
Таека встретила Ивана холодно.
– Эти мужланы на конюшне, – заявила она и ушла в свой отсек.
Чем-то они все провинились перед ней, подумал Иван. Но не будем спешить с выводами – спокойствие и еще раз спокойствие. Он шел по обшитым красным деревом коридорам станции, и шаги его гасли в глубоком ковровом покрытии, на котором не было ни единой пылинки. Киберы робко жались по стенам и углам, пропуская гостя. Иван на них не глядел.
В конюшню он ворвался вихрем, чуть дверь не слетела с бронзовых старинных петель. И застыл столбом. Оба жеребца испуганно заржали, закивали головами – левый, с черной подпалиной под сиреневым глазом, захрипел, скаля большие зубы.
– А вот и Ваня пришел! – раздалось откуда-то сверху.
Иван поднял глаза. И ему вспомнился Хархан, темницы, цепи, сам он, висящий вниз головой, «дозревающий».
Здесь висели сразу двое, висели без всяких извращений – головами вверх, но зато спеленутые как младенцы.
– Сгинь, наваждение! – угрожающе прорычал один из висящих, в котором Иван не сразу распознал Гута Хлодрика Буйного.
– Ты думаешь, это галлюцинация? – как-то растерянно спросил у Гуга второй, явно сам хозяин станции.
– А то что же! – невозмутимо ответил Гут. – После двух недель запоя! Синдром, старик, ничего не поделаешь.
– А я-то обрадовался, – обиженно протянул Дил. Был он опухший, сизый, с разбитым широченным носом. Даже бриллиант в переднем зубе поблескивал тускло.
– Сгинь, синдром! – повторил Гут помягче. Потом повернул голову к собрату по несчастью и пояснил: – Косточки Ванюшины давно уж сгнили на гадской Гиргее. Эх, и мне там положено лежать, старому подлецу! – Он снова уставился на вошедшего и уже без угроз, умоляюще попросил: – Сгинь отсюда!
Иван без лишних слов подошел ближе. Сверкающий меч отразил сразу все восемь светильников-канделябров, украшавших стены конюшни. Лезвие меча выглядело устрашающе.
– Убивать пришел, – сделал вывод Дил Бронкс и тут же перестал виновато улыбаться.
– Есть за что, – мрачно заключил Гут Хлодрик. – Ну, давай, руби башку! Не жалко!
Иван подпрыгнул, полосанул по пластиконовым бинтам чуть ниже стропил – и Дил Бронкс живым мешком шмякнулся на сено.
– Промазал! – заключил Гут Хлодрик.
– Да чего ты мне голову морочишь, – заверещал во всю глотку негр. Он уже радостно скалил зубы и бешено вращал своими огромными белками. – Это же Ванюша, настоящий! Ваня, развяжи, дай я тебя поцелую!
– Настоящий?! – носорогом взревел Гут.
Иван разматывал бинт, высвобождал Дила, одновременно похлопывая его по спине и плечам, будто пытаясь убедиться, что он цел и невредим. По щекам полуседого негра текли слезы.
– Неужто вернулся?! Это чудо! – тараторил он без умолку. – Я всегда верил, что ты вернешься, Иван, я знал это точно, у меня нюх, чутье, оно меня никогда не подводит! Ну дай же я тебя обниму!
Дил Бронкс набросился на Ивана с объятиями, плача от радости и боли, сведенные руки и ноги кололо тысячами игл – еще бы, столько провисеть связанным!
– Погоди! – Иван отстранился. – Погоди немного!
Он подошел к молчаливо висящему Гуту. Поднял меч.
Но тот предупредил сразу:
– Меня лучше не освобождай, Иван!
Лицо у Гута было надутое, злое.
– А что такое? – спросил освободитель.
– Прибью!
– Кто старое помянет, тому глаз вон! – весело оскалился Дил Бронкс.
– А кто забудет, – прохрипел Гут, – тому оба долой! Он меня подставил! Ребят положил! Спроси у него – сколько душ загубил?!
Дил покорно повернулся к Ивану.
– Сколько?
– Всех, – ответил тот, – ушли кроме меня трое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Иван неторопливо вышел на полутемную улочку меж старинными каменными домами. Облака в высоком небе начинали алеть, скоро рассвет, скоро будет совсем светло. Надо уходить. Он не любил брать чужое, даже на время. Но что поделаешь, ни одного свободного дисколета. Ночь. Он вскарабкался на крышу четырехэтажного готического особняка с островерхими шпилями. И не ошибся. Прогулочный катерок старой модели стоял, накренившись, на узенькой площадке – как они умудрялись садиться на такую. Ну что же, выбора нет.
Прощай, Венеция!
Он шея над каналами, над мостиками и мостами, над крышами, шел медленно, чуть покачивая короткими резными крылышками. А сердце ныло. Теперь он никогда не прилетит сюда с легким сердцем. Тень старика Луиджи будет преследовать его. Ну и что же, он заслужил это, он не имея права оставлять наемника у этого добряка-забулдыги.
Время вспять не повернешь.
– Прощай, колыбель венедов!
Иван выключил обзор. Прозрачности в этой старушке не было, но четвертного обзора вполне хватало. Он развернул катер и пошел в море, по ослепительной дорожке восходящего солнца, он убегал от светила, он не хотел сейчас света, у него болели глаза. И еще немного болел локоть, задетый пулей. В пылу драки он не заметил ранения. Ничего пройдет. Иван как закаленный рос-вед, познавший тайны тысячелетий, не перевязывал рану, затянется сама. Он убегал от солнца. До стартовой площадки было еще двести миль. Катер вернется назад, на родную крышу. А он сам уже не вернется сюда. Ну и пусть. Иван не оглядывался. Он думал о Сихане.
Крохотная площадка затерялась среди скал крохотного островка. Это был один из самых дешевых космодромов Земли. Иван не мог позволить себе прежней роскоши. Он потерял свою изумительную десантную капсулу. И был теперь беднотой, босяком.
Четыреста монет. Что можно на них купить?!
– Доставочную кабину, пожалуйста! – попросил он паренька-диспетчера, который был одновременно и кассиром, и всем обслуживающим персоналом. Его пьяный папаша валялся под соседней пальмой с бананом в одной руке и бутылкой рома в другой.
– Одноразового действия?
– Да.
– Смотрите не промахнитесь, месье!
Шутка была не самой удачной. Промахнувшегося могли и не подобрать, в пространстве всякое случается. Но подобная шуточка, обращенная к космодесантнику-смертнику, звучала вызывающе.
– Постараемся, – заверил Иван.
Оба левых двигателя выносной ступени заели на полпути, и он выбирался на орбиту на двух правых, это была не очень хорошая примета. Плевать! Иван спешил на Дубль-Биг! Старый коммерсант и большой любитель астрономии Дил Бронкс давно его дожидался. Но дело не в нем.
Вечером того же дня Иван причалил к сверкающему боку бесподобной космической станции своего приятеля. Дубль-Биг с каждой неделей становился все краше. Он был просто бриллиантом Космоса.
Таека встретила Ивана холодно.
– Эти мужланы на конюшне, – заявила она и ушла в свой отсек.
Чем-то они все провинились перед ней, подумал Иван. Но не будем спешить с выводами – спокойствие и еще раз спокойствие. Он шел по обшитым красным деревом коридорам станции, и шаги его гасли в глубоком ковровом покрытии, на котором не было ни единой пылинки. Киберы робко жались по стенам и углам, пропуская гостя. Иван на них не глядел.
В конюшню он ворвался вихрем, чуть дверь не слетела с бронзовых старинных петель. И застыл столбом. Оба жеребца испуганно заржали, закивали головами – левый, с черной подпалиной под сиреневым глазом, захрипел, скаля большие зубы.
– А вот и Ваня пришел! – раздалось откуда-то сверху.
Иван поднял глаза. И ему вспомнился Хархан, темницы, цепи, сам он, висящий вниз головой, «дозревающий».
Здесь висели сразу двое, висели без всяких извращений – головами вверх, но зато спеленутые как младенцы.
– Сгинь, наваждение! – угрожающе прорычал один из висящих, в котором Иван не сразу распознал Гута Хлодрика Буйного.
– Ты думаешь, это галлюцинация? – как-то растерянно спросил у Гуга второй, явно сам хозяин станции.
– А то что же! – невозмутимо ответил Гут. – После двух недель запоя! Синдром, старик, ничего не поделаешь.
– А я-то обрадовался, – обиженно протянул Дил. Был он опухший, сизый, с разбитым широченным носом. Даже бриллиант в переднем зубе поблескивал тускло.
– Сгинь, синдром! – повторил Гут помягче. Потом повернул голову к собрату по несчастью и пояснил: – Косточки Ванюшины давно уж сгнили на гадской Гиргее. Эх, и мне там положено лежать, старому подлецу! – Он снова уставился на вошедшего и уже без угроз, умоляюще попросил: – Сгинь отсюда!
Иван без лишних слов подошел ближе. Сверкающий меч отразил сразу все восемь светильников-канделябров, украшавших стены конюшни. Лезвие меча выглядело устрашающе.
– Убивать пришел, – сделал вывод Дил Бронкс и тут же перестал виновато улыбаться.
– Есть за что, – мрачно заключил Гут Хлодрик. – Ну, давай, руби башку! Не жалко!
Иван подпрыгнул, полосанул по пластиконовым бинтам чуть ниже стропил – и Дил Бронкс живым мешком шмякнулся на сено.
– Промазал! – заключил Гут Хлодрик.
– Да чего ты мне голову морочишь, – заверещал во всю глотку негр. Он уже радостно скалил зубы и бешено вращал своими огромными белками. – Это же Ванюша, настоящий! Ваня, развяжи, дай я тебя поцелую!
– Настоящий?! – носорогом взревел Гут.
Иван разматывал бинт, высвобождал Дила, одновременно похлопывая его по спине и плечам, будто пытаясь убедиться, что он цел и невредим. По щекам полуседого негра текли слезы.
– Неужто вернулся?! Это чудо! – тараторил он без умолку. – Я всегда верил, что ты вернешься, Иван, я знал это точно, у меня нюх, чутье, оно меня никогда не подводит! Ну дай же я тебя обниму!
Дил Бронкс набросился на Ивана с объятиями, плача от радости и боли, сведенные руки и ноги кололо тысячами игл – еще бы, столько провисеть связанным!
– Погоди! – Иван отстранился. – Погоди немного!
Он подошел к молчаливо висящему Гуту. Поднял меч.
Но тот предупредил сразу:
– Меня лучше не освобождай, Иван!
Лицо у Гута было надутое, злое.
– А что такое? – спросил освободитель.
– Прибью!
– Кто старое помянет, тому глаз вон! – весело оскалился Дил Бронкс.
– А кто забудет, – прохрипел Гут, – тому оба долой! Он меня подставил! Ребят положил! Спроси у него – сколько душ загубил?!
Дил покорно повернулся к Ивану.
– Сколько?
– Всех, – ответил тот, – ушли кроме меня трое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108