- Кто именно?
- Этого он не сказал, капитан. А знаете, как бывает у друзей? Так что
лучше его не трогать.
- Я не верю вам...
- Это ваша забота.
Капитан ушел, а Фрида заперла дверь и повела человека-бомбу наверх, -
когда они поднимались, безмолвный буквально висел у нее на плечах, но это
ей было вовсе не тяжело. Потом она принесла пару ведер воды - туда же, в
спальню, - и принялась смачивать полотенца и обтирать ими лежащего,
распоряжаясь его обнаженным телом бесцеремонно и споро, как если бы это
было тело покойника. Безмолвный производил в точности такое впечатление.
Но Фрида старалась: из одного ведра убывала мертвая вода, в другом
плескалась живая. Затем хозяйка сменила постель и завернула безмолвного в
простыню. Умывшись живой водою, она прибрала в спальне, подумала и не ушла
в свою комнату, а присела на коврике у стены. Плотные шторы на окнах были
желты от зноя. Фрида сидела и ждала, не застонет ли безмолвный, не позовет
ли в беспамятстве свою Мэгги. Сновидение поменяло их местами, Фриду и
Мэгги, Мэгги и безмолвного, - теперь лежала в постели она, безмолвный был
рядом и, поглаживая ее волосы, шептал слова, которые были рождены для
устрашения, но страшными не казались, потому что это были его слова, о ней
и для нее." (...он был моим другом, к тому времени я уже не помнил
человеческих имен, кроме твоего и Задиры... Его тоже выворачивало
наизнанку, но он еще держался, пока не увидел старика в той деревне. Надо
было раздобыть какую-нибудь одежду и немного еды, мы знали, что снайперы
оставили деревушку, и мы вошли туда, а старик медленно подвигался нам
навстречу. Его шатало, он гневно вздымал руки - как два бамбуковых
обрезка. За что ты проклинаешь нас, - сказал ему Задира, когда мы сошлись
посреди улицы. На всю эту улицу да и на весь поселок людей было - только
мы с Задирой и разгневанный старец. И больше ни души, ни голоса... Вы хуже
прокаженных, - сказал старик и начал наступать на Нэга, а тот начал
пятиться. Это все вы настарались, - уверял старик и размахивал своими
клюками. Он был похож на общипанного вороненка, которому никак не удается
взлететь. "Люди бегут из селений, - говорил он, - люди бросают города,
дети лишаются крова, матери находят у себя в груди пустоту..." "Старик,
старик, - сказал ему Нэг, - ты посмотри на нас - ты нас видишь?" - а
старик ему: "Вижу и проклинаю!.." Задира опустил голову, и я удивился, что
он так высох за эти дни, - теперь даже голову не держит. "Старик, старик",
- сказал он и умолк потерянно. Тогда я объяснил оставшемуся, что все не
так, и нам от них ничего не нужно - немного воды и чем-нибудь прикрыться
от солнцепека. Мы не хотим, чтобы нас боялись, а если кому-то и станет
по-настоящему худо при нас - то это синим человечкам, - но старик не
понимал моих слов. Он не желал понимать, потому что нас окружали мертвые
дома; вот это он знал лучше всего остального... Нэг молча поплелся дальше,
я пошел следом. Старик нехорошо напутствовал нас, а сам плакал, как
ушибленный ребенок. Самовольно брать одежду и пищу мы не решились... Тогда
я шел и думал: почему старик остался? почему в деревне не было снайперов?
неужели всякий на месте старика сказал бы нам то же самое? Нэг не хотел
бежать, а шагом мы продвигались очень медленно. Дорога пустовала, и
остаток дня мы прошагали молча и бездумно. Потом Нэг рассудил: старик
прав, это хуже проказы, - а я вспомнил, что это называется "страхом".
Странная штука этот страх, - думал Задира и спрашивал: как ты считаешь? Я
понял - Задира топчется на самом краю, Задире привиделась огромная воронка
в степи, и как она заполнилась водою и стала озером... "А что, по-твоему,
будет с нашим хлюпиком? С кривоногим синим уродцем? - спросил я Нэга, -
озер можно сделать сколько угодно, а синие человечки будут любоваться ими
и будут шастать в своих проклятых автобусах по новым питомникам! Они
должны поучиться, как делать озера! Это будет воронка через всю нашу
вертушку - насквозь, глубже, чем самая последняя глубина, где по ночам
скрывается солнце!" - вот что говорил я Нэгу Задире, а он продолжал
упорствовать: к синим человечкам дорога ведет через новые поселки, и что
этим людям до наших воронок глубинных, если они жили и хотят оставаться
над глубиной?.. Мы не спорили, Нэг отлично понимал, в чем я сомневаюсь, и
я невольно разделял его сомнения. Мы были вместе еще два дня. Потом Нэг
сказал: "Тут никого нет, можно отоспаться. - И сказал: - Липи, однажды ты
проснешься на берегу молодого озера - окунись в него, и силы вернутся к
безмолвному..." В ту ночь наш идол лихо отплясывал в степи - при свете
исполинского факела. Дождь пригасил огонь и омыл первой водой горячее
днище нового озера...) "Послушай, Мэг, собери мне что-нибудь на ужин..."
Фрида встрепенулась.
- Что бы ты хотел, безмолвный?
- После такой голодовки я даже не знаю... А что у тебя есть?
Она стала перечислять, и безмолвный (и я) соглашался на все: мы
уставили блюдами ковер, подоконник, стол, а когда в спальне уже негде было
ступить, спустились вниз и начали накрывать столы. Запасы у Мэгги
оказались изрядные. За окнами была ночь, я попросил Мэгги, чтобы она
открыла заведение, и распахнул дверь, и начал созывать гостей. В доме
напротив кто-то выглянул в окно, и потом в меня бросили гнилой апельсин.
Мэгги увела меня с улицы, говоря, что уже поздно и ликцы спят. Я понимал,
что спят сейчас все, даже снайперы, даже их капитан, и мне хотелось их
всех разбудить. Даже снайперов, даже их капитана...
- У тебя сильные глаза, - сказала Мэгги, когда мы вдвоем уселись за
стол.
- Глаза не бывают сильными, - сказал я. - Просто одни умеют видеть, а
другие нет.
- Что же ты видишь, безмолвный?
- Да простит меня моя Мэг, - сказал я, - но мне привиделся этот
великолепный окорок. Окажите любезность, мадам, подайте-ка горчицу...
- Ты еще ни разу не улыбнулся, безмолвный, - задумчиво проговорила
Мэгги.
- Это потому, что я еще должен вспомнить кое-что, хотя и знаю, что
мне это вряд ли удастся...
- Ты говоришь об именах, которые не успел услышать?
Я отнес ее в спальню на руках. Дверь нашего дома до утра оставалась
открытой, а утром Мэгги вышла проводить меня...
- Не уходи, безмолвный, - вдруг попросила она. - Все давно
перевернулось. Тот человек наверняка сейчас возится на каком-нибудь
картофельном поле. Или торгует кастрюлями.
Все давно перевернулось, - думал я, блуждая взглядом по улице и видя,
как отпираются магазины, размахивают веерами газет мальчишки-разносчики,
как с царственной неторопливостью вершат каждодневный объезд люди с
молочными бидонами на мотороллерах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13