Через какой-нибудь
месяц его авторитет признал даже первый ученик класса Борис Сойченко,
попросив посмотреть, правильно ли он решил задачу по алгебре. Домашняя
работа была действительно сложной, и только Иваницкий справился с ней...
И Спиридону стало немножко легче учиться. Поскольку он сидел с
Иваницким за одной партой, то получил право первым списывать домашнее
задание, не говоря уж о контрольных.
Как-то, возвращаясь вместе с Иваницким домой, Климунда начал
расспрашивать Омельяна о его районном городке, но тот отвечал неохотно и
перевел разговор на другое. Иваницкий не любил открываться посторонним.
Омельян и теперь, через много лет, даже в мыслях неохотно возвращался
к своему детству. Родители его жили незаметно, немилосердно экономили на
всем, держали в черном теле и своего единственного сына.
Потом Омельян понял почему: как-то ночью он подслушал их разговор. Из
соседней комнаты доносился возбужденный шепот:
- Думаешь, все забыто? А дудки! Крота когда взяли? Через пять лет.
Фраер был, фраером и остался. Пошиковать захотелось, два камушка спустил,
а на третьем и погорел.
- А если умненько? Уехать куда-нибудь, найти перекупщика...
- И не думай... Пять лет еще сиди тихо. Они дело в архив спишут, а мы
и развернемся.
Мать вдруг всхлипнула:
- Надоело прибедняться, считать копейки, делать вид, что едва
дотягиваем от получки до получки. Иметь камешки, золото - а как нищие...
- Замолчи! - В голосе отца послышалась неприкрытая угроза. -
Забудь... Только разочек взять, оно и потянется... А от людских глаз
ничего не спрячешь, новые туфли - и те заметят...
Мать зашлась сухим кашлем. Отдышавшись, тоскливо сказала:
- Помру я скоро, так хоть напоследок хотелось пошиковать.
- Сдурела! - разозлился отец. - И не думай!..
- Где прячешь золото? - вдруг спросила мать.
- А тебе зачем? Где прячу, там и лежит.
- Хотела бы знать, надежно ли?
- Не волнуйся! Сам черт средь бела дня не найдет.
- Эх, - вздохнула мать, - обидно. Кто вас тогда с Кротом на ювелирку
навел? Я навела. Ты мне мою долю отдай...
- У-у, сука!.. - прошипел отец. - Завалить хочешь? Тебе что - вышку
не дадут, а меня шлепнут. Крота шлепнули, и меня... За мной мокрое дело,
понимаешь, мокрое, они нам сторожа ни в жисть не простят.
- Не простят, - согласилась мать.
- Так сиди и не рыпайся.
Подслушанный разговор поразил Омельяна. Ему уже шел тогда пятнадцатый
год, и не понять того, о чем разговаривали родители, он не мог. Значит, он
сын бандита... Вот почему они живут как бы в стороне от всех, вот почему у
них нет ни друзей, ни хороших знакомых.
Омельян не сомкнул глаз до утра. Лежал неподвижно, уставившись в
потолок, который наискось пересекала широкая щель. Отец уже несколько раз
говорил, что надо отремонтировать дом, однако все время отговаривался тем,
что нет денег. И обещанного пальто так и не купил ему, Омельян бегает в
школу в старом, потрепанном. А от отца только и слышал - много ешь, быстро
ботинки изнашиваешь, даже на тетрадки и учебники приходится выклянчивать.
Да и сам отец три года ходит в одних сапогах - мол, ему, скромному
счетоводу "Межколхозстроя", только и хватает получки, чтоб прокормить
семью... Правда, есть у них одна действительно ценная вещь: лучший
приемник из тех, что когда-то завезли в район. Отец по вечерам слушает
передачи из-за границы, ловит всякие "голоса" и очень радуется, когда
передают что-нибудь обидное про советскую власть.
Омельян с детства привык не любить эту власть. И мать, и отец не раз
говорили, как хорошо им жилось бы, если б не революция. У деда Омельяна
было имение где-то под Могилевом, и отец радостно встретил фашистов,
надеясь, что ему вернут усадьбу, в которой до войны был открыт дом отдыха.
Но немцы устроили там госпиталь.
Омельян как-то пробовал расспросить отца, чем тот занимался во время
войны и сразу после нее, но убедительного ответа так и не получил А оно
вон что значит - бандит: с каким-то Кротом ограбили ювелирный магазин и
убили сторожа.
Омельян вспомнил, как отец учил его быть скрытным, не болтать лишнего
посторонним. И главное - не выражать своих мыслей. А потом, когда Омельян
пошел в школу, наставлял, как и что следует говорить учителям и товарищам,
как выслуживаться перед классным руководителем, донося на учеников, не
брезгуя ничем ради собственной выгоды.
"Так, сынок, - любил он повторять, - лучше дурачком прикинься, а с
дурака что возьмешь, ты же в подходящий момент всяким там умникам ножку и
подставишь..."
Учился Омельян легко и в классе пользовался авторитетом. Страдал лишь
оттого, что не мог носить такие же костюмы и ботинки, как у товарищей.
Подслушанный ночной разговор, с одной стороны, встревожил Омельяна,
но, с другой, придал некое душевное равновесие.
Встревожил, потому что Омельян хорошо сознавал, что бы случилось с
ними, если бы кто-нибудь узнал о прошлом отца. Сын бандита, у которого
руки в крови! В конце концов, он не отвечает за отцовские преступления, но
пятно все же останется... Несколько успокаивало то, что родители, как
оказалось, были весьма находчивыми людьми и переменили фамилию. Наверно,
сразу после ограбления магазина купили чужие документы и ловко
воспользовались ими. И совсем уж придало уверенности то, что у них было
золото, драгоценности. Теперь он равнодушно проходил мимо пижонов в модных
куртках, знал, что когда-нибудь он сможет приобрести все, что захочет,
когда у него будет много-много денег - ведь отец непременно поделится с
ним...
Летом умерла мать. Она месяц пролежала в больнице. Когда Омельян
приходил, мать смотрела на него грустно, словно хотела что-то сказать.
Омельян знал, что именно, но и вида не подавал, что узнал ее тайну. А мать
так и не решилась открыться сыну, умерла тихо и незаметно. Так же тихо и
незаметно отец и похоронил ее - на похоронах были только соседи и
несколько сотрудников конторы, где мать работала уборщицей.
Через месяц после смерти матери отец предложил Омельяну пойти на
заработки. "Межколхозстрою", где он работал, нужны были подсобные рабочие,
и платили там неплохо.
Омельян долго смотрел прямо в глаза отцу, взвешивал, сказать или нет
и что может из этого выйти, наконец все же произнес тихо, так, что сам
едва слышал сказанное:
- А для чего мне подрабатывать? Денег у тебя столько, что и мне еще
останется...
Они разговаривали вечером при тусклом свете маленькой электрической
лампочки, и все же Омельян заметил, как побледнел отец, потом щеки его
покрылись красными пятнами, он сжал кулаки и угрожающе спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27