– У вас ресницы совсем как у девчонок! – не удержалась она.
– Да, помню, мы с сестрами в детстве спорили, у кого длиннее, и мерили их школьной линейкой.
У нее кружилась голова – от танца, от выпитого пива, от его рук, от его глаз. Шаннон была как в полусне.
– Какие удивительные глаза. – Кто-то словно говорил это вместо нее. – Я вижу их, когда сплю. И не могу не думать о вас, Мерфи. Почему так? Стараюсь – и не могу.
Внутри у него все застыло, он как будто перестал слышать. Тишина. Потом снова прорвались звуки музыки, голоса. Он ощутил свое тело и прижатое к нему другое… ее – всю, от головы до ног.
Она, вероятно, тоже не могла не почувствовать его состояние. Как он весь напрягся.
– Дорогая, – сказал он с беспомощной усмешкой, – честное слово, я делаю все, чтобы выполнить обещание, которое вам дал, но…
– Знаю. – Кажется, она произнесла это довольно громко. Но разве есть сейчас кто-то в этой комнате, помимо них двоих? И разве музыка играет не исключительно для нее и для него? – И, что касается вас, вы никогда не нарушите вашего слова, верно?
Показалось ли ему, что она искушает его, или так оно и было? Он прижал ее еще крепче. Если такое было возможно.
– Раньше за мною подобное не водилось, – ответил он на ее вопрос. – Но не вводите меня в грех. Уж не хотите ли сами, чтобы я не сдержал обещания?
– Не знаю… ничего не знаю. – Она закрыла глаза, ее голова упала ему на плечо. – Я не отвечаю за свои слова, за то, что делаю. Мне нужно сесть, подумать. Я не могу нормально думать, когда вы прикасаетесь ко мне!
Опять последние слова она почти выкрикнула, забыв, что они здесь совсем не одни.
– Вы уже сделали свое дело, Шаннон, – ответил он ей тихо. – Свели меня с ума. – Он перестал танцевать, ослабил объятия. – И я скажу вам вот что. – Он уже вывел ее из круга танцующих и шел с ней вдоль одной из стен комнаты в поисках свободного места. – Вот что я скажу. Теперь дело за вами. Я не буду ни о чем больше спрашивать вас. Ни о чем просить. И причина тут не в гордости. Просто теперь ваша очередь решать.
Да, тут не гордость – Шаннон была мысленно согласна с ним. Тут скорее честь. Такое же старинное слово, как «ухаживание». Если не старше.
– Хватит тебе увиваться за девушкой! – Толстяк О'Малли хлопнул Мерфи по плечу. – Спой что-нибудь для нас.
– Я занят, Тим.
– Совсем он не занят! – Шаннон постаралась улыбнуться как можно непринужденней. – Правда, Мерфи, спойте. Я никогда не слышала, как вы поете.
Поддерживая просьбу, она положила руку на его плечо.
– Ну, раз публика настаивает. Что бы вы хотели?
– Вашу любимую. Которая для вас больше всего значит.
– Ладно. Только не исчезайте.
– Куда же я исчезну?
В ее тоне была какая-то смиренная безнадежность. Или ему почудилось?
Мерфи отошел от нее, и вскоре рядом появилась Брианна.
– Ну, как тебе твое первое сейли? – спросила она.
– Прекрасно.
– У нас не было такого вечера с того времени, как мы поженились с Греем. А когда возвратились после нашего медового месяца, нам устроили «бейкакс».
– Это еще что такое?
– Старый ирландский обычай. Люди после наступления темноты переодеваются в разные необычные одежды и заходят к вам в дом. О, Мерфи сейчас будет петь! Интересно, какую…
– Свою самую любимую.
– Значит, «Четыре зеленых поля».
Мерфи уже начал, и все сразу стихли. Он пел в сопровождении простой свирели.
И снова Шаннон не могла не удивиться. Она и не представляла, что в этой груди, в этом горле может жить такой голос – чистый, как ручей, естественный, как небо.
Он пел песню о печали и о надежде, об утратах и о рождении вновь. И в помещении стояла тишина, как в церкви, а все глаза были устремлены на певца.
А в общем, песня была о любви – к Ирландии, к земле, к родным и близким.
Вслушиваясь в песню, Шаннон испытывала те же чувства, что и во время танца – они были даже сильнее. И главное среди них не возбуждение, нет, но приятие, согласие. И предчувствие, предвкушение. Все барьеры, построенные ею, рушились внутри нее. Они беззвучно падали и исчезали, таяли в незатейливой мелодии.
Она была побеждена его голосом. Растворена в нем. В простых, безыскусных словах баллады. Теплые радостные слезы текли по ее щекам, и она не замечала их.
Когда он закончил, никто не хлопал в ладоши. По комнате прокатился легкий гул, означавший благодарность, признательность певцу и безымянным авторам слов и музыки.
Глаза Мерфи остановились на Шаннон, после чего он сказал что-то мужчине, который подыгрывал ему на свирели. Тот кивнул, и вот зазвучала веселая плясовая мелодия. Танцы возобновились.
Она знала: он понял ее мысли, прежде чем сделал хотя бы один шаг по направлению к ней. Когда же подошел, она молча встала и взяла руку, которую он протянул.
Они не сразу смогли выйти из дома – чуть ли не каждый останавливал его и хотел поговорить. Все то время, что они выбирались наружу, Мерфи ощущал, как дрожит ее рука, и еще крепче сжимал свои пальцы.
Он повернулся к ней, когда они уже были за дверью.
– Ты уверена?
– Да, Мерфи. Но это ничего не изменит. Ты должен понять…
Он поцеловал ее. Неторопливо, ласково, настойчиво. Не выпуская ее руки из своей, обошел дом, направился в сторону конюшни.
– Сюда? – У нее расширились глаза, она испытала одновременно и смущение, и азарт. – Но ведь люди так близко! Мы не можем…
Мерфи рассмеялся.
– Игры на сене оставим для другого раза, Шаннон, любовь моя. Я возьму здесь кое-что с веревки.
– Но куда же мы идем?
Он снял два одеяла, сложил их, перекинул через руку, она вновь ощутила его пальцы на своем предплечье.
– Идем туда, откуда все началось, – просто сказал он.
Каменный круг! Сердце у нее снова гулко забилось.
– Но как? Там же, в доме, твои гости!
– Не думаю, что наше отсутствие будет замечено. – Он остановился, взглянул на нее. – Тебя это очень беспокоит?
– Нет. – Она решительно покачала головой. – Совсем не беспокоит.
Они шли через поле. Над ними светила луна – ярким ровным светом.
– Ты любила считать звезды? – вдруг спросил он.
– Не знаю. – Она подняла голову к небу. – Кажется, нет. Не пробовала. Он тихо засмеялся.
– Дело не в количестве, а в том, что это невозможно. Какое это чудо – небо, звезды, бесконечность. Когда я гляжу на тебя, у меня такое же чувство. Это – чудо.
Внезапно он схватил ее, поднял над землей и порывисто поцеловал – каким-то совсем юношеским неумелым поцелуем.
– Можешь ты представить себе, что я несу тебя по темной витой лестнице в комнату с огромной кроватью, на которой пухлые подушки и розовые простыни с кружевной оторочкой? Как в книжках.
– Мне ничего не надо представлять. – Она уткнулась лицом, губами в его шею. Внутри нарастало возбуждение. – Сегодня мне нужен только ты. И ты здесь, со мной.
– Да, здесь. – Он повернул голову, окинул взглядом темное поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82