Не лучше ли нам вернуться в лагерь?
Не успел я ответить, как наше внимание привлек внезапно появившийся человек. Майор едва не упал в обморок. Человек бежал по откосу прямо на нас.
— Клянусь честью, это гверильяс — мексиканский партизан! — с притворным ужасом воскликнул Клейли, показывая на красный пояс, стягивающий талию незнакомца.
Майор оглянулся кругом, ища, куда бы ему спрятаться в случае стычки. Он уже пробирался бочком к тому месту, где барьер был повыше, когда незнакомец бросился к нему и, обняв его обеими руками, разразился целым потоком испанских фраз, в которых чаще всего слышалось слово gracias (благодарю).
— Что он хочет сказать всей этой «грацией»? — вскричал майор, вырываясь из рук мексиканца.
Но тот не слушал его. Увидев мою мокрую одежду, он бросил майора и обрушил все свои восторги и gracias на меня.
— Сеньор капитан, — говорил он по-испански, тиская меня, как медведь, — примите мою благодарность! Ах, сеньор! Вы спасли моих детей. Как могу я выразить вам свою признательность?!
Дальше последовал настоящий букет пышных и патетических фраз, свойственных испанскому языку. В заключение незнакомец предложил мне свой дом со всем, что в нем заключалось.
В ответ на это любезное предложение я с поклоном извинился, ибо с моей мокрой одежды вода ручьями стекала на мексиканца.
Только теперь я разглядел его. Он оказался высоким, худощавым и бледным стариком с умным, типично испанским лицом. Волосы у него были коротко подстрижены и совершенно белые, а усы — черные, с еле заметной проседью. Под черными, как агат, бровями блестели живые глаза. Одет он был в короткий белый жакет тончайшего полотна, с таким же жилетом и брюками, затянутыми по талии ярко-красным шелковым поясом. На ногах — зеленые сафьяновые ботинки, а на голове — широкополая соломенная шляпа.
Хотя такой костюм характерен для Латинской Америки, но всем своим видом и манерами старик напоминал настоящего европейского испанца.
В ответ на излияния старика я на лучшем своем испанском языке выразил сожаление по поводу страха, пережитого его дочерьми.
Мексиканец поглядел на меня с изумлением.
— Как, сеньор капитан? Судя по вашему выговору, вы иностранец?..
— Иностранец? То есть вы хотите сказать — в Мексике?
— Да, сеньор. Разве это не так?
— Ну, конечно, — ответил я с улыбкой, в свою очередь недоумевая.
— А давно вы служите в армии, сеньор капитан?
— Нет, совсем недавно.
— Как вам понравилась Мексика, сеньор?
— О, я ведь ее пока что почти совсем не видел.
— Да? Но сколько же времени вы находитесь здесь?
— Три дня. Мы высадились девятого…
— Неужели!.. Всего три дня — и уже служите в нашей армии? — проговорил испанец, и на лице его отразилось самое неподдельное удивление.
Похоже было, что со мной говорит сумасшедший.
— Вы позволите спросить вас, какова ваша национальность? — продолжал старый джентльмен.
— Национальность? Разумеется, американец…
— Американец?!
— Un Americano! (Американец!) — подтвердил я. (Мы ведь говорили по-испански.)
— Y son esos Americanos? (И они тоже американцы?) — залопотал мой новый знакомый.
— Si, senor! (Да, сеньор!)
— Каррамба! — вскричал старик, подскочив на месте. Глаза его чуть не вылезли из орбит…
— То есть, строго говоря, не вполне американцы, — добавил я. — Среди нас есть ирландцы, французы, немцы, шведы, швейцарцы. Однако вы можете считать нас всех американцами…
Но старик не слушал моих объяснений. Опомнившись от первого изумления, он повернулся и, махнув рукой, скрылся за деревьями, прокричав мне «Esperate!» (Погодите!) Солдаты, толпившиеся у бассейна, громко расхохотались. Я не пытался унять их. Испуг старика рассмешил и меня, а разговор, завязавшийся между солдатами, показался мне очень забавным. Я ясно различал слова, хотя стоял поодаль.
— Не слишком-то гостеприимен этот мексиканец, — презрительно проворчал Линкольн.
— Капитан спас ему таких славных девчонок, — поддержал Чэйн. — Следовало предложить хоть стакан вина.
— Наверно, у него в доме нет ни капли. Похоже, что место «сухое», — заметил другой ирландец.
— Во всяком случае, клетка славная, — возразил Чэйн, — и птички в ней недурные. Я даже вспомнил Типперари… Но там у нас было чего выпить! Целые реки настоящего рома.
— Боюсь, что этот малый — грили, — прошептал другой солдат, чистокровный янки из Южных Штатов.
— Что такое? — спросил ирландец.
— Как что? Грили — мексиканец, черт бы его побрал!
— Ну, еще бы! Ведь ты видел его красный пояс?
— Уж не капитанский ли это пояс? — продолжал янки. — Бьюсь об заклад, он капитан, а, возможно, и полковник…
— А что такое он прокричал, убегая?
— Не разобрал я. Что-то насчет пиратов…
— Какие мы пираты? Сам он пират! Вот возьмем да поставим его к этой самой размалеванной стенке…
— Сначала этот старик так и лез целоваться. Какая муха его укусила?
— Рауль говорит, будто он обещал подарить капитану свой дом со всей обстановкой.
— Ух, мать честная! И с девчонками в придачу?
— Понятное дело!
— Черт возьми! Будь я на месте капитана, я поймал бы его на слове.
— Это фарфор, — заметил один из солдат, указывая на барьер.
— Нет, не фарфор…
— Ну, так глазурь.
— Нет, и не глазурь!
— Так что же это такое?
— Просто крашеный камень, дурак ты этакий!
— Хорош камень! Говорю тебе, это — фарфор!
— А ты попробуй штыком…
— Трах, трах, трах, — услыхал я и, повернувшись, увидел, что солдат колотит прикладом по фарфоровому барьеру.
— Перестань! — закричал я на него.
Остряк Чэйн не преминул по этому поводу пошутить. Хоть он и говорил вполголоса, но я услыхал его замечание:
— Капитан тебе тут ничего не позволит ломать и портить: ведь он завладеет всем этим добром, когда женится на одной из этих красоток… А вот и старик! Смотри, он тащит какую-то бумагу! Так и есть, хочет расписаться, что все дарит капитану!..
Я захохотал и, оглянувшись, заметил старика, торопливо возвращавшегося к нам. В руках он держал большой лист пергамента.
— В чем дело, сеньор? — спросил я.
— No soy Mexicano — soy Espanol! (Я не мексиканец, а испанец!) — неожиданно заявил старик.
Взглянув вскользь на документ, я увидел, что это подписанный испанским консулом в Вера-Круце паспорт на имя испанского подданного дона Косме Розалес, родившегося в Испании.
— Это совершенно лишнее, сеньор Розалес! — сказал я, возвращая бумагу. — Те обстоятельства, при которых произошла наша встреча, обеспечили бы вам самое лучшее отношение с нашей стороны, будь вы даже мексиканцем. Ведь мы воюем не с мирными жителями, а с солдатами.
— Es verdad! (Конечно!) Но вы совсем вымокли, сеньор! Не голодны ли вы?
Я не мог отрицать ни того, ни другого.
— Вам следует отдохнуть, сеньоры! Не зайдете ли вы в мой дом?..
— Позвольте, сеньор, представить вам майора Блоссома, лейтенанта Клейли и лейтенанта Окса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Не успел я ответить, как наше внимание привлек внезапно появившийся человек. Майор едва не упал в обморок. Человек бежал по откосу прямо на нас.
— Клянусь честью, это гверильяс — мексиканский партизан! — с притворным ужасом воскликнул Клейли, показывая на красный пояс, стягивающий талию незнакомца.
Майор оглянулся кругом, ища, куда бы ему спрятаться в случае стычки. Он уже пробирался бочком к тому месту, где барьер был повыше, когда незнакомец бросился к нему и, обняв его обеими руками, разразился целым потоком испанских фраз, в которых чаще всего слышалось слово gracias (благодарю).
— Что он хочет сказать всей этой «грацией»? — вскричал майор, вырываясь из рук мексиканца.
Но тот не слушал его. Увидев мою мокрую одежду, он бросил майора и обрушил все свои восторги и gracias на меня.
— Сеньор капитан, — говорил он по-испански, тиская меня, как медведь, — примите мою благодарность! Ах, сеньор! Вы спасли моих детей. Как могу я выразить вам свою признательность?!
Дальше последовал настоящий букет пышных и патетических фраз, свойственных испанскому языку. В заключение незнакомец предложил мне свой дом со всем, что в нем заключалось.
В ответ на это любезное предложение я с поклоном извинился, ибо с моей мокрой одежды вода ручьями стекала на мексиканца.
Только теперь я разглядел его. Он оказался высоким, худощавым и бледным стариком с умным, типично испанским лицом. Волосы у него были коротко подстрижены и совершенно белые, а усы — черные, с еле заметной проседью. Под черными, как агат, бровями блестели живые глаза. Одет он был в короткий белый жакет тончайшего полотна, с таким же жилетом и брюками, затянутыми по талии ярко-красным шелковым поясом. На ногах — зеленые сафьяновые ботинки, а на голове — широкополая соломенная шляпа.
Хотя такой костюм характерен для Латинской Америки, но всем своим видом и манерами старик напоминал настоящего европейского испанца.
В ответ на излияния старика я на лучшем своем испанском языке выразил сожаление по поводу страха, пережитого его дочерьми.
Мексиканец поглядел на меня с изумлением.
— Как, сеньор капитан? Судя по вашему выговору, вы иностранец?..
— Иностранец? То есть вы хотите сказать — в Мексике?
— Да, сеньор. Разве это не так?
— Ну, конечно, — ответил я с улыбкой, в свою очередь недоумевая.
— А давно вы служите в армии, сеньор капитан?
— Нет, совсем недавно.
— Как вам понравилась Мексика, сеньор?
— О, я ведь ее пока что почти совсем не видел.
— Да? Но сколько же времени вы находитесь здесь?
— Три дня. Мы высадились девятого…
— Неужели!.. Всего три дня — и уже служите в нашей армии? — проговорил испанец, и на лице его отразилось самое неподдельное удивление.
Похоже было, что со мной говорит сумасшедший.
— Вы позволите спросить вас, какова ваша национальность? — продолжал старый джентльмен.
— Национальность? Разумеется, американец…
— Американец?!
— Un Americano! (Американец!) — подтвердил я. (Мы ведь говорили по-испански.)
— Y son esos Americanos? (И они тоже американцы?) — залопотал мой новый знакомый.
— Si, senor! (Да, сеньор!)
— Каррамба! — вскричал старик, подскочив на месте. Глаза его чуть не вылезли из орбит…
— То есть, строго говоря, не вполне американцы, — добавил я. — Среди нас есть ирландцы, французы, немцы, шведы, швейцарцы. Однако вы можете считать нас всех американцами…
Но старик не слушал моих объяснений. Опомнившись от первого изумления, он повернулся и, махнув рукой, скрылся за деревьями, прокричав мне «Esperate!» (Погодите!) Солдаты, толпившиеся у бассейна, громко расхохотались. Я не пытался унять их. Испуг старика рассмешил и меня, а разговор, завязавшийся между солдатами, показался мне очень забавным. Я ясно различал слова, хотя стоял поодаль.
— Не слишком-то гостеприимен этот мексиканец, — презрительно проворчал Линкольн.
— Капитан спас ему таких славных девчонок, — поддержал Чэйн. — Следовало предложить хоть стакан вина.
— Наверно, у него в доме нет ни капли. Похоже, что место «сухое», — заметил другой ирландец.
— Во всяком случае, клетка славная, — возразил Чэйн, — и птички в ней недурные. Я даже вспомнил Типперари… Но там у нас было чего выпить! Целые реки настоящего рома.
— Боюсь, что этот малый — грили, — прошептал другой солдат, чистокровный янки из Южных Штатов.
— Что такое? — спросил ирландец.
— Как что? Грили — мексиканец, черт бы его побрал!
— Ну, еще бы! Ведь ты видел его красный пояс?
— Уж не капитанский ли это пояс? — продолжал янки. — Бьюсь об заклад, он капитан, а, возможно, и полковник…
— А что такое он прокричал, убегая?
— Не разобрал я. Что-то насчет пиратов…
— Какие мы пираты? Сам он пират! Вот возьмем да поставим его к этой самой размалеванной стенке…
— Сначала этот старик так и лез целоваться. Какая муха его укусила?
— Рауль говорит, будто он обещал подарить капитану свой дом со всей обстановкой.
— Ух, мать честная! И с девчонками в придачу?
— Понятное дело!
— Черт возьми! Будь я на месте капитана, я поймал бы его на слове.
— Это фарфор, — заметил один из солдат, указывая на барьер.
— Нет, не фарфор…
— Ну, так глазурь.
— Нет, и не глазурь!
— Так что же это такое?
— Просто крашеный камень, дурак ты этакий!
— Хорош камень! Говорю тебе, это — фарфор!
— А ты попробуй штыком…
— Трах, трах, трах, — услыхал я и, повернувшись, увидел, что солдат колотит прикладом по фарфоровому барьеру.
— Перестань! — закричал я на него.
Остряк Чэйн не преминул по этому поводу пошутить. Хоть он и говорил вполголоса, но я услыхал его замечание:
— Капитан тебе тут ничего не позволит ломать и портить: ведь он завладеет всем этим добром, когда женится на одной из этих красоток… А вот и старик! Смотри, он тащит какую-то бумагу! Так и есть, хочет расписаться, что все дарит капитану!..
Я захохотал и, оглянувшись, заметил старика, торопливо возвращавшегося к нам. В руках он держал большой лист пергамента.
— В чем дело, сеньор? — спросил я.
— No soy Mexicano — soy Espanol! (Я не мексиканец, а испанец!) — неожиданно заявил старик.
Взглянув вскользь на документ, я увидел, что это подписанный испанским консулом в Вера-Круце паспорт на имя испанского подданного дона Косме Розалес, родившегося в Испании.
— Это совершенно лишнее, сеньор Розалес! — сказал я, возвращая бумагу. — Те обстоятельства, при которых произошла наша встреча, обеспечили бы вам самое лучшее отношение с нашей стороны, будь вы даже мексиканцем. Ведь мы воюем не с мирными жителями, а с солдатами.
— Es verdad! (Конечно!) Но вы совсем вымокли, сеньор! Не голодны ли вы?
Я не мог отрицать ни того, ни другого.
— Вам следует отдохнуть, сеньоры! Не зайдете ли вы в мой дом?..
— Позвольте, сеньор, представить вам майора Блоссома, лейтенанта Клейли и лейтенанта Окса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58